Ключ от проклятой комнаты - Анна Князева

Маша бежала по скользкой брусчатке. В сумочке лежали пятьсот долларов, которые она собиралась выслать матери к празднику.

Из-за угла вышел угрюмый парень и с силой двинул ее плечом. Одновременно с этим Машу толкнули в спину и вырвали у нее сумку. Набрав в легкие воздуха, она заорала:

– Во-о-оры-ы-ы!

Грабители побежали в сторону Шмитовского проезда.

– Во-о-оры-ы-ы! – кричала Маша, чувствуя, что еще минута – и ее разорвет от натуги.

Мимо нее промелькнул крупный мужчина, он мгновенно преодолел сотню метров и у перекрестка тараном сшиб одного из грабителей. Маша тоже бежала туда, но высокие каблуки не давали набрать скорости.

Тем временем герой вернулся назад.

– Вот, – он протянул ей сумку. – Жаль, не успел набить гаду чавку. Сбежал.

– Я вас знаю? – спросила Маша.

– Михаил.

– Подожди, – она вгляделась в лицо избавителя. – Ты – охранник? Работаешь у Николая Ивановича?

– Узнала, – он улыбнулся. – Точно. Позапрошлой ночью вез тебя до дому.

– Ну, спасибо, – Маша обняла его. – Не знаю, как благодарить.

– Может, встретимся?

Она отступила назад.

– Знаешь, не могу отказать…

– Ну, так что? Послезавтра вечером я свободен.

– Хорошо. – Маша улыбнулась. – Послезавтра в шесть на этом же месте.

Глава 32

Свипер

«Во всем виноват я», – сказал итальянец, спасая Еву от неизбежного увольнения. Джакомо не подозревал, что его «вина» заключалась не в том, что Рюмина стала лысой, а в том, что Ева собралась его полюбить.

Еще неделю назад Ева Полонская еле-еле «дошаркивала» до работы. Теперь на смену ее меланхолии пришли прыгучесть и жизнелюбие.

Скандал с Рюминой удалось замять. Насте подарили парик из натуральных волос, которые были намного лучше ее собственных, и дали сертификат на бесплатное обслуживание в салонах «Саваста Фьоре».

Джакомо перешел на работу в центральный офис. В тот же день парикмахеры-стажеры уже шушукались на его счет. Любой маршрут, куда бы ни шел итальянец, заканчивался у стойки администратора. Вечером он предложил Еве свидание.

Сердце ее сладко заколотилось, внутри что-то оборвалось. Она поняла: пришло время истратить избыток чувств, образовавшийся после ухода Люсика.

Ровно в шесть Джакомо распахнул перед ней дверь. Они вышли на улицу. Ева спросила:

– Куда пойдем?

– Неподалеку есть галерея. Там выставляют рисунки Федерико Феллини.

«А Люсик бы позвал в ресторан», – подумала Ева и, словно испугавшись, что ее разочарование может передаться Джакомо, сказала:

– Отлично, значит, идем в галерею. – На самом деле она не знала, что для нее лучше.

Шагая рядом с ней, Джакомо чуть забегал вперед. Он походил на свипера, того игрока в керлинг, который бежит перед скользящим камнем и щеткой трет перед ним лед. Наконец у Евы появилась возможность повысить самооценку. Но чем больше она старалась, тем хуже у нее получалось.

Галерея располагалась в старинном доме, переходя из зала в зал, нужно было подниматься или спускаться на две-три ступени.

Джакомо замер у рисунка Феллини, на котором был изображен мужчина в лодке. Член этого «морячка» свисал за борт и доставал до самого дна.

– Здравствуй, Ева.

Она обернулась. К ней направлялась Лидия, администратор из продюсерской группы телевизионного сериала «Шелковое сердце».

– Мне так жаль, милая… Люсик – дурак. Рюмина все равно его бросит. Ей нужно делать карьеру.

– Здравствуй, Лида. Теперь это не имеет никакого значения. – Равнодушие в голосе Евы не было фальшивым. – Скажи, пожалуйста, кто мог знать, что будет в следующих сериях?

– В каком смысле? – Лидия посмотрела на Еву поверх очков, и та поняла, что слишком быстро сменила тему.

– Ну, например, кого и как убьют в сто десятой или в сто сорок восьмой серии?

– Об этом знают десятки людей… Сценаристы, продюсеры, члены съемочной группы, осветители, звукорежиссеры, актеры… – Лидия окончательно потеряла интерес к разговору. Она поправила пальцем очки и рассеянно огляделась. – Все, кто имеет хоть какое-то отношение к съемочному процессу или сценарию.

– Действительно… – Ева смутилась. – А кто пишет сценарий?

– Для этого существует целая группа. Главный человек – руководитель проекта. У него есть несколько разработчиков сюжетов. У них, в свою очередь, – сочинители диалогов. Но в нашем случае все несколько проще…

– Проще? Почему?

– Потому что фильм снимается по опубликованному роману Алана Барсова «Шелковое сердце».

– И что, сценарий в точности повторяет роман?

– Добавили несколько сюжетных линий, а так – все как в романе.

– Значит, книгу мог прочитать кто угодно?

К ним подошел Джакомо:

– Добрый вечер… Очень приятно.

Лидия тихо спросила:

– Иностранец?

Неожиданно для себя Ева представила его:

– Джакомо, мой жених. У нас скоро свадьба.

Лидия восхищенно застыла:

– Ты не теряла времени даром.

– Так вышло, – ответила Ева и, попрощавшись, оттащила Джакомо в сторону: – Прости… Прости… – торопливо зашептала она.

– За что?

– За то, что я соврала. Ляпнула сдуру.

– Ты не серьезно?

– Конечно же нет.

– Жаль, – сказал Джакомо, и Еве показалось, что он говорит правду.

Глава 33

Прощание с прошлым

Дверь захлопнулась с такой силой, что могла бы разрушить здание бизнес-центра. Из кабинета вышел Гриньков и сразу схватился за сигареты.

– Здесь не кури, – велела Лера, но знала, что Гриньков все равно закурит.

Впрочем, теперь ей было все равно. Это ее последний рабочий день в юридической конторе Шостока.

– Гадина… – Гриньков закурил сигарету.

– Что там?

– Развод Кузьмичевых. Через неделю судебное заседание. Это убьет ее…

– Кого?

– Кузьмичеву, – он затянулся. – После такого некоторые кончают с собой.

– Да ну…

– Ты не знаешь и половины всего.

Сказанное привело Леру в замешательство. Если то, о чем она знала, «тянет» только на половину, тогда все действительно скверно.

– А Леночка наша – умница, – Гриньков усмехнулся. – По-моему, она спуталась с Кузьмичевым.

– Они сейчас в кабинете?

– Тебя не было, когда он пришел. – Гриньков смерил ее взглядом. – Отлично выглядишь. Всегда хотел об этом сказать. Кстати, тебе очень идут очки. В них ты похожа на красавицу-адвокатшу из голливудского фильма.

– Не люблю очки. Чувствую себя в них неуверенно.

– Вижу, ты навострила лыжи.

– Нашла другую работу, – сказала Лера. – С завтрашнего дня увольняюсь.

– Поздравляю! – Гриньков потушил сигарету. – Наконец избавишься от этого беспредела. Скоро и я уволюсь.

– Детей еще прячут?

– Детей Евгении Кузьмичевой не видать до конца ее жизни. Саму жизнь дай бог сохранить.

– Жесть, – сказала Лера и вытряхнула из пепельницы окурок в урну. – Неужели ничего нельзя предпринять?

– Мне – нереально. Если я хоть как-то вмешаюсь – меня попрут из коллегии адвокатов.

Гриньков ушел. Из кабинета выплыла Леночка в сопровождении солидного господина. Лера и раньше видела Кузьмичева, но ей не удавалось как следует его разглядеть. Теперь терять ей нечего, и она уставилась на него, не стесняясь.

Жидкие волосы, выпуклые глаза, тонкогубый, как щель, рот. Его живот смахивал на переброшенный со спины рюкзак.

«Водяной из мультика про Забаву», – подумала Лера и улыбнулась.

Одной рукой Леночка вцепилась в рукав Кузьмичева, другой держала портфель Шостока.

– Я видела твое заявление, но не подписала его, – сказала она Лере.

– Завтра меня ждут на новой работе.

Леночка швырнула на стол портфель:

– Разберешь, тогда подпишу.

Лера открыла портфель и заглянула в него.

– Да здесь работы на несколько дней. Просмотреть бумаги, зарегистрировать, разнести по делам.

– А ты постарайся.

Парочка удалилась. Лера взглянула на часы: рабочий день кончился, но только не для нее. Вывалив из портфеля все документы, она углубилась в работу.

Закончила Лера в одиннадцать. Каждая бумага нашла свое место. Опустошенный портфель улегся на полку шкафа.

Лера надела пальто. От того, что эти минуты ее пребывания в конторе были последними, стало немного грустно. Оглядев с порога приемную, она вздохнула и, выключив свет, заперла за собой дверь.

Лера не торопясь пошла к месту, где утром припарковала машину, на этот раз достаточно далеко – во дворе жилого квартала.

Вдыхая морозный воздух, она подняла голову. Где-то в западной части Москвы устроили салют. В темном небе над крышами рассыпались искристые хризантемы. Лера взгрустнула. Ради нее никогда не устраивали салютов.

Только теперь, шагая по безлюдной дороге, она ощутила, как сильно устала за день. В груди шевельнулась жалость к себе. Такое случалось и раньше, однако Лера научилась владеть собой. На людях старалась казаться сильной, в одиночестве плакала, понимая, что и слезам иногда нужно давать волю.