Барон и рыбы - Петер Маргинтер

— Весьма надеюсь, что вы все-таки не обжора!

— У «Лягушки с фонарем» тощие окорока, — извинился он и потер щеку. — Кроме того, пора обедать, а я очень привержен регулярным приемам пищи. Пойдемте! Я с животным наслаждением предамся занятию, которое вы, как мне кажется, по праву презираете.

Теано молча повернулась и пошла вперед. Когда Симон спросил, как происходила ликвидация цирка, она все же снизошла до рассказа. Грустная история о чистокровных лошадях, которые теперь развозят молоко в Страсбурге, о китайском жонглере, преемнике Ву Цы, ставшем в Париже мозольным оператором, и о веселых фургончиках, осевших на каких-то садовых участках. Теано с мрачным удовлетворением рассказывала, а Симон прерывал, только чтобы еще раз поразиться ее предусмотрительности и посочувствовать горькой доле наследства директора Вагеншрота.

Прошло не более четверти часа, как они свернули с Променада на узкую тропку, пробрались сквозь густые, уже начавшие желтеть кусты и бочком спустились по крутой поляне. Внизу путь к ровному дну долины, поросшему жестким, как проволока, невысоким кустарником, им преградила заросшая канава.

Симон одним прыжком перемахнул через отливающую зеленью воду, потом обернулся назад, собираясь подать руку Теано.

— Спасибо, я сама.

Теано прыгнула, поскользнулась на рыхлом берегу и плюхнулась в канаву, почти до колен уйдя в грязь. Молча улыбнувшись, Симон протянул ей так непредусмотрительно отвергнутую руку.

— Минутку — башмак утонул.

Потом она со смехом вылезла к нему. Черно-коричневые носки из грязи достигали подола юбки, грязь медленно стекала по голым ногам, украшая их абстрактными узорами.

— Превосходно, — оценил их Симон, поддерживая ее, чтобы она смогла снять и вытряхнуть второй башмак. Не отпуская его руки, она подхватила башмаки и нерешительно попробовала босой ногой бурую сухую землю между кустов.

— Очень колко? — сочувственно спросил Симон.

— Ничего. Да тут недалеко.

Она потащила Симона за собой.

— Понести вас?

— Вот этого вам только и не хватало!

Осторожно шагая, они добрались до пыльного проселка, приведшего к заросшей кустами впадине. Из примитивного каменного желоба в каменную чашу бил прозрачный родник.

— Попробуйте, — предложила она. — Отличная холодная углекислая вода, льющаяся в древнеримский саркофаг. Тетя часто посылает сюда слугу с бутылками. Надеюсь, она утолит ваш аппетит, а то мне хотелось бы подняться с вами к развалинам.

— К каким развалинам?

— Старые руины, я каждый день смотрю на них из окна.

Симон подставил руку под тонкую струйку, бившую из желоба, наклонился и поднес вскипающую пузырьками воду к губам. Теано взобралась на край саркофага и опустила в воду покрывшиеся коричневой коркой ноги, потом сорвала пучок сухой травы и вытерла туфли.

— Отвратительная грязь!

— Но вода и впрямь как из бутылки, — похвалил Симон. — Я сыт.

— Тогда можно подниматься.

Состроив гримаску, Теано надела мокрые туфли. Они поднимались по истертым каменным ступеням сквозь заросли ежевики и папоротников, иногда пересекая солнечные островки, поросшие мягкой муравой, а под конец карабкались по настоящей козьей тропе. Было жарко: низкие кусты — плохая защита от солнца, палившего с безоблачного неба. Симон снял пиджак, потом развязал галстук и наконец расстегнул воротник рубашки.

— А вам к лицу немного потрудиться, — благосклонно заметила Теано.

Наконец они увидели серую стену, от жары воздух над ней струился и тек. Ее пересекала зияющая трещина. К стене пришлось пробираться сквозь густой орешник, спотыкаясь о заросшие крапивой кучи камней и штукатурки. «Только после вас», — воспитанно произнес Симон, пропуская Теано под свежую зеленую сень. Теано иронически присела и первой нырнула в заросли лопухов, скрывавших излюбленную улитками влажную землю. Стены заросли бархатным мхом, а под камнями, которые они сдвигали при ходьбе, кишели мокрицы и анемичные черви. Сквозь квадратный оконный проем они забрались в покой, над которым еще вздымались стропила свода, прошли засыпанные мусором, лишившиеся кровли комнаты, в которых уже выросли деревья, а в сорной траве шуршали невидимые зверьки. Время от времени Теано вопросительно оглядывалась на Симона, но тот только весело кивал в ответ.

Неожиданно они оказались в обходной галерее, идущей вокруг внутреннего двора. Изъеденные зеленью колонны, то просто гладкие, то вздутые и завивающиеся спиралью, то украшенные грубым орнаментом, покоились на расплющенных, переплетшихся друг с другом каменных животных или на спинах согбенных и лежащих ниц не то людей, не то демонов, глядевших иссыпавшимися глазами-пуговицами на провалившийся колодец посреди двора. Из него вытекал ручеек, переливавшийся через край там, где он за долгие годы выгладил впадину, бежавший по плитам двора и заливавший часть галереи.

— Как чудесно! — вскричал Симон в восторге.

— Да вы романтик, — поддразнила Теано.

Несмотря на гранитных демонов, вся таинственность вдруг улетучилась.

Двор был так велик, что солнца не могли заслонить даже остатки стен над сводами. Рядом с колодцем, уйдя одним краем в землю, лежала в высокой траве большая каменная, белая как кость, плита, на которой сохранились стершиеся очертания креста и вившейся по краю надписи. Симон провел пальцем по стершимся буквам, но получавшиеся слова были бессмысленными, а Теано вытянулась на теплой плите, сунула под голову свернутый пиджак Симона и закрыла глаза. Вскоре Симон отказался от попыток расшифровать надпись и прилег рядом с ней. Сквозь веки он видел алое пылающее солнце, от воды тянуло прохладой.

Устраиваясь поудобнее, Симон задел руку Теано, лежавшую на камне рядом с его рукой. Рука не двинулась. Теано и пальцем не шевельнула в знак того, что почувствовала его прикосновение. Тогда Симонова рука спокойно накрыла узкое запястье, охваченное погнутым серебряным браслетом, поднесенным, по ее словам, Ву Цы. С тех пор, по-видимому, она увлекается китайцами куда больше, чем секретарями из Вены. Ласковые мужчины с длинными шелковыми рукавами. Симон не торопился. Браслет под его рукой согрелся и стал таким же влажным, как и мягкая кожа, над которым он выгибался мостиком. Симон принялся воображать, что это не браслет, а контакт, по которому течет ток, а сам он не Симон, а генератор. Теано же — лягушачья лапка, изо всех сил старающаяся не дергаться от импульсов психической энергии. Только ресницы вздрагивали, но, наверное, от солнца.

Симон размышлял: хочет ли она, чтобы я взял всю инициативу на себя? С такой занозой это вполне вероятно. Или же она еще не разобралась в себе? Она ведь не сбросила мою руку, а я этого ждал, но и свою не убрала. Она прикидывается мертвым жучком, хотя точно знает, что и я об этом точно знаю: значит, ей хочется, чтобы с ней обошлись, как с мертвым жучком. Я принимаю игру. Если большой зверь находит мертвого жучка, он тронет его пару раз лапой, обнюхает, а потом идет своей дорогой. Конечно, есть звери, которые едят дохлых жуков, но это стервятники. Гиены. Некрофилы. Так или иначе, пора за обнюхивание.

Симон выпустил руку, приподнялся и подогнул ноги. Тень его головы упала на неподвижное лицо Теано. Невысокие холмики ее грудей и слегка впалый живот спокойно поднимались и опускались. Симон осторожно склонился над ней, пока не услышал ее дыхание и не почувствовал тепло ее загорелой кожи. От его ласкового внимания не укрылось ни малейшей подробности, от смелого изгиба самого кончика носа до тщательно запудренного прыщика на виске. Чтобы ускорить дело, Симон тихонечко подул ей на щеку, полагая это вполне допустимым. Но жучок испугался и открыл глаза.

— Нет, Симон, нет! Я не хочу! — сдавленно проговорила она, оттолкнула его и села.

— Почему? — дружелюбно спросил Симон.

— Не хочу — и все.

— А что я такого сделал?

Она зло поглядела на него и пожала плечами.

— Вы назвали меня Симон. Предлагаю продолжать в том же духе. Если позволишь, я стану звать тебя Теано, без «мадемуазель».

Он отодвинулся на край плиты и поправил штанину.

— Я не против, — великодушно отвечала она. — Но не вздумай приставать ко мне с тем, что я еще не решила.

— Значит, мне никогда больше нельзя будет дуть на тебя? При сложившихся обстоятельствах я могу и не торопиться.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: из-за этой поющей рыбы наш отъезд откладывается на неопределенное время. Без лицензии барон не может отправиться в пещеры, а лицензия нужна совсем особенная, ее может выдать только губернатор. Уж я-то знаю, как медленно мелют эти мельницы. Пойдем!

Они еще раз обошли галерею с гротескными фигурами. Перед двумя слившимися в судорожном объятии чудищами Теано остановилась и в задумчивости постучала носком башмака по выветрившемуся каменному заду.