КВН раскрывает секреты - Е. Гальперина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец начинают входить испытуемые.
Легендарный экзамен по сопромату блекнет перед градом перекрестных вопросов, которыми члены комиссии осыпают будущих защитников институтской чести.
По истечении пятого часа, после бурных дебатов, большинством в один голос была одобрена кандидатура одиннадцатого участника команды.
Еще через час был принят приказ ректора. Он гласил:
ПРИКАЗ № 171/УИдя навстречу пожеланию студентов и сотрудников, приказываю:
§ 1. Создать при Научном студенческом обществе секцию КВН.
§ 2. Организовать команду КВН в составе, утвержденном конкурсной комиссией (список прилагается).
§ 3. Назначить капитаном команды студента VI курса тов. Э. Р. Удицкого.
§ 4. Художественное руководство деятельностью команды возложить на заведующего хозяйственной частью тов. Костоломова.
§ 5. Об исполнении доложить.
Ведущие. Так, или приблизительно так, рисовалось магическое посвящение в члены Клуба веселых и находчивых нашим коллегам Кириллу Иванову, Игорю Когану и Юрию Попову в те далекие времена, когда они просто сидели у телевизора и были обычными зрителями.
А как это было на самом деле?
Глава VIII
СТРАНИЦЫ ИЗ МЕМУАРОВ
Кирилла Иванова, Игоря Когана и Юрия Попова в бытность оных членами команды Московского физико-технического института, победителями первенства КВН-62, авторами нашего клуба, ныне…
Однажды после очередной передачи Клуба веселых и находчивых, когда мы были еще просто телезрителями, кому-то пришла в голову мысль:
— А не попробовать ли и нам свои силы?
Эта мысль, поначалу показавшаяся невероятной, со временем окрепла. А почему бы ей было не окрепнуть?
Но как поступить практически? Написать в редакцию? Ну, кто там это письмо будет читать?! Им небось по сотне писем в день приходит; прочтут парочку, а остальные — в корзину. То, что в каждой редакции обязательно есть большая корзина, в которой находят последнее пристанище плоды столь распространенного ныне племени непризнанных гениев и менее многочисленной, но еще более плодовитой секты графоманов, — это мы хорошо знали.
Позвонить по телефону? Ну, кто с нами станет разговаривать! Им небось каждый час по сотне таких звонят… А ведь бросить трубку еще легче, чем письмо в корзину.
А все-таки? И мы позвонили.
Действительность, как говорится, превзошла все наши ожидания. Или, правильнее сказать, опрокинула все наши представления.
Нас выслушали. Более того, нам предложили принять участие в очередном состязании. Через десять дней. Сгоряча мы даже не сообразили, какой это мизерный срок. Наверно, если бы нам предложили выступить завтра, мы бы с радостью согласились.
Это было невероятно. Но это было.
И вот телефоны трубят большой сбор. По «пионерской цепочке» экстренно собираются человек пятнадцать, знакомых друг с другом по совместной работе над капустниками, стенгазетами, по участию в самодеятельном Малом театре смеха. Наступает день, когда мы все вместе подходим к воротам, за которыми высится знакомая ажурная башня Московского телецентра.
Первое посещение телевидения — как первое причастие. Мало кто знает теперь, что это такое, но так уж принято говорить и особенно — писать.
Шуховская башня, которую можно потрогать рукой, — так она близко; кучи всевозможного разнокалиберного деревянного хлама — декораций, размалеванных задников и прочего загадочного реквизита; деловитые молодые люди, снующие по этажам; наконец, непрерывное ожидание того, что вот сейчас из-за угла выйдет Леонтьева, а в буфете можно оказаться за одним столиком с «самим» Балашовым, — все это приводит нас в состояние некоторой экзальтации, заставляет быстро и много говорить и преувеличенно громко смеяться.
Но в комнату редакции мы входим присмиревшие, сбившись в кучу, чтобы — как в песне — друг друга чувствовать плечо.
Потом, много позже, когда мы станем на студии «своими» людьми, мы будем ругаться с вахтерами, равнодушно пробегать мимо знакомых штабелей раскрашенной фанеры — бывших «дворцов» и «хижин», на ходу бросать деловитым мальчикам традиционное «Здорово, старики!». И никого уже не удивит Леонтьева, стоящая в общей очереди в буфете, потому что именно здесь понимаешь, что диктор — это не плоское черно-белое изображение, а живой человек, который «в свободное от передачи время» может проголодаться. А о том, чтобы потрогать Шуховскую башню рукой, не может быть и речи, потому что она находится за высокой изгородью.
Но в то первое посещение все воспринималось как нечто необыкновенное, даже необычайное. Одухотворенные, выходим мы из студии и тут же решаем немедленно приступить к работе над домашним заданием. Собственно, это и было основной целью нашего посещения — выяснить, что от нас хотят.
Табло: «Микрофон включен!»
Ю. П. Мне бы хотелось напомнить авторам мемуаров, как это было… Я ни в коей мере не хочу упрекать их в неточности. Но один и тот же факт по-разному смотрится с разных сторон.
До КВН осталось 17 днейРабочий день уже закончен, но в редакции, как говорится, дым коромыслом. В сборе все, кто готовит очередное заседание Клуба веселых и находчивых.
Главный редактор прислушивается к разговору режиссера и автора, пока мирно сидящих за низким круглым столиком. Редактор жарко спорит с кем-то по телефону. Автор с портфелем лихорадочно листает блокнот. Автор в очках пока безмолвствует. Ждут команду физиков — сегодня они в первый раз являются на студию.
Тихий стук в дверь.
— Можно?
— Можно!
— Здравствуйте. Мы физики.
Физиков одиннадцать.
— Ну и как же вы надумали участвовать в КВН? — спрашивает главный редактор, дождавшись, пока все рассядутся по местам.
— Да очень просто! — не спеша «уточняет» черноволосый любезный молодой человек. — Сидим мы как-то раз перед телевизором — я и мой младший брат. Передавали КВН. «Саша, — спрашивает меня брат, — а почему ваши ребята не играют в КВН? Сыграли бы хоть разочек!» — «Что ж, — говорю, — сыграть можно»… Ну… и вот мы здесь!
— Учтите, противник у вас не слабый… Химики — народ интересный, своеобразный… — предупреждает редактор.
— Каждый человек, — перебивает его еще один физик, коренастый и круглоголовый, — оригинален хотя бы в одном, в чихании.
— Кто это сказал? — впивается в него взглядом главный редактор.
— Жан Поль Рихтер, немецкий философ, — не отводя взгляда, произносит круглоголовый.
— А как химики переделывали планету? — не унимается редактор.
— Мы бы тоже переделали не хуже! И Сочи в каждом уголке Земли сделали!
— И из подберезовиков вывели бы надберезовики!
— И вообще у нас есть целая поэма…
Автор с портфелем отрывается от блокнота.
— Польские ученые нашли способ извлекать солнечную энергию из огурцов. Вы физики. Придумайте свой способ…
Молчание длится недолго. В разговор вступает высокий юноша с длинными и прямыми, как у Олега Попова, соломенными волосами.
— Допустим, у нас есть ветряная мельница. Я беру огурец и швыряю его в крыло мельницы. Потом второй — бац! Мельница уже завертелась. Я еще — бац!
— Замри! — говорит кто-то в другом углу, и над головами взметается мгновенно сделанный одним из претендентов шарж на изобретателя.
— Может, не научно? — спрашивает смущенно юноша.
— Старик! — говорит автор с портфелем. — Это же интереснее науки. Это уже КВН!
ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕМУАРОВ
Пятница, восемь вечера. Сверчков переулок, второй дом от угла… День, час и место встречи уточнены.
Хозяин квартиры срочно надевает чехлы на мебель и убирает подальше хрупкие вещи. Затем выпроваживает протестующих домочадцев и удивляет продавцов соседнего магазина, закупая кофе в количестве, достаточном для проведения пяти «голубых огоньков» с участием хора имени Пятницкого.
Через час у плиты разгораются жаркие споры о преимуществах кофе по-турецки, по-варшавски, по-венски, с мороженым, со взбитыми сливками, с мороженым и взбитыми сливками, подкрепляемые литературными цитатами и ссылками на личный опыт. Необычное единодушие встречает классический кофе с коньяком, но… стипендия уже далеко и еще не скоро.
Под аккомпанемент этих лирико-гастрономических дискуссий, которые составили бы честь любому слету работников Общепита, в большой суповой кастрюле закипает черный, как гуталин, кофе, приготовленный старым дедовским способом…
Вечер вступает в новую фазу: щедро разлитый в большие чайные чашки кофе распространяет аромат предэкзаменационной ночи, баранки весело похрустывают на жерновах зубов. Кто-то несмело вспоминает о причине сбора.