Земля недоступности - Николай Шпанов

На другой год пришел наш параход. А только купца нет. И начальник иной. Чудные штуки говаривать стал. Купца, кажит, николи не будя. Попов тоже не будя. Сами у себя промыс, кажит, скупайте — в артель собирайте. На артель все товары с большой земли посылать станем. Менку на промыс сделаем.

— Какую, кажим, цену давать станешь?

— Какую вам надо штоб кушать и жить, — кажит.

Такось чудной парень пришел. Кажит, начальник он.

Большую бумагу с печаткой являет. Наши русаки бумагу читали, печатку обсмотрели — правильная, кажут, бумага.

Первый год ходил тот начальник, менку делал. Товар давал. Велел норведцам промыс не сдавать. Казал, на Руси другой год царя нету. На заместо царя кимитет сел. Какой человек этот кимитет — мы не понимали. Начальник казал, большевик — кимитет. Какой человек большевик — мы не знали. С большевиком менки николи не имели. Большевик на Новая земля николи не хаживал. Начальник, кажит, большевиков многа — я сам, кажит, большевик. Я казал начальнику — Илька большевик станет, коли без попа жить можна. «Можна», — казит. «А кушать большевик давает?» — «Давает», — казит. «Кушать, — казит, — давает всяким, кто работать промыс хочет. Если работаешь, промыс сдаешь — кусай. Коли не работаешь — помирай». Та чудной: начальник, а сам вроде как промыслом ходит.

Зачали мы артель делать. В артели одним самоедам не можно работать, есь работа, что самоедин делать не может. Стали русаков зазывать, а русаки свою артель делать хочут. Сперва кажный сам собою промыс делал. Потом все — таки русаки с самоединами работать стали. Дела лучше пошли. А тут в это время стали совет свой новоземельный делать. И Тыко Вылку председателем собирали. Он большой мужик. Даром што самоедин. Стал самоедин свой совет делать. Ницево, коли русаки помогали, выходило.

А тут в артели нашей председатель помер. Антошка Колпаков — русак был. Наси ребята русаки говорят: «Артель наша многа самоедского люду имеет. Новая земля тоже — самоедская земля. Нужно, чтобы председатель самоедской тоже был». Стали сбирать председателя. Меня сбирали. Боязно было по первому делу. А потом ничево — пошло. Сколько годов я, Михайло, ноне ужо председателем — то?

— Я так располагаю, што верно третий пошел.

— Вот и я кажу, третий год пошел, как я председатель, — самодовольно улыбнулся Илья, — третий год все кажу своим ребятам: «Водку пить не надо, парни. Водка враг наш». Ребята помалу отвыкать стали. Только теперь надо председателя нашего Илью Вылку от водки отвадить. Сей есь самое трудное дело. Ты как думаешь, Михайло?

Михайло безнадежно махнул рукой.

— Ты, Илюшка, сей год пить бросить — то обещал, а вот все не бросаешь. Гляди — кось, сопьешься, парень. А вы, земляк, уж извиняйте, — повернулся он к Оленных.

Но, взглянув на земляка, сразу осекся. Радист сидел, обхватив голову руками, уставившись широко раскрытыми глазами в одну точку. Из — под набухших век по щеке растекалась капельками слеза. Михайло заерзал:

— Вы што ж это, землячок?

Оленных вздрогнул и поглядел на собеседников.

— Так, некоторая глупость… Впрочем, может и не глупость. Какая уж это Рассея, ваша Новая земля, а ведь вот, глядите, какую мокрость развел. Свое дело все — таки это все, родное. Ведь ничегошеньки — то мы о Рассей не знаем… А хочется знать, что ни скажете. Ведь не немцы же мы…

— Eriedrich, wo bist du?! — раздалось за переборкой.

Оленных вскочил.

— Видите, Фридрих я, а хочу быть Федором.

— Ин ладна, Федя, — примирительно шепнул Михайло, — еще потолкуем. А сичас извиняйте, надо собачек поглядеть… Эй, Илья! Ишь, нагрузился, собачий сын… Эй, председатель, дойдем до собак поглядеть.

— Собак, как не смотреть, можно смотреть… — встрепенулся Вылка и вместе с Михайлой пошел в тускло освещенный проход, где к нависшим кружевам металлических балок были привязаны свернувшиеся калачиком и грудившиеся друг к дружке собаки.

6. ЗАГАДКА ЗАРСЕНА

В кабине сидели двое. Молодой хозяин кабины — второй штурман воздушного корабля — Освальд Мюллер и первый штурман Гисер — Зарсен. Дружеская беседа длилась уже почти час. Зарсен частенько вынимал из кармана бутылку и подливал в рюмки. Бутылка опустела; Зарсен сходил за второй. Мюллер быстро пьянел. Язык уже плохо слушался. Но он пил, стараясь не отставать от Зарсена, точно не замечая своего опьянения. Только на момент, когда он сделал было попытку встать со стула, в глазах его мелькнуло сознание. Но было уже поздно. Большие голубые глаза быстро соловели, и скоро Зарсен оказал собутыльнику последнюю услугу, уложив его в койку. Коснеющим языком тот пытался протестовать. Уверял, что он должен отстоять свою вахту и чувствует себя хорошо. Но застыл на полуслове с открытым ртом.

Зарсен потушил свет и, заперев за собою дверь, вышел из кабины. Пройдя к себе, он долго поливал голову холодной водой и тер одеколоном виски. Сунул в карман старательно сложенную карту и пошел в главную гондолу. Здесь вахта уже. сменилась. Только вахтенный штурман ждал еще непришедшего ему на смену Мюллера.

— Зарсен, почему вы? Меня сменяет ведь Мюллер.

— Мюллеру очень нездоровится, и я обещал простоять за него эту вахту.

Штурману было все равно, кому сдавать вахту. Через пять минут, пожав руку Зарсену, он покинул рубку.

Зарсен прошел в карточную и быстро заменил разложенную на столе карту своей.

Заслышав деревянные шаги в проходе, Зарсен с непринужденным видом уселся около стола и занялся вычислениями. В спину его кольнули строгие глаза Литке.

— Почему Мюллера нет на вахте?

— Он болен и просил его не тревожить.

— Об этом первым должен знать я. Без моего разрешения не может происходить замена вахтенных начальников.

— Я принимаю на себя вину в том, что не поставил вас об этом в известность.

Литке, уходя, зло передернул плечами:

— Вы, господин Зарсен, не обязаны стоять за Мюллера, с половины вахты я вас сменю.

— Я обещал Мюллеру и простою за него всю вахту, пожалуйста не беспокойтесь, — твердо отрубил Зарсен.

Переждав с четверть часа, он вышел в рубку. Медленно, как бы невзначай, подошел к рулевому, стоявшему на штурвале рулей направления. Проверил по компасу курс, справился со своей картой.

— У вас, Штокман, ошибка. Возьмите влево до пятнадцати градусов.

— Но ведь это на много к норду от курса.

— Нет, это будет верно, Штокман.

— Есть.

Штокман неохотно переложил рули.

Через полчаса Зарсен дал поправку еще на несколько градусов к норду.

Сидя за столом карточной, Зарсен внимательно изучал по приборной доске работу моторов. Машины работали, как и было заведено — на экономических оборотах. То есть треть мощности еще оставалась в резерве. Зарсену очень хотелось прибавить оборотов, чтобы быть уверенным в том, что за его вахту удастся достичь нужной ему точки. Он долго колебался. Однако, справившись со скоростью и направлением ветра, говоривших о наличии изрядного сноса с курса и значительном понижении действительной скорости корабля, Зарсен решительно включился на аппарат главного вахтенного механика: