7 лучших историй для мальчиков - Вальтер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он бросает нас на произвол судьбы! – воскликнул он, видя, что Талькав собирает поводья, как человек, готовящийся вспрыгнуть в седло.
– Талькав? Никогда! – сказал Роберт.
И действительно, индеец собирался не бросить друзей, а спасти их ценой своей жизни.
Таука была оседлана: она грызла удила и нетерпеливо прыгала на месте; глаза ее, полные огня, метали молнии. Лошадь поняла хозяина. В тот момент, когда индеец, уцепившись за гриву, собирался вскочить на коня, Гленарван судорожным движением схватил его за руку.
– Ты уезжаешь? – спросил он, указывая на покинутую волками часть равнины.
– Да, – ответил индеец, понявший жест Гленарвана. Затем он добавил по-испански: – Таука– хорошая лошадь! Быстроногая! Увлечет за собой волков.
– Ах, Талькав! – воскликнул Гленарван.
– Скорей, скорей! – торопил индеец.
– Роберт! Мальчик мой! Ты слышишь? – сказал Гленарван Роберту дрожащим от волнения голосом – Он хочет пожертвовать собой ради нас! Хочет умчаться в пампасы, чтобы, навлекши на себя ярость волков, отвлечь их от нас!
– Друг Талькав! – крикнул Роберт, бросаясь к ногам патагонца. – Друг Талькав, не покидай нас!
– Нет, он нас не покинет, – уверял Гленарван и, обернувшись к индейцу, прибавил: – Едем вместе!
Он указал на обезумевших от страха лошадей, жавшихся к столбам частокола.
– Нет, – возразил индеец, понявший его намерение. – Плохие лошади. Перепуганные… Таука – хороший конь!
– Ну что же, пусть будет так, – сказал Гленарван. – Талькав не покинет тебя, Роберт. Он показал мне, что я должен сделать. Мне надо ехать, ему – остаться с тобой!
И, схватив за уздечку Тауку, он объявил:
– Поеду я!
– Нет, – спокойно ответил патагонец.
– Говорю тебе, что я поеду! – крикнул Гленарван, вырывая из рук Талькава повод. – А ты спасай мальчика! Доверяю тебе его, Талькав!
Гленарван в своем возбуждении перемешивал испанские слова с английскими. Но что значит язык! В такие грозные мгновения все выражается жестами, и люди сразу понимают друг друга.
Но Талькав настаивал на своем, спор затягивался, а опасность с секунды на секунду все возрастала. Изгрызенные колья частокола уже начинали уступать натиску волков.
Ни Гленарван, ни Талькав не хотели уступать друг другу. Индеец увлек Гленарвана ко входу в загон; он показывал ему на освобожденную от волков равнину. Своей страстной речью он стремился заставить понять Гленарвана, что нельзя терять ни секунды, что в случае неудачи в наибольшей опасности окажутся оставшиеся; наконец, что он один достаточно знает Тауку, чтобы использовать для общего спасения изумительное проворство и быстроту ее бега. Но Гленарван в ослеплении упорствовал: он во что бы то ни стало хотел пожертвовать собой.
Вдруг что-то с силой оттолкнуло его. Таука прыгала, взвивалась на дыбы и вдруг, рванувшись вперед, перелетела через огненную преграду и лежавшие за ней трупы волков.
В ту же минуту донесся детский голос:
– Прощайте!
И перед глазами Гленарвана и Талькава промелькнула фигурка Роберта, вцепившегося в гриву Тауки, – промелькнула и исчезла во мраке.
– Роберт! Несчастный! – крикнул Гленарван.
Но этого крика не расслышал даже индеец: раздался ужасающий вой. Красные волки, бросившись по следам ускакавшей лошади, мчались с невероятной быстротой на запад.
Талькав и Гленарван выбежали из рамады. На равнине уже снова водворилась тишина; лишь вдали среди ночного мрака смутно ускользала какая-то волнообразная линия.
Подавленный, ломая в отчаянии руки, Гленарван упал на землю. Он поднял глаза на Талькава. Тот улыбался со свойственным ему спокойствием.
– Таука – хорошая лошадь! Храбрый мальчик! Спасется… – повторял патагонец, подкрепляя слова кивками головы.
– А если он упадет? – сказал Гленарван.
– Не упадет!
Несмотря на эту уверенность Талькава, несчастный Гленарван провел ночь в страшной тревоге. Он даже не думал о том, что с исчезновением стаи волков для него исчезла и опасность. Он хотел скакать на поиски Роберта. Индеец не пустил его и дал ему понять, что с их лошадьми догнать Роберта немыслимо, что Таука, конечно, опередила своих врагов и найти ее среди темноты невозможно. Словом, по его убеждению, надо было ждать рассвета и только тогда броситься на поиски Роберта.
В четыре часа утра стала заниматься заря. Сгустившийся у горизонта туман вскоре окрасился бледным золотом.
Прозрачная роса пала на равнину, и утренний ветерок закачал ее высокие травы. Пришло время отправляться.
– В дорогу! – сказал индеец.
Гленарван молча вскочил на лошадь Роберта. Вскоре наши два всадника неслись галопом к западу, придерживаясь прямой линии, от которой не должен был отклоняться и второй отряд.
В течение часа они мчались с бешеной быстротой, ища глазами Роберта и на каждом шагу боясь увидеть его окровавленный труп. Гленарван немилосердно всаживал шпоры в бока своей лошади. Вдруг послышались ружейные выстрелы, раздававшиеся через определенные промежутки времени, как это обыкновенно делается при сигнализации.
– Это они! – воскликнул Гленарван.
Оба всадника еще быстрее погнали своих лошадей. Несколько минут спустя они соединились с отрядом Паганеля. У Гленарвана вырвался крик: Роберт был здесь, живой и невредимый, верхом на великолепной Тауке! Лошадь радостно заржала, завидев своего хозяина.
– Ах, мальчик мой, мальчик! – с невыразимой нежностью воскликнул Гленарван.
И они с Робертом, соскочив с лошадей, бросились на шею друг другу.
Затем наступила очередь индейца прижать к своей груди мужественного сына капитана Гранта.
– Он жив! Он жив! – восклицал Гленарван.
– Да, – ответил Роберт: – благодаря Тауке!
Но еще до того, как индеец услышал эти полные признательности слова, он уже начал благодарить своего коня: говорил с ним, целовал его, словно в жилах этого благородного животного текла человеческая кровь.
Затем Талькав повернулся к Паганелю.
– Храбрец! – сказал он, указывая на Роберта. И, пользуясь индейской метафорой для выражения отваги, добавил: – Шпоры его не дрогнули.
– Скажи, дитя мое, почему ты не дал ни мне, ни Талькаву сделать эту последнюю попытку спасти тебя? – спросил Гленарван, обнимая Роберта.
– Сэр, – ответил мальчик, и в голосе его звучала горячая благодарность, – разве не моя была очередь пожертвовать собой? Талькав уже раз спас мне жизнь, а вы спасете жизнь моего отца!
Глава XX
Аргентинские равнины
Как ни радостна была встреча, но после первых же излияний все бывшие в отряде Паганеля, за исключением, быть может, одного майора Мак-Наббса, почувствовали, что они умирают от жажды. К счастью, Гуамини протекала невдалеке, и путешественники немедленно двинулись в дальнейший путь. В семь часов утра маленький отряд достиг загона. При виде нагроможденных у входа волчьих трупов легко можно было себе представить, как яростно нападал враг и с какой энергией оборонялись осажденные.
Путешественники, с лихвой утолили свою жажду, после чего им предложили в ограде загона феноменально обильный завтрак. Филе нанду было признано великолепным, а броненосец, зажаренный в собственном панцире, – восхитительным блюдом.
– Есть такие вкусные вещи в умеренном количестве было бы неблагодарностью по отношению к провидению, – заявил Паганель. – Долой умеренность!
И географ действительно объелся, отбросив всякую умеренность, но его здоровье не потерпело от этого никакого ущерба благодаря воде Гуамини: по мнению ученого, она обладала свойствами, способствующими пищеварению.
В десять часов утра Гленарван, не желая повторять ошибку Ганнибала, чрезмерно задержавшегося в Капуе, подал сигнал к отправлению. Бурдюки были наполнены водой, и отряд пустился в путь. Освеженные и сытые лошади охотно мчались вперед и почти все время неслись легким галопом. Местность становилась более влажной, а потому и более плодородной, но оставалась такой же пустынной.
2 и 3 ноября прошли без всяких приключений, и вечером второго дня наши путешественники, уже привыкшие к длинным переходам, сделали привал на границе между пампасами и провинцией Буэнос-Айрес. Отряд покинул бухту Талькагуано 14 октября. Значит, он совершил в двадцать два дня переход в четыреста пятьдесят миль; иными словами, им были преодолены уже две трети пути.
На следующее утро путешественники перешли условную границу, отделявшую аргентинские равнины от пампасов. Здесь Талькав надеялся встретить тех кациков, в руках которых – он был уверен – находятся Гарри Грант и два его товарища по плену.
Из четырнадцати провинций, составляющих Аргентинскую республику, провинция Буэнос-Айрес самая обширная и самая населенная. На юге между 64° и 65° она граничит с индейской территорией. Почва этой провинции удивительно плодородна, а климат необыкновенно здоровый. Она представляет собой простирающуюся до подножия гор Тандиль и Тапальквем почти идеально гладкую равнину, покрытую злаками и бобовыми кустарниковыми растениями.