Миф о Христе. Том I - Артур Древс

многочисленных опасностей и приключений на желанную родину, Иисус Навин благополучно приводит народ израильский в страну обетованную, «где текут мед и молоко», а Иисус Христос указует своим последователям путь в подлинную их отчизну, в «царство небесное», в страну «отцов», откуда души приходят на землю, Но куда они снова возвращаются по совершении своего жизненного пути. Вряд ли можно сомневаться в том, что во всех приведенных нами случаях мы имеем дело с одним и тем же мифом, с мифом о солнечном целителе и народном благодетеле, чрезвычайно распространенным среди народов древности, связанным с прохождением солнца через 12 знаков зодиака. Мы наблюдаем здесь созвучие имей (Язиос, Язон, Иошуа, Иисус, — вспомним, кстати, Вишну Иезуду), сохранивших частицу «Иа» из имени «Иао» (Яхве), от которого происходит «Иошуа». По мнению Моверса, «Иао» обозначает «творца жизни», бога жизни, плодородия и исцеления. Но, ведь, «Иао» или «Иегу» было у греков тайным именем Диониса, который был таким же странствующим целителем и спасителем мира, как Вишну Иезуду (Кришна), Иошуа или Иисус. Культы всех этих странствующих целителей и спасителей имели в центре своем священную трапезу, во время которой верующие получали от бога «хлеб жизни» и «чашу» телесного и духовного исцеления.

Астральное изображение солнца у крестообразного пересечения экватора и эклиптики в эпоху Овна (когда солнце в день весеннего солнцестояния появлялось в созвездии Овна)

Крещение египетского бога-спасителя Гора по древнеегипетским изображениям

7. Символика мессии: агнец и крест.

О целом ряде оборотов речи и образов в новом завете нам известно, что они черпались из общей сокровищницы восточных мистических сект, в первую голову из мандеизма и митраизма. «Камень», «вода», «хлеб», «книга», «свет жизни», «вторая смерть», «виноградная гроздь», «пастырь добрый» и т. д., — все это сплошь образы, которые отчасти известны уже и Ригведе, будучи там тесно связаны с представлением о пастушеском боге огня, жизни, который, подобно евангельскому Иисусу, характеризуется Ригведой, как «пастырь, не теряющий ни одной овцы из доверенного ему стада». Ибо Пушан, о котором говорит соответствующий гимн, является модификацией Агни. В Древнехристианской символике мы наблюдаем такое поразительное совпадение ее с индийскими представлениями, что вряд ли можно считать его случайным. Так, например, «конь, заяц и павлин», игравшие очень важную роль в символике катакомб, совершенно несомненно происходят из Индии, где они были тесно связаны с представлением об Агни. «Рыба» тоже встречается уже в культе огня, где она, кажется, символизировала плавающего в небесном океане Агниз). В некоторых гимнах Ригведы Агни назван «быком» или «тельцом». Это был сначала чистой воды натуралистический символ : «бык» являлся воплощением «силы божьей», причем бог огня и солнца сливался в этом образе с богом луны, месяца, края которого представлялись рогами тельца. Позже, однако, образ тельца оказался вытесненным образом овна. И подобно тому, как уже в Ригведе говорилось о «дымном знамени» Агни, он обыкновенно изображался с флагом в руках, в сопровождении овна, или с флагом, на котором изображен этот овен, подобно тому, как и Христос изображался в виде ягненка с флагом, носящим изображение креста.

К 800 г. до Р. Х. солнце, этот небесный Агни, которое до той поры стояло во время весеннего солнцеворота в созвездии Тельца, передвинулось в созвездие Овна. Поэтому оно само, по представлению астрологов, превратилось в овна. Если оно до тех пор ознаменовывало приход весны и освобождало землю от объятий зимы в образе тельца, то теперь оно совершало то же самое в образе овна, который и стал символом бога и искупительной жертвы. У персов созвездие Овна имело название, тоже означающее агнца. Уже тогда агнец заступил в некоторых жертвенных культах барана, например, у иудеев, которые имели обыкновение в праздник пасхи закалывать агнца.

Египетский бог солнца Аммон-Pa в виде крылатого овна

Теперь становится ясным, почему Откровение Иоанна, которое вряд ли христианского происхождения и относится, вероятно, к дохристианскому культу Иисуса, изображает мистического агнца с семью рогами или лучами, напоминая более древнее представление об овне.

Пятая глава Откровения изображает агнца, как божественную жертву искупления. «Никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть книгу за семью печатями, которую держит в деснице сидящий на престоле, и в которой написаны судьбы мира, но вот пришел агнец и сделал это. И вот я увидел: посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял агнец, как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов божиих, посланные во всю землю. И когда он взял книгу, четыре животных и двадцать четыре старца пали пред агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, который суть молитвы святых. И поют новую песнь, говоря: «Достоин ты взять книгу и снять с нее печати; ибо ты был заклан и кровью своей искупил нас богу из всякого колена и языка, народа и всякого племени. И сделал нас царями и священниками богу нашему, и мы будем царствовать на земле».

Эта сцена напоминает самопожертвование Агни посреди богов, жрецов и жертвенных животных, а также его обожествление.

Древнеегипетское изображение бега солнца Аммона в виде двух овнов.

Подобно тому, как заклание агнца в Откровении указывает на вступление солнца в созвездие Овна, вступление, знаменующее победу света над зимней тьмой и начало новой жизни, — подобно этому мистическое заклание тельца и агнца являлось в мандейских культах, особенно в культе Аттиса и Митры, знамением искупления и новой жизни, причем жертва закалывалась обыкновенно стоя и кровь, бившая из жертвы ключом, признавалась лучшим средством очищения. Во всяком случае, «агнец» играет в Откровении роль небесного огня, просвещающего мир, как это ясно из того, что говорится о «небесном Иерусалиме»: «Город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава божия осветила его, и светильник его — агнец».

В первом веке у христианской церкви также существовал обряд торжественного заклания на алтаре агнца, кровь которого собиралась в чашу. А сравнение Христа со «светом» было у ранних христиан излюбленным символическим приемом. Наибольшее применение он получил в евангелии Иоанна. Как в ведийском культе Агни, предмирное творческое «слово» божие, жизнь и свет отождествляются здесь с Христом, который назван «светом мира», явившимся подобно «агнцу божию», несущему на себе грехи мира, освободить землю от владычества мрака. И действительно, латинское