Покаяние - Станислав Белковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ТОЛЬ. Пока, стало быть, ничего.
Суетливые действия.
Ничего. Пока. Ничего.
XXXV
Кочубей, Мария.
КОЧУБЕЙ. Я забыл тебя предупредить – сейчас придёт мой учитель рисования. Но мы закроемся на веранде и совсем тебе не помешаем.
МАРИЯ. Что это за учитель?
КОЧУБЕЙ. Антон Хлебородов. Молодой гений. Мастер особых красок. Окончил Школу Тициана в Венеции.
МАРИЯ. Я никогда не слыхала про Школу Тициана. Может быть, тебя опять обманывают? Разводят?
КОЧУБЕЙ. Никогда. Я лично был в Школе Тициана.
МАРИЯ. Когда еще?
КОЧУБЕЙ. Лет семь назад. Может быть, восемь. Когда был Венецианский форум идеологов либерализма. Это в каком году? Да, значит, восемь.
МАРИЯ. Только не говори, что ты там встретил этого Антона.
КОЧУБЕЙ. Именно там я его и встретил. Нет, на форуме, конечно. А в Школе Тициана. Во время экскурсии. Была экскурсия. И вёл её русскоязычный гид. Как раз этот мальчик. Антон. Он там учился. А потом вернулся в Москву. И позвонил мне. Вот и всё.
МАРИЯ. Я много раз ездила в Венецию. Никто не говорил мне про Школу Тициана.
КОЧУБЕЙ. Это не туристическое место. Затерянное, на отшибе…
Мелкие звуки.
Извини, я кажется опять сказал бестактность.
МАРИЯ. Ты попытался. Но ничего страшного. Я жена гения, и не должна реагировать. Для того и я вышла замуж за гения.
КОЧУБЕЙ. Чтобы что?
МАРИЯ. Чтобы не реагировать.
КОЧУБЕЙ. Но ты не выходила за гения. Ты выходила за скромного партийного журналиста. Редактора отдела. С серой «Волгой». Или нет – грязно-белой. Ты просто пожалела меня.
МАРИЯ. Пожалела?
Тонкий свист, похожий на паровоз.
КОЧУБЕЙ. Антон пришёл. Мы отправляемся на веранду. Он идеально разбирается в красках. Вот увидишь.
МАРИЯ. Подать вам чаю? Я скажу домработнице.
КОЧУБЕЙ. Мы сами, Марфуша. Мы сами.
XXXVI
Дедушкин.
ДЕДУШКИН. Уважаемые дамы и господа! Сегодня мы все становимся свидетелями поистине исторического события. Впервые, по указу нашего президента, отмечается официальный памятный праздник – День русского либерализма. И так получилось, что этот замечательный праздник, в полной мере отражающий подлинный настрой и стратегические планы нашего президента, его курс на глубокое реформирование российского общества, совпал с актовым днём Академии рыночной экономики. Днём, когда мы здесь, в Академии, собираемся, чтобы подвести итоги года прошедшего, но главное – наметить основные планы на будущее. На тот год, который у нас впереди. И даже не на один год. Подумать только. Всего пятнадцать лет назад Академия рыночной экономики начиналась. У нас тогда не было почти ничего. Кроме горящих глаз и дерзких мозгов. Сегодня Академия рыночной экономики – это ведущий многопрофильный научно-педагогический центр. Не просто главная кузница российских либеральных специалистов, но международное образовательное учреждение, имеющее свои дочерние институты, филиалы и представительства на всех трёх континентах. Я счастлив говорить, что Академия рыночной экономики состоялась не только как самое престижное высшее учебное заведение Центрального полушария, где готовят высокопрофессиональных либералов, но и думательный центр не прекращающихся ни одну историческую минуту либеральных реформ. О чём, собственно, свидетельствует и историческое решение нашего президента учредить День русского либерализма. Установленный его указом. И я, как бессменный, благодаря высокому доверию здесь присутствующих, президент Академии со дня её основания, могу сказать, больше того, я хочу сказать, что Академия рыночной экономики никогда не состоялась бы, никогда не превратилась бы в то, во что она превратилась, без постоянной поддержки и неусыпной заботы со стороны нашего президента, нашего правительства, личного многоуважаемого председателя правительства, который сейчас с нами, в этом зале, в этот день. Бурные, продолжительные аплодисменты. Разве могли знать мы, советские научные сотрудники, ютившиеся в лабораторных комнатах по 11 метров, что со временем у нас будет такой храм русского либерализма! Что придут времена, когда экономистам либерального направления не придётся больше скрывать свои взгляды, не надо будет бояться партийных организаций и вездесущего КГБ, а можно будет смело говорить о либеральном векторе развития России, и получать при этом ощутимую и масштабную государственную поддержку. Я горд, когда называю простые цифры: 10 лет назад лишь семь процентов государственных должностей занимали выпускники нашей Академии, сегодня это – 23 процента! А в крупных корпорациях почти 40 процентов ведущих менеджеров – наши бывшие студенты и аспиранты. Бурные аплодисменты, к сожалению, не переходящие в овации. Значит, мы нужны людям. Мы нужны стране. И мы, не побоюсь этого слова, отрабатываем ту уникальную поддержку, которую оказывают нам наш президент, его высокочтимая администрация, руководитель которой присутствует сегодня с нами, в этом зале, наше правительство, лично его председатель, который любезно согласился выступить в этот праздничный день, в нашем актовом собрании. Я хотел бы, с чувством особой гордости и нескрываемой радости, передать слово руководителю нашей администрации нашего президента. Затем с программным сообщением выступит наш председатель нашего правительства. Ну, а затем, по традиции, с актовым докладом в честь годовщины Академии рыночной экономики выступит известный, всемирно признанный экономист. И я особенно рад, что именно сегодня, в первый День русского либерализма, установленный указом нашего президента, который подтвердил тем самым свой курс на всеобщую либерализацию, у нас выступит человек, по праву считающийся крупнейшим идеологом российских либеральных реформ. Вы, разумеется, все его знаете, дамы и господа. Это бывший председатель нашего правительства, профессор нашей Академии Игорь Тамерланович Кочубей. Спасибо огромное всем, кто сегодня пришёл сюда. Кто выкроил время, чтобы принять участие в нашем актовом собрании. Я прошу. Прошу. Прошу!!!
Темнота / тьма.
Из тьмы / темноты выступает огромная красная надпись:
НАМ ПИЗДЕЦ.
Будто бы кровью сделанная надпись.
XXXVII
Дедушкин.
ДЕДУШКИН. Это какой-то кошмар. Это ужас, скандал. Ужасный, страшный скандал! А ведь так хорошо всё начиналось. Приветствие президента, такое грамотное, такое милое. Речь премьер-министра. Остроумная такая речь. Я даже заслушался. Я, старый профессор, заслушался. Такая атмосфера. Такие улыбки. Такая сплочённость. И вдруг – это страшная надпись на стене. Как все испугались! Как премьер посмотрел на меня, сжав зубы, и сказал: Что за балаган вы тут устроили?! Так, прямо, как будто укусить меня хотел. Нет, он не так сказал. Он сказал: что это вы меня втягиваете в какой-то балаган?! И тут же ушёл. Уехал. И половина зала тоже ушла, уехала. Это страшный удар. Двести га на Байкале до сих пор не согласованы в Рослесхозе. Давыдов тянет с перечислением сингапурского гранта. Я так рассчитывал на это собрание. На помощь премьера. Теперь, наверное, уже не будет ни Байкала, ни Сингапура. Танечка всё ещё не утверждена вице-президентом Академии. 77 лет. 77 лет коту под хвост. Зачем я только сделал эту марксистско-ленинскую лабораторию! Из неё вышли одни несчастья. Одни несчастья!
Рыдания.
На мою стариковскую голову. Это я виноват. Я должен был предвидеть, что нечто может случиться. Мне говорили. Что машина Кочубея накануне стояла у Академии. Что его видели в стенах. В коридорах. Я не придал этому значения. Я преступно расслабился. И вот результат. Со времён первого замужества дочери я не переживал такого удара. Но тогда мне было пятьдесят, а сейчас – семьдесят семь. Сил уже нет. Хотел отдохнуть в Сингапуре под конец жизни, но видно, уже не получится. Буду вымаливать прощение. Каяться буду. Как мальчишка, каяться. На коленях стоять. Как люмпен. Или, того хуже, дегенерат какой-то. Осуществлять покаяние. Чтобы все смеялись над старым профессором. Почему Кочубей так меня подставил? Я сделал для него всё. Дал ему лабораторию. Познакомил с Ельциным. Я сделал его премьером! Да, я. Потому что я подложил к нему в постель Машку, эту суку. Мою аспирантку. Которая дать была готова любому, лишь бы ей сделали диссертацию. И со мной очень хотела спать. Очень хотела. Но я был кандидат в члены ЦК. Время было другое. И вот – она стала спать с Кочубеем. И я тогда, из жалости, утвердил её диссертацию. Из жалости к Игорю. Он был полный такой, нескладный. Женщины не любили его. Только Машка должна была полюбить. Из-за диссертации. А потом он прорвался к Ельцину. То есть, что значит – прорвался? Я привёл его туда. Это же я придумал Особое экономическое совещание. Молодые экономисты у президента. И записал туда Игоря. И он понравился Ельцину. Потому что очень трогательно причмокивал. И так обаятельно чавкал, когда подавали печенье. Тогда не было хорошего печенья, кроме «Юбилейного». И даже в президентской столовой не было. Тогда вообще случилось это голодное время, вы помните? И мы ели в кабинете президента это «Юбилейное». Кочубей так обаятельно чавкал, что стал в результате премьер-министром. А сегодня – он подставил меня. Нет – он убил меня. Уничтожил меня. Кто бы видел выражение глаз премьер-министра, когда появился эта надпись на стене! Нецензурная, бранная надпись! Хоть бы приличными словами сделали, что ли. Был бы не такой позор. Не такой скандал. Тоже скандал, но не такой. Где Байкал, где Сингапур! Где Танечка, в конце концов. Что скажет Алисочка? Ей в субботу опять ехать на дачу. К этому человеку. Ликёро-водочному королю. Императору даже, можно сказать. Если надо, я поеду в багажнике. Я подползу к императору сбоку, лизну его ладонь и скажу ему, что Кочубей сошёл с ума. Что я не виноват. Академия не виновата. Мы не виноваты. Ни в чём не виноваты. Это всё Кочубей. Он действительно сошёл с ума. Ему нужен доктор. Ему нужен хороший доктор. Какой позор! Какой страшный позор!