Дело о Золотом сердце - Георгий Персиков

Мы щедро отблагодарили старика и, озадаченные рассказом, отправились обратно в лагерь. Безусловно, мы столкнулись с удивительнейшим верованием, которое заслуживает в дальнейшем более тщательного изучения…»

Глава 11

Родин на секунду остановился, чтобы разогнать муть перед глазами. Бред, ночной кошмар стал явью, древняя легенда из старой книжки ожила перед ним. Тут же близстоящий воин болезненным тычком древка копья отвлек его от раздумий и заставил идти дальше. Во время пути их жуткие охранники непонятным чутьем находили тропу, среди, казалось бы, сплошной чащи.

Через несколько часов утомительнейшей ходьбы по непролазным джунглям пленники, изъеденные насекомыми и исцарапанные колючим кустарником, достигли наконец деревни, хотя поселение людей-крокодилов мало походило на обычное обиталище людей. Вряд ли другие индейцы выбрали бы это гиблое место для жилья. Деревня стояла на широкой прогалине, одним краем уходившей в болото, среди непроходимой чащобы джунглей. Солнце сюда практически не проникало, и небо было скрыто от глаз переплетением лиан и ветвей.

Было очень жарко и влажно, воздух пропитался тяжелым запахом болотных испарений, гниющего мяса и черт знает чего еще. По мере приближения процессии, поселение оживало и наполнялось звуками. Потревоженные жители деревни вылезали из своих хижин, больше напоминавших норы, и молча глазели на добычу. Аборигены представляли собой сюрреалистическое зрелище, будто бы они выползли из горячечного кошмара ученого-биолога.

В отличие от воинов-кайманов, пленивших путешественников, крокодильи костюмы им были не нужны. Кожу индейцев, вышедших им навстречу, покрывали уродливые роговые наросты наподобие чешуйчатой шкуры каймана. Ни мужчины, ни женщины племени не носили одежды, ограничиваясь набедренными повязками из травы и листьев. Их безгубые широкие рты были закрыты. Немигающие глаза глядели на пленников без всякого выражения. Мимо толпы людей-рептилий неспешно прошествовал настоящий кайман. Не удостоив их совершенно никаким вниманием, зеленая туша бесшумно погрузилась в болото. Невдалеке на берегу в полусне лежал еще один крокодил. Хозяева деревни реагировали на них так, будто это были собаки или кошки.

Маленькая колонна связанных людей замерла в оцепенении, никто не мог поверить своим глазам. У Родина мелькнула мысль, что, возможно, рассудок изменил ему и теперь подсовывает чудовищный мираж.

Молодой врач не мог не заметить в этих уродствах, поразивших несчастное племя, явные следы вырождения, вызванного неким мерзостным кровосмешением. Внезапно один из детей, представлявших не менее пугающее зрелище, чем взрослые, растянул рот в подобии улыбки. Показались редкие острые зубы.

Анютин оглушительный визг прорезал плотный влажный воздух, и все пришло в движение. Опомнившись, путешественники попытались прорваться в джунгли, используя свой последний шанс на спасение. Воины мгновенно метнулись вперед и попытались остановить Карабанью, оказавшегося впереди. Но испанец не собирался останавливаться.

– Я не дамся вам в лапы, дьявольские отродья! – прокричал Серхио и пнул в живот первого подоспевшего воина. Но уже через секунду его окружили и попытались повалить на землю, мелькнул обсидиановый нож, и штанина испанца выше колена потемнела от крови. Карабанья рухнул как подкошенный на влажную жирную землю.

Георгий оказался рядом и был уже готов ударом сапога отбросить одного из индейцев, облепивших его товарища, но Пабло внезапно замычал и предостерегающе замотал головой.

– Постойте, сын мой! Пабло заметил какую-то опасность! – Отец Лоренцо, похоже, разбирал смысл в мычании своего подопечного.

Пабло энергично потряс головой и указал подбородком куда-то в джунгли. Родин огляделся – повсюду из джунглей на них смотрели воины, практически незаметные на фоне зеленой листвы. Зеленые лица выглядывали из-за кустов, глядели с ветвей деревьев. В руках у них были странного вида трубки, почти в сажень длиной. Концы трубок были направлены на пленников.

– Пабло хотел предупредить нас, – поспешил перевести отец Лоренцо. – Одно движение – и они утыкают нас ядовитыми иглами, как дикобразов.

Анюта в недоумении выслушала его и спросила у Большаковой:

– Лариса Анатольевна, а что это за палки у них странные такие?

– Это сарбаканы, Анюта, духовые трубки. Наподобие как мальчишки делают, чтобы горохом плеваться. Только в этих трубках не горох. Там стрелы, отравленные слизью лягушки-древолаза. Достаточно одной такой стрелы, и мучительная смерть обеспечена.

Большакову, казалось, совершенно не трогала их судьба, она была спокойна и взирала на происходящее с живым интересом, будто находилась на экскурсии.

– И вы совсем не боитесь? – Анюта посмотрела на ученую даму округлившимися глазами.

– Нет, нисколько. Мы – русские люди и не должны бояться принять смерть. Нужно встречать ее спокойно и радостно, ведь для нас это светлый переход в Царство Христово. – Большакова улыбнулась и успокаивающе взяла Анюту за руки своими связанными ладонями. – Католики относятся к этому по-другому, но даже в их ереси есть что-то близкое нам.

Да, отец Лоренцо шел спокойно, величественно, положив руки на головы Серхио и Пабло.

– А я рада, что перед смертью увижу такие изумительные чудеса… – шептала ученая. – Ах, если бы успеть их зарисовать… Да блокнот… блокнот…

Георгия, напротив, терзали беспокойные мысли. Он, как и Большакова, не боялся смерти. Не раз приходилось смотреть костлявой в лицо, чувствовать затылком ее холодное дыхание. Приходилось побывать на прицеле у снайпера, и на дуэлях молодой доктор дрался не единожды. Но одно дело – погибнуть на дуэли или с оружием в руках, защищая отечество. Это смерть светлая, честная, достойная мужчины. Но сгинуть вот так, связанным и бессильным, от рук мерзких тварей, невесть где, вдали от дома? Сердце Георгия наполнилось острой щемящей тоской.

Он взглянул на Ирину. Черты лица ее заострились, кожа побледнела, и россыпь веснушек на переносице была хорошо видна. Огненно-рыжие волосы не утратили своего блеска и, растрепавшись в пути, окружали бледное лицо пылающим нимбом. До чего же она была прекрасна! Раньше он даже не догадывался, насколько любит Ирину. Сколько он думал о ней за эти дни, сколько прошел ради нее. Неужели все было напрасно? Неужели такой бесславный конец его ждет?

Тем временем воины-кайманы поволокли пленников вглубь деревни. Аборигены выстроились в живой коридор, через который Родина и его друзей тащили к берегу пруда. Нестройным хором индейцы выкрикивали гортанный речитатив, который со временем набирал силу и громкость. По мере приближения к берегу пруда странная картина открывалась путникам. Это был вовсе не пруд, а огромная воронка в земле. Что-то наподобие башни наизнанку. Этот противоестественным образом устроенный храм не возвышался к небесам, а, напротив, стремился вглубь земли, обращаясь к тем древним дочеловеческим силам, что правили землей на заре ее создания.

Концентрические кольца, уходящие вниз, были собраны из поросшего разноцветным мхом серого камня. Этаж за этажом спускались они, и в самом низу, в яме, наполненной гнилой, мутной водой, ворочался гигантский крокодил, древнее чудище, покрытое мхом и окаменевшими наростами. Виднелся закостеневший хребет на исполинской спине, пасть была утыкана зубами размером с черкесский кинжал. Доисторический ящер, казалось, был старше, чем само время. Похоже, что он топтал эти ядовитые болота задолго до того, как здесь появился первый человек. Речитатив становился более оглушительным, многие индейцы впали в неистовство и уродливо приплясывали в такт выкрикам. Отец Лоренцо, с трудом перекрывая шум толпы, обратился к товарищам:

– Они кричат: «Отец всех кайманов!» Видимо, этого сатанинского дракона они почитают своим богом. Ему-то они и собираются скормить наши честные христианские сердца. Крепитесь, братья и сестры, с нами Господь Бог наш!

Внезапно все смолкло, и взгляды индейцев обратились в одну точку. У края каменной воронки стоял трон, сделанный из выбеленных временем костей кайманов. Черепа служили подлокотниками, а ребра образовывали широкую спинку.

Тот, кто восседал на троне, тоже напоминал груду костей. Древняя, как серые камни проклятого храма, старуха рассматривала пленников ехидным взглядом. Кожа ее посерела от времени и превратилась в грубую чешую, пальцы скрючились, как корни мертвого дерева, но взгляд пылал желтым огнем. Воины-кайманы почтительно склонились перед ней, и один из них смиренным голосом, не поднимая глаз, отчитался об успешной охоте.

Капитан кайманов уважительно обращался к ней: «Кай-Маа». Отец Лоренцо шепотом пояснил, что это матерь племени, одновременно касик и верховный жрец. Все это время старуха не сводила глаз с путников, переводя жгучий взгляд то на Всеволода, то на Пабло, то на Анюту. Наконец она подняла скрюченную руку, все звуки мгновенно смолкли. Матерь крокодилов открыла высохший безгубый рот и с трудом прохрипела несколько фраз. Зубы ее были не то удлинены и заточены особыми напильниками, не то в беззубые челюсти были вставлены настоящие клыки каймана, не то жуткие кровосмешения привели к такому уродству… Все содрогнулись.