Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ханссен великолепно чувствовал своих животных, что подтверждается историей о его любимой собаке, суке по имени Йоа, названной так в честь корабля. У нее был феноменальный нюх. Однажды по пути в Кинг-Пойнт после поездки на охоту она отказалась бежать в нужном направлении.
Ханссен рассказал, что обычно она идеально выполняла все команды, «[но в этот раз] упорно сворачивала только туда, куда хотела идти сама. Я ограничился тем, что обещал ее отхлестать, но это не помогло. Тогда я сдался и позволил командовать Йоа… наконец она остановилась… и принялась копать снег… к моему величайшему изумлению, я увидел свои рукавицы, потерянные по дороге сюда [неделю назад]. Теперь я горько сожалел, что бил ее… Я решил, что обязательно должен компенсировать это, – и немедленно раздал каждой собаке из упряжки по половине заячьей тушки… После той поездки я никогда больше не хлестал Йоа».
Еще на четыре месяца Амундсен оказался запертым во льдах. За это время он увидел, как китобои с острова Хершель охотятся на гренландских китов. И был шокирован, узнав, что они забирают только китовый ус – длинные узкие костяные пластины, растущие из челюсти. «Все остальное, – отметил он, – идет на корм рыбам».
Я спросил… для чего используется… ценный китовый ус, и с изумлением услышал, что в основном он применяется для изготовления корсетов!
Женская фигура – настоящая драгоценность!
Но думаю, что, получив опыт полярника, я бы проголосовал за реформу моды.
«Йоа» вышел из Кинг-Пойнт 1 июля, спустив флаг до середины мачты. В конце марта от короткой неизвестной болезни внезапно умер Вик. Амундсен думал, что будет правильно похоронить его в той самой природной магнитной обсерватории, где он провел столько времени. Этому «мавзолею» и салютовал «Йоа», оставляя за кормой последнюю жертву долгого исторического поиска.
И снова маленький корабль Амундсена с гордо развевающимся флагом осторожно обходил мели, огибая оконечность Северо-Американского континента. Он миновал мыс Барроу 30 августа, прошел Беринговым проливом и, преследуемый штормом, наконец, покинул Арктику.
Я собирался отпраздновать наше плавание через Берингов пролив [писал Амундсен], однако мы смогли лишь торопливо выпить по стаканчику виски прямо на палубе – о торжествах не было и речи. Но что бы ни происходило в тот момент, мы были счастливы, провозглашая тост за то, что пронесли норвежский флаг Северо-Западным морским путем на одном корабле.
Теперь оставалось лишь получить общественное признание. «Йоа» прибыл в Сан-Франциско 19 октября, а месяц спустя Амундсен и его команда вернулись в Норвегию. Слава пришла к нему в Лондоне 1 февраля 1907 года, где Амундсен прочитал доклад об экспедиции в Королевском географическом обществе. При этом событии присутствовал и Нансен, ставший первым послом независимой Норвегии в Лондоне. После выступления Амундсена он сказал:
Как уже отметил капитан Амундсен, завершить это великое начинание он смог исключительно благодаря работе британских мореплавателей… Но тем счастливчиком, который разгадал загадку Северо-Западного прохода, все-таки оказался норвежец… Я думаю, мы принадлежим к одной расе… и об этом великом достижении отважного мореплавателя можно сказать словами Теннисона:
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,Ослабленных и временем, и роком,Но сильных неослабленною волей,Искать, найти, дерзать, не уступать[25].
Глава 9
Роберт Фалькон Скотт, британский военно морской флот
Нансен оказался еще раз причастен к мифу об Аскеладдене – Золушке, подарив маленькой Норвегии триумф над великой, хотя и дружественной страной. В своих выступлениях он не раз отмечал то, о чем некоторые его слушатели и без того отчаянно сожалели: Британия, которая так долго была лидером, проявила нерешительность – и упустила приз. Дело было не в полярных исследованиях. Киплинг еще за десять лет до этого события выразил их чувства в стихотворении «Последнее песнопение», написанном к юбилею королевы Виктории:
На рейде не видать огней,Наш флот исчез в чужих краях,Постигнул славу прежних днейНиневии и Тира крах.Высший судья, с нами пребудь,Чтоб не забыть праведный путь![26]
Начиналась эпоха упадка. И кажется, что Роберт Фалькон Скотт, о котором сейчас пойдет речь, был настоящим символом этого упадка. Он появился на свет 6 июня 1868 года, в переломный момент английской жизни.
В 1870 году умер Диккенс. Последнюю великую книгу Дарвина «Происхождение человека»[27] опубликовали в 1871 году. Два года спустя, в 1873-м, умер великий Ливингстон[28]. Вслед за ним, в 1875 году, Британия– потеряла Чарльза Уитстона, изобретателя телеграфа[29]. Эпоха гигантов, которая была дарована империи королевы Виктории в ранние годы ее правления, подходила к концу.
В 1870 году мир в Европе взорвала Франко-прусская война, настоящая прелюдия к Армагеддону. Передав Германии власть в Европе и открыв современную эпоху массовых технологичных приемов войны, она показала относительную неспособность Британии определять события на континенте, что означало упадок ее влияния за рубежом.
Как уже неоднократно случалось в мировой истории, эпоха величия начала меркнуть. В грандиозном имперском здании происходили структурные разрушения. Почти во всех областях жизни страны наблюдалась одна и та же картина. Со времен Ватерлоо британская корона практически не знала войн (за исключением инцидентов в колониях), и поэтому армия практически разучилась воевать. Дисциплина была жесткой, творчество она не стимулировала, а напротив – подавляла и мешала любому проявлению конкуренции. По тем же причинам начала чахнуть промышленность. Инициативу в вопросах экспорта перехватили Германия и США. Большинство важных изобретений сделали за рубежом. После целой эпохи лидерства Британии как «фабрики мира» подданные королевы стали забывать, что значит думать, конкурировать и приспосабливаться.
1870 год можно считать началом коллапса британской мощи. Если рождение Скотта должно было стать символом этого исторического момента, трудно было бы выбрать более подходящий момент.
Роберт Фалькон Скотт родился в Девоншире, недалеко от Плимута. Он рос в окружении многочисленного семейства – родителей, четырех сестер, младшего брата, незамужней тетки и домашних слуг. Несмотря на то что их дом стоял на собственном участке, к тому времени он уже изрядно обветшал и был слишком мал для всех его обитателей.
Поместье Скоттов «Аутлендс» находилось в Девонпорте, где располагалась Королевская военно-морская верфь Плимута, которая полностью финансировалась из казны. Все доходы семьи зависели от военно-морского флота. Мать Скотта Ханна, в девичестве Куминг, приходилась сестрой морскому офицеру и племянницей вице-адмиралу. Кормилец и глава семейства Джон Эдвард Скотт был сыном морского казначея.
Его отец Роберт Скотт вместе с родным братом, тоже морским казначеем, нажил свое состояние в основном за счет жалованья от службы на флоте и частично – за счет наградных денег, выплачивавшихся в ходе Наполеоновских войн. Они вышли в отставку, вместе купили «Аутлендс» и небольшую пивоварню в Плимуте. После нескольких ссор Роберт остался единственным владельцем всей семейной недвижимости.
Тогда и произошла очень характерная для тех времен нравоучительная история. Три старших сына Роберта записались в индийскую армию. Самый младший – Джон Эдвард Скотт, оставшийся дома для ведения бизнеса, – оказался самым неопытным и слабым управляющим. Но в конце концов именно он унаследовал и поместье, и пивоварню. Джон Эдвард управлял пивоварней с особой галантной безмятежностью, которая, кстати, повышала доверие к романтическим утверждениям, будто его предки были теми самыми Скоттами, что выжили в восстании 1745 года. Мало того – как оказалось, он имел подлинный талант поддерживать заведомо проигрышные дела. Последствия такого легкомыслия не заставили долго ждать – вскоре он продал все свое имущество, полученное в качестве наследства, после чего вместе с семнадцатью членами семьи и слугами стал жить на доходы от капитала, занимаясь для души садоводством.
За внешним обликом отца семейства – типичного джентльмена, представителя среднего класса, жившего в деревне, – скрывался тихий, замкнутый, тревожный человек с комплексом неполноценности и склонностью к насилию. За соблюдение приличий и ведение обширного домашнего хозяйства приходилось отвечать миссис Скотт. В любом случае она не только превосходила мужа по социальному уровню, но и была значительно сильнее духом. В семье Скоттов царил матриархат, завуалированный образом примерной жены. Но по-настоящему главой семьи была именно она. Миссис Скотт проявляла поистине викторианскую заботу о духовном благополучии окружающих, разрушая при этом веру в душах своих домочадцев эффективнее, чем воинствующий атеизм. Она обладала особым очарованием английской матроны – представительницы среднего класса, который сочетался в ее характере с мучительным для окружающих деспотизмом. От него, кстати, Роберт Фалькон Скотт так никогда и не освободился в полной мере.