Серебряная пуля - Виталий Гдадкий

Когда машина наконец оказалась в самом низу оврага, мои похитители были изрядно поломанные и без памяти. У меня в голове тоже гудели шмели, но она все-таки соображала как должно, и я поторопился покинуть салон «линкольна», что оказалось непростой задачей. Но моя сила явно умножилась — одним ударом я выбил заклинившую дверь и вывалился на холмик желтой глины. А затем, не останавливаясь ни на секунду, вскочил и побежал прочь от машины. Что-то внутри подсказывало мне: «Беги, парень, беги! Убирайся с этого места! Смертельная опасность!»

Далеко я не убежал. Сзади раздался сильный взрыв, и воздушная волна безжалостно швырнула меня на землю. Хорошо, что там были не камни, а все те же холмики глины. Я знал, почему они появились и почему их так много под обрывом. Местные жители брали здесь глину для хозяйских нужд. Она считалась лучшей в округе. Ее не копали, а срезали откос лопатами — пласт за пластом. И обычно с запасом. Поэтому низ оврага был мягкий, как подушка.

Я сел и посмотрел на машину. На ее месте пылал огромный факел. Все, кранты браткам… Но кто и зачем меня похитил? Это был вопрос. Очень неприятный вопрос. Ведь на этом приключении дело точно не закончится. И в этот момент мне в голову пришла простая и ясная, как весеннее небо, мысль: а действительно ли Котя со товарищи хотел угнать мою «мазду»?

Ведь он не стал ковыряться в моторе, что было бы вполне естественно, — такую охранную систему, как у меня, из салона не разблокируешь. И Котя это наверняка знал. Он хоть и пацан, но, похоже, рубит в электронике будь здоров. Иначе у него вышел бы облом уже на начальной стадии угона. Он не смог бы открыть даже дверцу. И вообще, по словам Завенягина, у этих троих немалый опыт по части угона автомашин.

Котя что-то искал в салоне! Весь хлам из бардачка лежал разбросанный по полу, коврики были содраны, а когда я заметил угонщиков, этот ушлый крысеныш начал снимать панель дверцы. С какой стати?! Я тогда подумал, что, наверное, Котя решил поискать там контрольный блок охранной системы; действительно, иногда там прятали, чтобы затруднить его поиски. Этот блок был необходим, когда система шла в отказ, и никакими средствами нельзя было заставить машину двигаться. Вдруг такое случится, все можно включить только при помощи блока.

Значит, я ошибся… Искали что-то небольшое, способное поместиться в бардачке. Или в панели двери. Оно явно не могло принадлежать мне лично. У меня отродясь не водилось ничего такого, что могло вызвать интерес у бандитов. Я даже ствол не взял на гражданку, в отличие от многих моих ребят. Пистолеты мы изымали ведрами, и учесть все стволы было практически невозможно.

Выходит, все мои беды так или иначе связаны с Африканом… О как! А я, дурачок, размечтался, обрадовался, что стал хоть и рублевым, но миллионером. За все надо, братец кролик, платить. Знать бы только, за что именно и кто требует с меня эту плату…

Я взглянул на руки и поморщился: однако, паря, «браслеты» никуда не исчезли. И как мне теперь с ними быть? Ни ключа, ни пилы по металлу вблизи почему-то не наблюдалось. Мой ангел-хранитель поработал сегодня на славу, и требовать с него еще и слесарный инструмент, чтобы освободиться от наручников, было верхом наглости. Я посмотрел на кручу, с которой свалилась машина, и в изумлении покачал головой — ой-ой… Как только жив остался.

Бросив взгляд на догорающий «линкольн», я двинулся вперед, намереваясь выбраться из оврага. Все тело болело от ушибов, но на душе воцарилась радость, поэтому я не обращал внимания на такие мелочи. Примерно спустя полчаса овраг закончился, и я оказался в долине, густо покрытой лесом. Создавалось впечатление, что здесь не ступала нога человека, но это конечно же было совсем не так.

На тропинку, которая вела невесть куда, я наткнулся случайно. Мне надоело продираться через кущи, и я решительно пошел по хорошо протоптанной дорожке, которая раскидала причудливые петли по долине, словно ее проложили для терренкура. Но, насколько мне помнилось, в этой местности не существовало никакого лечебно-санаторного учреждения. А тропу протоптали, скорее всего, рыбаки — неподалеку текла речка. В ней даже водилась рыба — благодаря новым капиталистическим временам все предприятия в верховье приказали долго о себе помнить и речную живность травить стало некому.

Я сильно устал, мне хотелось пить и сесть немного отдохнуть. Но я упрямо переставлял ноги, подгоняя себя мыслью, что мне лучше отойти подальше от места, где догорала машина.

Шалаш появился внезапно, словно нарисовался. Он чем-то был похож на индейский вигвам — несколько не характерный для нашей местности. Только вместо звериных шкур, которые обычно служат стенками вигвама, шалаш покрыли древесной корой, да так ладно, что просто загляденье. Видно было, что его строил настоящий мастер, и явно в годах. Нынче народ утратил почти все навыки кочевой жизни, и сержантам в армии долго приходилось биться, чтобы научить какого-нибудь городского салабона разжигать костер в походных условиях и не бояться кузнечиков-жучков-червячков и мышей.

Хозяин шалаша что-то стряпал. Над костром стояла тренога, сваренная из арматуры, а на ней висел котелок. Судя по аппетитному запаху, в котелке варилась уха, и у меня немедленно потекли слюнки — я вдруг почувствовал сильный голод.

— Садись, человек добрый, ушицы откушаем, — не оборачиваясь, сказал старик, он в это время помешивал свое варево.

У него что, глаза на затылке?! Я ведь шел тихо, по старой армейской привычке — чтобы ни единого шороха. Это уже стало неизбывным: как только я попадал в лес, сразу же во мне начинали пробуждаться инстинкты военного следопыта. В лес я обычно езжу только на грибную охоту, с доброй компанией. Это был единственный вид охоты, который мне нравился. Стрелять по разным зверушкам — даже кабанам — мне претило. В армии я настрелялся по самое некуда.

— Благодарствую, — ответил я несколько манерно, учитывая возраст гостеприимного владельца куреня. — С пребольшим удовольствием.

Ему было никак не меньше семидесяти пяти лет. Он зарос бородищей по самые глаза, а его одежда была невообразимой смесью предметов туалета — европейского секонд-хенда и кондовой старины. Штаны у старика были сшиты из некрашеного домотканого полотна (я видел нечто подобное только в глубоком детстве, когда ездил на летние каникулы в глухую деревню; батя таким макаром приучал меня к трудностям жизни), рубаху-косоворотку из линялого красного ситца явно сварганила не очень умелая сельская швея, но вот голубой жилет в мелких красных звездочках с белой окантовкой несомненно принадлежал какому-нибудь заграничному ферту.

Несмотря на совершенно непрезентабельный вид, шмотки старика не были грязными, как это наблюдается у бомжей. Разве что колени штанов зеленели от травы. Наверное, он имел и обувь, но в данный момент из штанин выглядывали босые заскорузлые ноги с желтыми, давно не стриженными ногтями.

— Зови меня Макарычем, вьюнош, — приветливо сказал старик, пытливо посмотрев в мою сторону из-под седых кустистых бровей.

Нужно сказать, что волосы у него на голове были под стать бороде — словно изрядно поседевшая грива старого одра, такие же неухоженные и косматые. Похоже, его прическа давно не видела гребешка. Именно гребешка, потому что карманной расческой там делать нечего.

— Алексей… — Я изобразил самую приятную свою улыбку и продолжил: — У вас не найдется кусачек?

Он глянул на мои скованные руки и спросил:

— Бандит?..

— Жертва, — ответил я ему в тон. — Меня похитили, но я сбежал.

— Везучий ты, Алексей… — Его слова прозвучали слишком уж многозначительно, и я невольно насторожился. — Кусачек не имею, но толстую проволоку найду. Устроит?

— Возможно.

— Тогда жди…

Он исчез в шалаше. А я продолжал размышлять над его фразой о моей везучести. Она явно была с подтекстом. Непростой дедок, вдруг подумалось мне. И от этого у меня внутри появился неприятный холодок. Что он тут делает? Рыбак? Не похоже, хотя рыбу конечно же ловит. Для своих нужд. Правда, ни сетей, ни удилищ я не заметил. Возможно, он все это хранит в шалаше. Просто бомж? Вряд ли. Совсем уж пропащие бомжи держатся поближе к мусорным бакам и свалкам, где можно найти продукты, а те, кто еще не совсем утратил человеческий облик, стараются найти в городе хоть какую-нибудь подработку: сдают металлолом и бутылки в приемные пункты, собирают макулатуру, грузят-разгружают фуры…

Отшельник? Тоже сомнительно — слишком близко от города. В нашей области есть места куда как более дремучие. Да сейчас многие деревни стоят вообще брошенными, живи в любой избе. Или где-нибудь в глухой чащобе, если уж совсем хочешь удалиться от мира сего.

Странный старик… Чтобы не сказать больше. Впрочем, много ли мне известно об окружающем мире? Всякое бывает. Может, это его фазенда и он тут в летнее время вроде как на курорте. От детей-внуков нет покоя, бабка, старая язва, до печенок достала… Вон, сам великий Лев Толстой сбежал в весьма преклонном возрасте от семейной «идиллии». Классический пример. Может, и Макарыч пошел по его стопам.