Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. - Екатерина Михайловна Болтунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Польская коронация, впрочем, отличалась от московской целым рядом знаковых моментов. Во-первых, Николай I не короновал в Варшаве императрицу Александру Федоровну. На нее был возложен орден Белого Орла, но не корона[546]. «Церемониал коронования Его Величества Николая I»[547] отдельно оговаривал, что Александра Федоровна войдет в зал Сената в порфире и короне[548]. Тремя годами ранее в Москве все выглядело иначе. Согласно «Отечественным запискам», «Его Величество на императорском престоле Своем призвал Ее Величество Государыню Императрицу Александру Федоровну (которая – к увеличению всеобщего умиления поверглась неожиданно на колени) и, сняв с Себя корону, прикоснулся оною к главе Ее и потом возложил на главу Ее Величества меньшую корону; как потом возложил на Нее порфиру и цепь Ордена Св. Апостола Андрея Первозванного»[549]. Во-вторых, в Варшаве церемония была формально светским действом, и речь не шла о помазании. В этом смысле для императора эта коронация не стала священнодействием. Вместе с тем это отнюдь не сняло вопроса о религиозной составляющей, как, вероятно, рассчитывал Николай.
Церемония сопровождалась проявлением аффектированных форм поведения со стороны публики. Речь не только о бурных приветствиях и столпотворении на улицах, которое зафиксировали представители свиты Николая и приближенные великого князя Константина Павловича[550]. Сохранились многочисленные воспоминания представителей как российской, так и польской стороны о том, что красное сукно с помоста, по которому коронационная процессия прошла от Варшавского замка до собора Св. Яна и обратно, было разорвано и разобрано на сувениры[551]. Журнал «Отечественные записки» так сообщал своим читателям об этом эпизоде: «…добрые поляки по окончании коронации кинулись на алое сукно, до коего касались стопы Помазанника и Его Августейшей Супруги, и старались получить хотя малейший лоскуток оного, дабы принесть в семейства свои и хранить там свидетельством сего счастливого события для соплеменных народов»[552].
Отметим и финансовую сторону дела. Новый польский король полностью оплатил варшавскую коронацию. Материалы польского казначейства свидетельствуют об этом прямо: в документе от 15 (27) августа 1829 г. значится, что «в соответствии с желанием Светлейшего Государя, высказанным министрам… дня 20 мая (1 июня) текущего года… счет всех расходов на коронацию… должен быть представлен Государю»[553].
Решение Николая оплатить все расходы за проведение коронации не было спонтанным, как это может показаться из приведенного сообщения. Переписка министров императорского двора и финансов раскрывает детали расчетов, которые планировалось произвести. П. М. Волконский так описывал Е. Ф. Канкрину схему договоренностей с министром финансов Царства Польского князем Ф.‐К. Друцким-Любецким: «Перед отъездом моим из Санкт-Петербурга получил я от Вашего Высокопревосходительства два кредита на неопределенную сумму: один на имя министра финансов Царства Польского князя Друцкого-Любецкого, а другой на имя банкиров Шихлеров в Берлин. По первому из кредитов получил я деньги в Варшаве… и сверх того князь Друцкий-Любецкий предложил мне продолжить брать и в Берлин потребные деньги на расходы из находящегося здесь Польского казначейства с возвратом потом оных из государственного казначейства. Находя с моей стороны предложение сие выгодным, потому что казна избавится от сего платежа банкирам денег за Комиссию и других расходов, я покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство уведомить меня: согласны ли Вы с сим предложением князя Любецкого и нет ли к тому каких-либо препятствий»[554]. В отличие от Волконского министр финансов Российской империи Е. Ф. Канкрин не был убежден, что предлагаемый Ф.‐К. Друцким-Любецким вариант настолько выгоден, ведь возвращать деньги в польскую казну пришлось бы наличными, «между тем как в случае заимствования денег у банкиров в Берлине они будут получать уплату из фондов наших в Амстердаме находящихся, что в настоящих обстоятельствах было бы более облегчительно». В итоге Канкрин оставил решение вопроса на усмотрение Волконского, которому, по мнению министра финансов, было проще на месте определить, какой вариант является оптимальным[555]. У нас нет информации относительно того, какой путь выбрал министр императорского двора. Не приходится, впрочем, сомневаться, что вся история с коронацией для России проходила по категории «расходы».
В конце лета 1829 г. казначейство направило в Министерство внутренних дел Царства Польского, собиравшее документы на оплату, множество счетов – на оплату 66 тыс. злотых за иллюминацию и украшение национального театра[556], на 195 350 злотых за украшение зала Сената[557], за содержание в столице войск и пр.[558] По подсчетам Е. Гутковского, общая сумма затрат на коронацию составила 586 804 злотых 11 гр.[559] В российской историографии фигурируют другие цифры, основанные на утверждении дореволюционного историка П. М. Майкова, который полагал, что на коронационные расходы из казначейства Российской империи было выделено 1 209 613 флоринов. К этой сумме стоит также прибавить не учтенные в этих документах траты на ремонт мостовых и фасадов в Варшаве[560], подготовку и поведение императорской поездки в столицу Царства Польского и обратно, а также поощрительные выплаты, осуществлявшиеся как по пути, так и в самой Варшаве[561].
Стоит отметить и замечание польских источников личного происхождения о том, что коронация стала временем повышенной коммерческой активности[562], то есть размещения большого числа заказов и получения прибыли. В рост, конечно, шел и символический капитал – раздавались многочисленные награды и ордена, производились повышения по службе.
Согласно материалам, которые были собраны в Польше уже в начале 1850‐х гг., по случаю коронации было амнистировано 3915 преступников, отменено штрафов, долгов и разного рода взысканий на сумму 8 586 216 руб. серебром[563]. Подарком было и решение Николая I сократить польский долг перед Российской империей и снизить процент по польскому займу – постановление об этом пришлось ровно на период между коронацией 1829 г. и сеймом 1830 г.[564]
Существенно, однако, что все эти милости, послабления и прощения не были отмечены в официальных документах как императорские дары, как это традиционно делалось в манифестах в связи с московскими коронациями. Император не решился указать полякам на сам факт дарения, полагая, очевидно, что его вклад в общее будущее братских народов обеспечен, очевиден и не может быть оспорен.
3.2. Между православием и
