Ночь человека - Сергей Слюсаренко

– Ты у нас давно не был! Вот смотри, у нас уже система полностью под компьютером, — взахлеб стал рассказывать Ларин. — Теперь все намного проще! Как только аналитики приходят к выводу о возможной бифуркации — вся информация сразу сбрасывается по сети на наш портал. К моменту, когда оперативник готов к заданию, портал уже начинает открывать вход на точку. Теперь ошибок нет!

– Хотя с тобой ошибок быть не могло, — задумчиво добавил Ларин.

– Это почему же? — встрепенулся я. — Я что, такой крутой??

– Ну… — вдруг смутился Ларин, — это я так. Считай образно выразился. Ты же наш ключевой агент. А ключ у нас один!!

– Ладно, не буду задавать дурацких вопросов. Вот меня только одно мучает. Я почти не знаю, чем мои акции оканчивались. Это же в итоге фактическая история. Где бы посмотреть?

– Так купи краткую историю ВКП(б)! — Сострил Ларин. — Да проще простого! Иди в свой аккаунт, там всегда есть ссылки на анализ последействия.

Что же, пороемся в собственном досье.

Унылое сопение Кондратьева в нашем общем офисе навевало какие-то смутные реминисценции о жизни Стамина. Но очень смутные. Да, ладно. Сопит, через плечо не заглядывает, и на том спасибо. Так что там с личным аккаунтом?

Да видел я этот аккаунт тысячу раз! Все те же малопонятные дефиниции задания. Время, миссия, лаконичное описание возможных бифуркаций. Какой-то идиот считает, что если использовать специальные термины и их сочетания, это будет выглядеть умно. «Девиация, с возможностью странного аттрактора в имперских влияниях с дальнейшим ослаблением связей панславянского монархизма. Верифицированная возможность лакун в литературных пандемических модификациях». Это по-нормальному — Бонапарт всем выпишет, Польша не будет под Россией и потом Пушкин не напишет «Онегина». Это я так думаю. И в таком духе. Что и как надо было делать, непонятно. Только короткая запись против графы «миссия» — «имплантация мотиваций проведена». Бред… Хотя, подождите, что там мне Кондратьев на листочке написал? Так, начнем по новой, войдем сначала по тому логину. А потом попросим опять данные на Фарбера…

Да… Как-то оно все не так выглядит… Совсем не так…

Акция — код: «Небо над головой»

Проблема: «Возможное угасание цивилизации в ситуации подавления мотиваций»

Цель: «Создание новой элиты на фоне интервенции мораидов»

Метод: «Полное погружение агента»

Исходное: 294456 werg 38466 lk dk276 729

И в таком духе…

Отличий в разных миссиях не много, в основном в графе «метод» — или полное погружение или предварительный инструктаж… Конечно, с Лариным на эту тему не побеседуешь… Кондратьева подставлять не хочется. Он же от души мне вход в систему подарил! Хотя вот ещё странное — что за графа «исходное»? Она почему-то, начиная с девятого задания, вдруг пропадает…

– Слышь, Кондратьев, — прервал я сопение коллеги, — я тут свой файл глянул, там мне непонятная графа попалась. Написано — «исходное», а потом цифры и буковки всякие. Не знаешь, что такое?

– Ты бы, Фарбер, не мелькал моим пассвордом по сети, хвост прижмут, а я все отрицать буду! — сердито проворчал тот. — Это исходные данные для открытия временного канала. Ты же у Ларина видел железо его… Там пока кучу цифр не введешь, канал не откроется. А цифры считают аналитики. Не нам чета.

– А почему у меня это «исходное» исчезает, начиная с девятого задания?

– Вот только не надо прикидываться и делать вид, что все кругом идиоты! — Кондратьева вдруг очень возмутил этот вопрос. — Иди ты Фарбер на! Проверяй кого-нибудь другого! Пусть он тебе славу поет и в ножки кланяется.

Кондратьев резко встал и, хлопнув дверью, ушел куда то. Чего это он так?..

Что такое одиночество? Это сила или слабость человека? Я был бесконечно одинок, когда был Стамином. Несмотря на друзей, работу, заботы и радости. Это одиночество было моей силой. Мне было плевать на все и в первую очередь — на себя. Как идет — так и идет. Я, Фарбер, — практически одинок здесь. Нет у меня ни друзей, ни дела. Я уже давно понял, что моя аналитическая служба — просто времяпрепровождение. Нет вечерних гостей, нет споров о вечном и ему подобном. Все это похоже на солдатскую службу — кругом толпы народа, а ты один. Но я не один. Здесь — не один. И в этом моя слабость. И сила, уже совсем другая.

С Верой мы встречались вечером у зимней оранжереи. Как всегда, у входа были свалены лыжи, санки и другие приспособления для снежных развлечений. Вера, наверное, уже побывала там. Она раскраснелась, расстегнутое пальто было покрыто мертвыми снежинками. Её вьющиеся волосы разметались по плечам и тоже блестели капельками бывшего снега.

– Ой! Там так смешно было! Мы с ребятами в снежки играли! Это из нашего отдела. Сегодня техники обильные снегопады устроили. Давай на лыжах пробежим! Я никогда не каталась на них.

Мороз, снег, раскрасневшиеся щеки превратили Веру в веселую студентку. Я, по-моему, такую её и увидел впервые много лет назад.

Как давно я её знаю.

Как мало я её знал.

Хотя, себя я знаю, наверное, ещё меньше, составляя узор из разрозненных кусков. Я — Стамин, все логично и скучно, я — Фарбер, все круто и нелогично. Да ладно…

Зимняя оранжерея. Какая игра словами. Ну, какие апельсины могут быть здесь, в царстве блестящего снега? Лыжня устремлялась прямо от порога, вглубь хвойного леса. Фонари выхватывали куски параллельных линий, проложенных неизвестно кем в этом снежном храме. Оранжерея была такая большая и так натурально выполнена, что иногда порождала ощущение, доступное только в настоящем лесу. Это ощущение неподвижности, почти искусственности окружающего тебя пространства. Реальность была настолько хороша, что напоминала декорации.

Какой я идиот! Я годами выхекивал изощренный стиль лыжного бега, я добился того, что лыжный бег однажды стал для меня — как дыхание, не требующее напряжения. Но причем тут Вера? Я не стал ждать, когда она доковыляет до меня. Вернулся назад. И правильно сделал. Вера сидела на лыжне, кощунственно ее растоптав.

– Вера, ты чего? Почему ты не попросила меня бежать не так быстро?? Извини меня, — я присел на лыжне рядом.

– Да ладно, просто упала и никак не могу подняться с этими дурацкими палками. Я такая неловкая, — Вера уже не плакала, но слезы предательски проложили дорожки по щекам.

– Вера, не обижайся, я конечно дурак, я давно на лыжах не бегал, вот дорвался. Ты извини, я вообще хотел у тебя спросить что-то важное, — сам не понимая почему, вдруг перескочил я.

– Да? — Вера смахнула слезу, еще дрожавшую на реснице.

– Почему у меня в большинстве дел отсутствуют параметры входа в темпоральный канал? — прямо в лоб ляпнул я.