Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру - Гунтхард Вебер

Важный аспект завершения расстановки состоит в том, чтобы и терапевт, и группа после расстановки оставили клиента и его душу в покое. Иногда заместители с самыми лучшими намерениями хотят еще что-то добавить или терапевту приходит в голову что-то, что он хотел бы еще сообщить, а бывает, что и клиент еще не удовлетворен. Пойти на это — значит помешать душе и свести на нет воздействие расстановки. Если клиент, заместитель или терапевт хочет сказать в дополнение что-то важное, то говорить можно лишь то, что послужит клиенту и достигнутому в расстановке. То, что действительно важно, не пропадет и найдет верный момент, чтобы прозвучать.

Чтобы расстановка была эффективной, это действие должно быть заметным уже в расстановке. Оно видно отчасти по самому расставляющему, терапевт уверен в том, что он увидел в решении, и группа тоже это действие чувствует. И тогда само воздействие доверяется душе. Ведь мы, в конце концов, не знаем, что на самом деле приносит освобождение. У меня бывали очень удовлетворительные расстановки, в дальнейшем оказавшиеся не очень эффективными. А случались и «плохие» расстановки, позже оказавшиеся самыми действенными. Терапевт может доверять лишь тому, что видит в расстановке, и направлять это туда, где его место и путь. При всем своем опыте и уверенности в проведении расстановок мы не можем гарантировать ее успех. Терапевт для успеха расстановки делает немного. Но это немногое стоит мужества, тренировки, опыта и труда растущего понимания и вознаграждается очень удовлетворительной работой.

17. От порядков любви к движениям души

В последнее время в расстановках Берта Хеллингера происходит развитие от «порядков любви» к «движениям души». Наметилось оно уже в «сжатой расстановке». Прежде всего там, где судьбы семьи вплетены в большие контексты и решения уже не могут прийти из семейной души, но только из пространства «большей души». Например, в расстановках с участием жертв и преступников в связи с политическими и общественными событиями, Берт Хеллингер велит заместителям, которых часто расставляет сам, свободно и молча двигаться и не вмешивается в их внутренний и внешний процесс. И тогда здесь разворачивается бессловесная драма с удивительно глубокой динамикой. Иногда в завершение Хеллингер просит заместителей рассказать об их душевных процессах, иногда нет. В столь больших контекстах ни один терапевт уже не может гарантировать сохранение «перспективы» и нацеленное ведение расстановки к решению. Как и другие наблюдатели, терапевт тоже лишь созерцает и принимает то, что в движениях и решениях открывается из пространства большей души. Подобные расстановки больше семейных. По их окончании заместители часто рассказывают о совершенно неожиданных для них переживаниях и прозрениях, выдумать которые было бы невозможно.

В работе с семьями Берт Хеллингер теперь тоже нередко полностью доверяет движениям души. В этих расстановках взгляд еще сильнее, чем раньше, уходит от желаемых решений внутри порядков любви к гармонии души с действительностью, какой она себя являет.

В этой статье я хотел только указать на такое развитие в работе Берта Хеллингера. Оно не исключает описанного здесь образа действий, но выходит за его рамки. Оно показывает, насколько открытой и незавершенной остается работа с расстановками на службе движений души.

ОСОБЫЕ ТЕМЫ В СЕМЕЙНОЙ РАССТАНОВКЕ

«Откуда только у меня это?»

Ритуал возврата в индивидуальной терапии.

Зигфрид Эссен

Магическое мышление и перенятие чужого

Иногда мы обнаруживаем у себя или своих клиентов какие-то черты поведения, роли или чувства, которые кажутся нам чужими. Будто их источник находится совсем не в нас, словно мы повторяем их за кого-то другого. Повторный или навязчивый характер такого поведения указывает на то, что речь здесь может идти о чем-то чужом, перенятом. Высокая степень зависимости от подобного поведения и подобных чувств и, соответственно, невысокая степень свободы показывают, что наша связь выходит за рамки естественной связи между родителями и детьми.

Берт Хеллингер объясняет решение перенять чужую судьбу любовью в магическом мышлении ребенка. Я позволю себе несколько развить эту теорию, поскольку, на мой взгляд, магическое мышление доступно нам не только в детстве. Принимать решения о перенятии, что в большинстве случаев происходит неосознанно, человек может на протяжении всей своей жизни, прибегая при этом, так сказать, к возможностям дорациональной фазы. При этом для установления магической связи человек выбирает самую понятную душе систему символов — семью. Иногда для этого обращаются также к религиозной системе, например, к Богу. При этом символы — отец, мать, Бог — используются не в рациональном или трансрациональном, а в дорациональном смысле.

В нашем представлении процесс роста и созревания человека предстает обычно как постепенное освобождение от подобных, нами самими созданных связей и «срастаний», где мы, принимая свою естественную включенность в контекст природы, семьи и культуры, достигаем все большей раскрепощенности и свободы мышления, чувств и действий. Но разве с каждыми сброшенными путами мы не создаем себе новые или не обнаруживаем себя в других, более глубоких или

Об онто- и филогенетическом развитии сознания от дорациональности или магического мышления через рациональность к трансрациональному сознанию (ср Ken Wilber, 1996) Здесь можно найти детальное, ссылающееся прежде всего на Гегеля и Пиаже обоснование того, как по мере развития более раннее «растворяется» в более позднем и широком и все же содержится в нем как возможность тяжелых для нас оковах? Так что мы вдруг начинаем сомневаться даже в том ролевом поведении или привычках мышления, которые раньше считали нормальными и свободными, и определять их как стесняющие нас избыточные модели? Именно в этот момент осознания и связанной с этим диссоциации мы готовы и способны от них освободиться или их вернуть и с этого момента обращаться с ними легко и свободно. Как бы там ни было, возврат подобных моделей поведения, мыслей и чувств, которые рассматриваются нами как путы, может быть шагом на пути психического созревания и освобождения от идентификации с предыдущими образами самих себя.

Ритуал возврата

Далее я опишу ритуал, с помощью которого можно символически (вербально и невербально) осуществить подобный возврат для себя лично, с клиентами в индивидуальной терапии или в расстановочной группе. Я покажу это на примере работы с клиентом в индивидуальной терапии. Аналогичным образом этот ритуал можно проводить с заместителями в группе, он наверняка не нов для читателей, знакомых с методом расстановки.

Пример

Дорис, 37 лет, уже некоторое время ходит на терапию (ритуал возврата я использую даже во время первой встречи или в кризисных ситуациях). Мы говорим с ней о чувстве одиночества, которое возникает у нее постоянно, несмотря на то, что живет она в многодетной семье, в которой царят хорошие отношения. «Откуда только у меня это?» — спрашивает она себя и меня. У меня складывается впечатление, что ее «одиночество» полностью или большей частью принадлежит Не ей, а кому-то из членов ее родной семьи.

Выбор предмета в качестве символа перенятого

Я предлагаю ей выбрать какой-нибудь предмет, который символизировал бы ее одиночество. Она выбирает темную подушку и кладет ее себе на колени.

В этом случае мы назвали символ «одиночеством», в других случаях я называю его просто подушкой или свертком, имея в виду, что название может измениться, когда этот предмет попадет в другие руки. Будучи ребенком, человек редко знает точно, что «на самом деле» происходит у родителей. Он видит, как страдает его отец или мать, и решает освободить его или ее от этого бремени, как будто это в его власти. (В своей магической картине мира ребенок всемогущ!)

Я думаю, правильно проводить различие между неопределенным «что-то», бременем или страданием, от которого ребенок решил освободить одного или обоих родителей, и его понятийными интерпретациями, как, например, «одиночество», о котором мы говорим в данном случае. Я сталкивался с тем, что ребенок интерпретировал это «что-то» как ревность матери в ответ на измену отца, в то время как позже, идентифицируя себя в ролевой игре с матерью, он воспринимал тот же самый старый процесс как ощущение покинутости, возникшее у матери в связи с абортом. Причем объяснение матери я, естественно, тоже рассматриваю как точку зрения. Тайна должна оставаться тайной.

Где место перенятого?

«Я ведь слышал от тебя, Дорис, — говорю я, — что твоя мать тоже страдала от чувства одиночества. Возможно, часть твоего одиночества принадлежит ей. Бывает, что иногда ребенок решает взять что-то такое на себя или разделить эту ношу с родителями, как будто этим он может их освободить. Я предлагаю тебе вернуть перенятое, что бы это ни было, пусть сейчас это называется одиночеством». Произнося эти слова, я ставлю перед ней два пустых стула и спрашиваю: «Кто сейчас твой отец, а кто мать?» Мать она видит слева от себя, а отца справа. Этот вопрос вводит клиентку в легкий транс, для того чтобы она представила себе семейную систему.   '