Нострадамус - Мишель Зевако

Монтекукули схватили, бросили в тюрьму, допросили и осудили. Он защищался с невиданной энергией и отрицал свою вину до самого конца процесса: он был уверен, что ставший теперь дофином Анри в последний момент спасет его. А про себя решил: если Анри и Екатерина не придут ему на помощь, он их выдаст. Несмотря на то, что, как показалось Монтекукули сначала, показанное ему во время процесса и обвинявшее его в убийстве письмо было написано почерком, напоминавшим почерк Екатерины, он счел это предположение настолько чудовищным, что сам же и отмел его, и больше к нему не возвращался. В результате Монтекукули был приговорен к казни: его должны были разорвать на части четыре лошади.

День накануне казни прошел без всяких намеков на то, что надежды приговоренного исполнятся. И тогда он заявил, что хочет сделать важные признания… Часом позже дверь его камеры открылась, и в темницу проскользнул изящный молодой дворянин, закутанный в темный плащ. Когда тюремный смотритель, оставив факел, удалился, а новоприбывший скинул с головы капюшон плаща, Монтекукули узнал в юноше… Екатерину Медичи. И надежда вспыхнула в нем с новой силой.

Жена нового дофина приблизилась к узнику и прошептала ему в самое ухо:

— Завтра утром иди на место казни совершенно спокойно. Пусть тебя привяжут. Пусть запрягут лошадей. Палачу хорошо заплатили. Лошади не сдвинутся с места. Когда это произойдет, начнется шум, волнение, люди на площади забеспокоятся. В эту минуту на тебя нападет сотня крепких молодых людей с криком: «Смерть ему!» Они сделают вид, что хотят тебя убить, но вместо этого освободят и унесут с собой к берегу Роны, где будет ждать отличная барка. На ней ты спустишься к морю. Оттуда на корабле доберешься до Италии. При отплытии капитан корабля даст тебе триста тысяч ливров, которых тебе хватит, чтобы дождаться часа, когда мы вернем тебя ко двору. Анри станет королем Генрихом II, а ты займешь при нем место, которого достоин.

Узник низко поклонился, схватил руку Екатерины, пылко поцеловал ее и прошептал:

— Я знал, я знал, что вы спасете меня!

Екатерина приложила пальчик к губам и быстро вышла из камеры. Когда туда явился королевский комиссар, посланный взять у обвиняемого обещанные им показания, Монтекукули поклялся, что ему больше нечего сказать.

Утром следующего дня его отвели на место казни, и каждый, кто видел шествие, не мог не восхищаться удивительным спокойствием, с которым он шел к площади, где его должны были разорвать на части.

Палач уложил приговоренного на сделанный из досок крест, привязал за руки и за ноги…

Четыре помощника палача, вооруженные хлыстами, привели лошадей, запрягли их, прикрепили цепи… Цепи слегка натянулись… Монтекукули, до тех пор державшийся с ужасавшим всех, кто его видел, спокойствием, теперь, почувствовав, как цепи впиваются в его конечности, смертельно побледнел. Он попытался приподнять голову и всмотрелся в окружавших место казни, но старавшихся отойти от него подальше людей. Монах, присутствовавший при экзекуции, поднял распятие. Палач проводил глазами этот взметнувшийся к небу крест.

— Во имя живого Бога, — вскричал монах, — заклинаю тебя в последний раз: назови имена своих сообщников!

Все, кто наблюдал за казнью, могли заметить, как при этих словах зашевелились губы приговоренного, все заметили его колебания. Сейчас он заговорит!

Но в ту же секунду раздались крики: «Смерть ему! Смерть ему!» — и в толпе началось сильное волнение.

«Это пришли за мной! — подумал Монтекукули. — Я спасен!»

И крикнул громко: — Мне нечего сказать!

Монах опустил распятие. Это был сигнал к началу казни. Четыре помощника палача принялись бешено стегать лошадей. К небу вознесся ужасный крик, похожий на рев раненого зверя, и несколько минут спустя на скрещенных досках не осталось ничего, кроме клочьев кровоточащей трепещущей плоти…

— Теперь никто на свете не знает, отчего умер ваш брат Франсуа! — шепнула присутствовавшая при казни Екатерина Медичи на ухо дрожащему, задыхающемуся, смертельно бледному мужу.

Она ошибалась. Был еще один человек, знавший причину смерти дофина. И этим человеком был Нострадамус!

Несколько дней спустя после только что описанных нами событий Нострадамуса в его подземелье посетил мэтр Пезенак. И сказал узнику:

— Король хочет видеть вас. Вас проводят к Его Величеству.

Нострадамус даже головы не поднял. Его расковали. Его затолкали в какую-то крытую повозку вроде тюрьмы на колесах, где рядом с ним уселись четыре вооруженных аркебузами человека, оружие их было в полной готовности на случай, если преступник вздумает бежать, и каждый держал в руках по зажженному светильнику. Повозка, в которую была запряжена пара лошадей, двинулась в путь, и путь этот продолжался целый день.

К вечеру сопровождавшие узника стражники услышали шум, напоминающий шелест листьев леса, вот только если бы листья эти были из стали.

— Наконец-то! Наконец-то мы добрались до королевского лагеря, — радостно переговаривались стражники между собой.

Действительно, вскоре лошади остановились. Узника вывели из передвижной тюрьмы и отвели в просторную палатку, над которой развевалось знамя Франциска I. В палатке находились сам король, несколько офицеров из его штаба, коннетабль, принц Анри и его жена Екатерина. Франциск I долго рассматривал пленника, потом спросил его:

— Почему вас содержали в турнонской тюрьме?

— Потому что я спас девочку, которая должна была умереть, — ответил Нострадамус.

— Кто приказал арестовать вас?

— Мессир Игнатий Лойола.

Услышав это имя, король вздрогнул. Многие из присутствовавших почтительно сняли шляпы. Франциск I довольно долго молчал, было видно, что он раздумывает. Потом заговорил снова:

— Вы пытались спасти моего сына…

— Но не спас его, — уточнил Нострадамус.

— Да, — вздохнул король. — Но вы пытались. Наверное, было слишком поздно…

Король поднес руку к глазам и утер слезы, которых не сумел сдержать. Нострадамус ничего не ответил.

— Говорят, — вернулся к начатому разговору Франциск I, — что вы спасли парализованную девочку в Турноне только благодаря помощи сил ада. Достопочтенный Игнатий Лойола к тому же прислал нам письмо, которое свидетельствует, что, оставаясь в живых, вы представляете собой грозную опасность. Но вы пытались вернуть жизнь моему сыну. Молодой человек, во имя блага вашей жизни на земле и ради покоя вашей души, приказываю вам отказаться от дел, которыми вы занимаетесь! Идите. В другой раз у меня не будет возможности помиловать вас. А сегодня я хочу вернуть вам долг: заплатить признательностью за попытку спасти моего возлюбленного сына. Идите, вы свободны!