Они написали убийство (сборник) - Светлана Алешина

Он подошел к Бельману и Ларисе, сдержанно поздоровался и, подозрительно покосившись на Андрея, хотел было что-то сказать, но тот опередил его. Заискивающе заглядывая Макушкину в глаза и взяв его за руку, он сказал:

— Леша, ты не хочешь пойти со мной в ресторан?

Макушкин сразу же оживился, с него слетела вся меланхолия, и он с интересом спросил:

— А в какой?

— В «Чайку», — сказала Лариса. — Я — директор этого ресторана и буду счастлива видеть у себя молодых талантливых писателей.

Макушкин покраснел от удовольствия, поправил очки, перевел взгляд с Ларисы на Бельмана, заметил в глазах последнего нетерпеливый огонек и решительно сказал:

— Едем!

— Куда это вы собрались, господа, позвольте узнать? — послышался за их спинами знакомый скрипучий голос.

Все обернулись и увидели Степкина.

— У нас, понимаете ли, заседание, — продолжал главный лауреат премии «Золотое перо», — а у них какие-то не относящиеся к работе мероприятия! Это безобразие!

— Блин, опять приперся, старый козел! — пробормотал в сторону Бельман. — Сейчас на хвост садиться будет!

Макушкин начал было что-то говорить в оправдание, Степкин скептически слушал его, а Бельман быстренько отвел Ларису в сторону и зашептал:

— Он сейчас непременно начнет навязываться нам, так вы ему скажите, что таким лохам не место в приличном ресторане.

— Да ну, неудобно как-то, — пожала плечами Лариса. — Пускай уж идет, а то потом еще будет вам палки в колеса вставлять.

Бельман вздохнул, но согласился.

— Михаил Александрович, — подходя к Степкину, сказала Лариса. — Мы просто собирались поехать в ресторан, и вы можете присоединиться к нам. Мы только обговорим один вопрос, а потом вы спокойно обсудите ваши дела. Заседание вполне можно перенести и туда.

— В ресторан? — заинтересовался Степкин, и было видно, что ему смерть как хочется туда попасть. — Да я, понимаете, не одет для подобного случая… — он окинул взглядом свой видавший виды коричневый пиджак. — И потом, заседание — дело важное. Там нам никто не помешает?

— Абсолютно никто, — заверила его Лариса.

— Ну что ж… — развел руками Степкин. — Я, конечно, не могу спорить с большинством.

Через пятнадцать минут вся компания уже сидела в зале ресторана «Чайка».

Лариса, чтобы не ударить в грязь лицом, расстаралась на славу. Она заказала праздничное меню, включающее блюда кухни разных народов. По этому случаю на столе присутствовали суп из крабов по-тайски, бамия, жареная свинина по-креольски с рисом и черной фасолью и замбийский крем из гренадиллы. Следуя традиции, Лариса к бамии заказала вино «Бычья кровь», а к свинине — «Саперави».

Писательское трио с некоторым смущением оглядело стол, потом все трое отошли в сторону и о чем-то пошушукались. Лариса даже немного встревожилась — неужели что-то не так?

Но, как выяснилось, смутило писателей только одно обстоятельство — на столе не было одного компонента, свойственного русской кухне. А именно — водки. Посмеявшись от души, Лариса приветствовала подобный патриотизм, заказав бутылку водки. После этого все успокоились и приступили к трапезе. Разговор за столом велся вокруг Державина.

— Кто бы мог подумать, — укоризненно качая головой, разглагольствовал Степкин, с аппетитом поедая бамию, о которой он до этого даже не слышал, — что такой талантливый, творческий человек окажется способным на подобное зверство…

— Да ладно! — махнул рукой уже принявший на грудь Бельман, предпочитавший суп из крабов. — По нему всегда было видно, что у него не все дома. Так что ничего удивительного.

— Все порядочного из себя строил! — поддержал его Макушкин, налегая на свинину. — С нами никогда не тусовался. Жил бы проще, как все, и все бы нормально было!

С этими словами он опрокинул в рот рюмку водки, демонстрируя, по-видимому, то, что в его понимании означало «жить проще, как все».

— А что же теперь с ним будет? — спросил у Ларисы Степкин, покосившись на стремительно пустеющую бутылку, — молодые таланты не считали, что алкоголь помешает им провести заседание.

— Пока он в больнице, в реанимации, — катая в пальцах комочек хлеба, задумчиво произнесла Лариса. — Выживет, нет ли — неизвестно. Но одно могу сказать — посадить его вряд ли получится. Правда, он и так наказан — даже если выживет, на всю жизнь останется инвалидом.

— Он и так интеллектуальный инвалид! — выкрикнул Бельман.

Степкин, стараясь соблюдать приличия, кашлянул и сурово посмотрел на него.

— А где тот, что его грохнуть хотел? — спросил Макушкин.

— А он уже сидит в камере, ничего не отрицает, жалеет только, что не добил. Так что здесь проблем с признанием вины нет.

— Откуда же он узнал, что это Василий убил Владу?

— Мелкая деталь, — ответила Лариса. — Влада очень любила грильяж, и Василий ей постоянно его покупал. Это было чем-то вроде ритуала в их отношениях. Она рассказала об этом своему новому возлюбленному Славе. По иронии судьбы, Слава прибыл в Питер в тот самый день, когда Влада умерла. Он первый обнаружил ее труп, но никому не сказал об этом — наркоманы были в отключке и его практически не заметили. Увидев коробку грильяжа, он сразу понял, чьих рук это дело. Для милиции это, конечно, было не доказательство, но для него этого факта вполне хватило.

— Н-да-а-а… — протянул Степкин и, покосившись на Ларису, не выдержал и налил себе водки, — вот, я всегда говорил — ничто не проходит безнаказанно! Все рано или поздно припомнится!

При этих словах Бельман с Макушкиным бросили одновременно быстрый и тревожный взгляд на бутылку с водкой.

— Ладно! — решительно заявил Бельман. — Чего мы все о грустном, давайте лучше выпьем!

Жажда острых ощущений

Пролог

Июльские встречи

Скорый поезд Тарасов — Москва набирал ход. За окном с огромной скоростью проносились шпалы, деревья и встречные составы.

Арина раскрыла книгу и углубилась в чтение. Она ехала в спальном вагоне одна, соседнее место пустовало. С одной стороны, ей было несколько скучновато, поскольку женщина она была общительная, а с другой — такая ситуация давала возможность сосредоточиться на своих мыслях. Мысли же Арины Васильевны Борисовой, менеджера по продажам фирмы «Глобус», были в основном посвящены ей самой, любимой.

«И все же я — лучше!» — вертелось у нее в голове. Это, по мнению Арины, бесспорное утверждение разделялось в реальности далеко не всеми. И вообще все шло не так, как ей бы хотелось.

Тридцать лет исполнялось ей через два месяца. Позади была бурная молодость. За плечами — два брака, один из которых был плодотворным. Плод любви, именуемый Марией Николаевной Борисовой, находился у бабушки, матери Арины, в то время, когда мама была в командировке.

Кроме двух браков, у Арины было также и несколько достаточно продолжительных романов, партнеров по которым она называла «значимыми мужчинами». Это были два ее старых любовника, которых она уже с полным основанием могла отнести к бывшим, и двое мужчин, с которыми отношения развивались.

Впрочем, с одним из них, Борисом Фоминым, ситуация была непонятной. Они расстались месяц назад, по обыкновению, не обсуждая свои отношения. Ни Арина, ни Фомин не любили выяснять все до конца и ставить точки, в отличие от Виктора Лохмана, с которым Борисову сейчас связывали отношения, похожие на любовные. Именно похожие, а не любовные. Арина наткнулась на собственные внутренние преграды, которые она называла моральными принципами. Все же это был друг ее любовника, которого она еще не отправила в архив. Да и не любила она Лохмана, а сошлась с ним просто от безысходности.

Виктор же атаковывал крепость, именуемую Ариной Борисовой, месяца четыре и наконец совсем недавно овладел ей.

Арина была женщиной красивой. Для своих тридцати она выглядела просто прекрасно, и ее утверждение «Я — лучше!» было справедливо. Она была похожа на стройненькую студенточку, с большими, похожими на спелые вишни, карими глазами и лицом, не тронутым морщинами. Она была воплощением южанки благородных, европейских корней, без налета азиатчины. Словом, темпераментная итальянка или, в крайнем случае, болгарка…

— Вам привет от Валерьяновны, — дверь купе неожиданно открылась, и в проеме Арина увидела улыбающуюся круглую физиономию.

Она принадлежала высокому брюнету, чуть расплывшемуся, но не потерявшему мужское обаяние. У него были прозрачные серо-голубые глаза, которые от постоянного употребления алкоголя походили на тусклое декабрьское небо. В руках мужчина держал бутылку муската.

Улыбка его была настолько обезоруживающе искренна, что могла ввести в заблуждение почти любую женщину. И сейчас эта улыбка подействовала на Арину Борисову желательным для Бориса Фомина образом.