Люблю трагический финал - Ирина Арбенина

— Могу.

Золотоволосая встревожила его новостью о том, что один из бомжей, лазавших на чердак, оказался жив…

Нет, сам он не боялся кары. Он, напротив, чувствовал себя отлично, уверенно, как никогда. Как мужчина на взлете карьеры, на пике жизненных удач. В расцвете сил, так сказать.

Но если бы чердак нашли — это означало бы расставание с Джульеттой. Фу… То бишь Виолеттой! Виолеттой Валери — прекрасной куртизанкой, погибшей от несчастной любви и неправильного, нездорового образа жизни.

Поэтому он все продумал.

Он уже видел этот чистый сильный огонь, окружающий Утес Валькирии… Вообще «Кольцо Нибелунгов» редкость в мировом репертуаре…

Это была бы сильная вещь. И идеальное преступление.

Пламя — радостное, очищающее… Ничто так не завораживает его душу, как вид огня.

Только бы не вмешался случай…

Свет фар с трудом разрезал непроглядную ночь, и Анин водитель пристально вглядывался в дорогу, совершенно забыв о своей спутнице.

В общем, Аня была ему благодарна за то, что он не стал ни о чем расспрашивать ее… После откровений Федорыча она чувствовала себя совершенно убитой… Под стать самому Лагранжу. А Сергей вообще в эту встречу выглядел особенно грустным, подавленным, ушедшим в себя.

Самой же Анне, безусловно, нужно было время, чтобы прийти в себя и придумать, как помягче, потактичнее рассказать ему о том, что она узнала от Сивого… Исходя из того, что поведал ей бомж, это было совсем не простой задачей.

«О чем он, интересно, думает? — Аня смотрела на Лагранжа. — О Джуле? Послушал бы он Сивого — что с ней стало…»

Но проникнуть в мысли своего спутника Светловой было явно не под силу…

Анна припомнила свои занятия психологией… Хорошо бы загадать ему тест… В одном из тестов есть, например, такое задание: опишите, на берегу какого водоема вы хотели бы жить. Тест, кстати сказать, очень точный…

Казалось бы: люди, зачарованные рекламными роликами (райское блаженство — это, конечно, «Баунти»), непременно опишут стандарт «счастливого потребителя»: море, желательно Карибское, пляж…

Так нет. Вовсе нет. Что можно сказать, например, о человеке, который описывает, и с большим удовольствием, как идеальное местожительство — берег темного крошечного прудика, вязкого, илистого, затянутого ряской?

Сказать можно только то, что мальчиком он рос в семье с жестким тираническим укладом, в железных, установленных родителями рамках. Для него это уже привычное, даже по-своему комфортное состояние, другого он бы уже и не хотел. И при этом, будучи сам жестко подавлен и регламентирован, он в отношениях с другими людьми (одно с другим четко увязывается) стремится к тому, чтобы самому подавлять, властвовать, навязывать достаточно грубо свою волю.

Ну что бы родителям было не заглянуть в этот прудик… Так нет же, скорее всего даже элементарной попытки разобраться в потемках детской души, по всей видимости, не было.

Вода — так считается — это очень близко к образу души. И люди, которые мечтают не о вязком заросшем прудике, а о, скажем, безграничном морском просторе, не затемненном тучами, мечтают о воде прозрачной до дна, просматриваемом открытом пространстве береговой линии… В общем, если такой человек повстречался, лучше его больше из виду не терять.

— Сережа, понимаете, я ведь вас совсем не знаю, — робко начала Светлова, — расскажите хоть немного о себе… Если можно, конечно… Если, конечно, ваша жизнь не сплошная тайна….

— О себе? Ну что ж… — Лагранж усмехнулся. — Пожалуй, стоит рассказать… К тому же моя жизнь не сплошная тайна и вообще — не тайна… Вот как раз одна давняя история вертится в голове, извольте… Послушайте… Дорога-то длинная. Правда, и история, к сожалению, не очень веселая.

…Каждый раз, когда он возвращался к этим воспоминаниям, все, что случилось с ним тогда, в юности, вставало перед глазами так четко, до мелочей ясно, что становилось понятно: ему никогда, никогда от этих воспоминаний не избавиться. Он считал то, что случилось с ним тогда, самой темной страницей своей жизни, корнем, основой всех злоключений… Хотя юношескую любовь, даже несчастную, обычно принято считать светлой… Но в его случае было иначе…

Говорили, что ее мать была отличной портнихой. Будто бы время от времени мамаша ездила в город, привозила оттуда стопку модных журналов и шила дочке ладно сидящие стильные юбки и джинсы.

Может быть, поэтому, когда Кристина — так ее звали, — продав молоко (а девочка два раза в неделю приносила отдыхающим молоко на продажу), вышла из дверей дома отдыха и присела на длинную скамейку возле теннисного корта полюбоваться на играющих, она ничем не отличалась от стильных московских девочек, к которым он привык.

И все-таки была она особенной. Настолько, что он уже не смог отвести от нее взгляда.

— Девушка, а девушка, а вы из какого номера? — Рядом с ней на скамью сразу уселся его приятель, закадычный друг Андрей. (В том далеком августе родители впервые в жизни отпустили их отдыхать на юг, в дом отдыха, одних!) — Почему я вас еще не видел? — продолжал приставать к ней Андрей.

— Я… В общем-то, я…

Он сразу понял тогда, что девушка растерялась.

Очевидно, она хотела сказать, что вовсе даже не живет ни в каком номере, что она просто принесла молоко. Но почему-то застеснялась. Очевидно было, что ей неловко стало признаваться самоуверенному усмехающемуся москвичу, что она не живет в доме отдыха — в номере с ванной, а ютится в беленном известью домике у моря, где вместо ванны вода из колодца, такая ледяная по утрам — бр-р! — хоть и живут они на самом юге.

— Вряд ли вы угадаете, — вместо долгих объяснений ответила Кристина.

Наверное, это было нехорошо, что она не стала разубеждать его друга. Не сказать правду — это ведь еще не значит соврать? Однако получилось, что она оставила Андрея в заблуждении…

То есть она умела лгать. И ему уже тогда следовало бы насторожиться.

Но он не насторожился — он смотрел на нее, смотрел уже во все глаза, как зачарованный…

— Попробую отгадать… Я ведь, признаться вам, страшно догадлив! — продолжал наступление-знакомство его нахальный приятель.

И Андрей как бы в шутку, но очень внимательно окинул ее взглядом:

— Хорошо сложены, пожалуй, даже изысканно. Тонкие черты лица… Угадал! Двести седьмой люкс. Кажется, там поселились племянницы писателя Волконского.

Она покраснела так, что даже сквозь ее медовый загар пробился яркий румянец. И стала, впрочем, от этого еще лучше. Но было понятно: она попала в ложную ситуацию. В пакете предательски звякнул пустой бидон из-под молока. Он обратил внимание, что она незаметно отодвинула его от себя.

— Давайте знакомиться… Андрей! — продолжал приставать его друг.

— Извините, но мне нужно идти.

Она поднялась со скамьи, заторопилась.

— Ну уж нет, мы так просто вас не отпустим. Разве вам не понравилась наша компания?

— Извините…

— Нет, нет, и нет! Вы остаетесь с нами, и мы сейчас…

Андрей загородил ей дорогу.

Она еще больше смутилась. Видно было, что больше всего ей хотелось поскорее исчезнуть отсюда.

— Андрей! Ну что ты пристал к человеку.

Он пришел ей на помощь. Мягко, но настойчиво отодвинул своего назойливого приятеля, освобождая ей путь к спасению. И тогда они на мгновение впервые встретились взглядами.

Но, спасаясь от позора разоблачения, она уже бежала по тропинке, спускающейся от теннисных кортов к морю. Она так поспешно убегала, что даже забыла свой бидон, спрятанный в пакет. Он остался на скамье.

— Куда же вы, княжна?! — кричал ей вслед Андрей.

— Уймись, Андрей! — Девушки-отдыхающие с дорогущими ракетками и в теннисных юбочках «Лакоста» громко фыркали на корте: — Тоже мне… княжна… Скорей уж пастушка! Твоя красавица приносит молоко на продажу. Хочешь, можешь и ты заказать!

— Пастушка? — разочарованно протянул Андрей. — Вот так раз! Вы меня убили. Как же это я, со своей знаменитой проницательностью…

— Вот именно. Здорово опростоволосился! — смеялись девушки.

— Впрочем, — Андрей усмехнулся, — если она и пастушка, то прекрасная. И вообще… я люблю молоко.

Конечно, она слышала этот доносившийся ей вдогонку смех… И его сердце сжалось от немыслимой жалости. Бедная девочка!

Перепрыгивая с камня на камень, он торопился за ней вниз по тропинке к морю. Сверху, вслед за ними, от его торопливых шагов скатывались камни. Он уже почти догнал ее…

Он видел, как она вдруг остановилась, охнула и схватилась за голову. И явно в растерянности — это было очевидно — опустилась на край огромного камня.

Бедняжка вспомнила наконец, что забыла свой злополучный бидон! Теперь наверняка решает, что же ей делать. Может, подождать, пока насмешники разойдутся с кортов и скамья опустеет?! А вдруг этот несчастный бидон куда-нибудь денется?! Можно представить, как встретят ее дома! «В стране дефицит! В хозяйственных магазинах выстраиваются очереди за каждой эмалированной кастрюлькой, а ты! Потерять такой бидон!»