Калинов мост - Василий Анатольевич Криптонов

— Ясно, господин охотник, — смутился Семён. — Оно, конечно, надо было. Да только, когда детки пропали, нешто головой будешь думать? Куда сердце отцовское ведёт, туда и бежишь.

— Понимаю, не осуждаю. Благодарности не стоит, мы просто делаем свою работу. Видишь тварь — убивай тварь. На том стоим. А то, что шуликуны до срока из-подо льда вылезли — нездоровая тема, да. Об этом я уже слышал. Так что у вас за вопрос, уважаемая? — я повернулся к Леське. — Ваше стремление спасти людей от обморожений ценю, но почему-то предполагаю, что лично я здесь не только для того, чтобы наслаждаться божественным напитком.

Леська улыбнулась.

— Догадался, ишь!

— Ну, догадливость мне, в отличие от рангов, прокачивать не надо. Слушаю вас внимательно. Что случилось, новый леший абьюзит? Вы вроде бы не из тех дам, которые принципиально не держат рядом с собой никого, кроме конченых мудаков.

Леська покачала головой:

— Приходил леший, но до меня не добрался. Я уже не так глупа, как прежде. Попробовал сунуться — рога обломал. А только тревожно мне, охотник. Где это видано, чтобы лешему среди зимы шастать? Ему по всем законам до весны спать полагается.

Глава 13

— Где, где, — вздохнул я. — Пока вы тут, уважаемая, ягодки собирали, в мире многое произошло.

— Это я чувствую, — серьёзно кивнула Лесовичка. — Дрожит земля.

— Дрожит? — удивился Захар.

— Образно, — отмахнулся я.

Лесовичка покивала:

— Грядут великие перемены. К добру ли, к худу — того не ведаю…

— Никто не ведает. А знаете, почему?

— Почему же?

— Потому что миропорядок — он не сам по себе миропорядок. А принимает ту или иную форму в результате воздействия того, кто действует.

— Чего? — спросила Земляна.

— Объясняю популярно. Если сидеть сложа руки и ни хрена не делать, не произойдёт ничего. А если пытаться влиять на происходящие события, существует немалая вероятность направить их туда, куда надо тебе. Чем, собственно, я и занимаюсь по мере сил. Зашёл на этом пути уже достаточно далеко и сворачивать не собираюсь. — Я посмотрел на Лесовичку. — Что в вашем понимании добро, а что худо, мне не ведомо. Я работаю в соответствии с собственными представлениями о прекрасном.

— Стало быть, из-за тебя это всё, — сделала правильный вывод Лесовичка. — Земля-то волнуется?

— Стало быть, да.

— Вон оно что. — Лесовичка задумчиво покачала головой. — Но злобы я в тебе не чувствую…

— Странно. Проверьте настройки. На самом деле я зол, как сто чертей. Вместо того, чтобы перенестись домой, завалиться в кровать и обнять красивую девушку, обсуждаю тут с вами очевидные вещи. А мне, между прочим, скоро подвиг совершать. Хотелось бы подготовиться как следует.

Лесовичка улыбнулась.

— Вот о том я и говорю. На словах ты — ух, суров, а сердце-то доброе. Беды не сотворишь… Вот что, добрый молодец, — решилась она. — Гляди!

В руке Лесовички появился знакомый предмет — Путеводное яблоко. Она подбросила его к потолку. Воздух под Яблоком знакомо загустел, и возникла картинка. Охотники насторожились. Деревенские, кажется, вовсе потеряли дар речи.

— Спокойно, граждане, — сказал я. — В Рождественскую ночь всякие чудеса случаются, не обращайте внимания.

— Так ещё ж не Рождество? — пискнула мелкая девчонка.

— Так это пока и не открытый показ. Только избранным демонстрируют, на широкий экран позже выйдет.

Картинка показывала заснеженный лес, вид сверху. Лес как лес, ничего особенного. Чёрные голые ветки лиственных деревьев, засыпанные снегом лапы хвойных. Местность я не узнавал.

— Красивое, — вежливо похвалил Лесовичку. — Это вся презентация, или другие слайды будут?

— Гляди! — строго сказала Лесовичка. — Гляди внимательнее!

Несуществующая камера пошла вниз. И стало видно, что снежная поверхность не однородна. Тут и там мелькали крупные проталины. Так, будто в этих местах находились выходы теплотрасс. Проталины были разбросаны хаотично, на довольно приличной площади.

Я нахмурился. Просто так, сам собой, снег таким образом растаять не мог.

«Камера» опустилась ещё ниже, нацелившись на одну из проталин. Земляна, сидящая рядом со мной, ахнула.

У ствола большого дерева на темной земле лежали волкодлаки. С десяток.

— Неужто дохлые? — негромко спросил Егор.

Я покачал головой:

— Не похоже.

Словно подтверждая мои слова, один из волкодлаков поднял башку. Уставился в несуществующую камеру, оскалился. После чего опять уронил башку на лапы.

— Спят, — прошептал Захар. Чуть слышно, как будто боялся разбудить тварей.

Сидящие у стола девчонки прижались к отцу.

— Спят, — подтвердила Лесовичка. — Покуда сил не набрались — спят.

Я взглянул на неё.

— Снег начал таять из-за того, что твари набираются сил?

— Верно. Обычно-то по весне снег сам собой сходит, а тут леший природу взбаламутил. Что замыслил, не ведаю. Да только ясно, что не доброе дело.

— Да уж. Семи пядей во лбу быть не надо, чтобы догадаться… Где это место?

— Недалече, верст пятнадцать. За нашей деревней село большое, называется Бобры. Вот, в лесу подле того села леший всё и затевает.

— Большое село — большая добыча, — пробормотал Егор. — Это что ж он, сволота, исполнять-то собрался? А?

Мы с охотниками переглянулись.

— Когда твари очухаются? — я посмотрел на Лесовичку.

Та развела руками.

— Я им не хозяйка, не ведаю. По виду — пока ещё снулые они. Едва-едва пробуждаются. В силу не раньше заката войдут.

Лесовичка взмахнула рукой. Яблоко, висящее под потолком, исчезло, картинка пропала.

— Ну то есть, часов десять-двенадцать в запасе у нас есть, — пробормотал я. — Понял, принял. Благодарю за сигнал, будем реагировать. Местное население могу оставить под вашим присмотром? Когда отогреются и обсохнут, дорогу домой покажете?

— Покажу, чего ж не показать. Мою-то избушку никому не найти, пока сама того не пожелаю…

В этот момент из-за двери донеслось горестное ржание. И вопль:

— Хозяин! Ты здесь?

В дверь долбанули чем-то увесистым. Например, копытом. Дверь распахнулась. За порогом стояла Тварь.

Она потянула ноздрями воздух и уставилась на меня глазами, полными осуждения.

— Чай, значит, пьёте. С мёдом. С баранками…

Тварь негодующе раздула ноздри. Глаза сверкнули. Девчонки, сидящие за столом, очнулись от оцепенения и завизжали.

— Никому не найти,