Семейные тайны - Кристин Сэлингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сто… — У Сибилл сорвался голос. Потрясенная, она пыталась сосредоточиться на фактах, которые можно перепроверить. — Она написала письмо?
— Я читал его. Оно было у отца при себе, когда он разбился на машине. Он возвращался домой из Балтимора. Снял со своего счета в банке почти все сбережения. Полагаю, в скором времени большую часть этой суммы она прокутила, потому что несколько месяцев назад прислала еще одно письмо, теперь уже нам. И опять требовала денег.
Сибилл повернулась, быстро прошла к балкону и распахнула двери. Она задыхалась и ловила ртом воздух как рыба.
— Значит, я должна допустить, что Глория совершила все, о чем ты говоришь, из-за денег?
— Ты ведь послала ей деньги на адвоката. Как его фамилия? Почему он не связался с нашим адвокатом?
Сибилл зажмурилась. Горько, очень горько, когда тебя предают, но жалеть себя бессмысленно.
— Она увильнула от ответа, когда я задала ей этот вопрос. Судя по всему, адвоката у нее нет и вряд ли она собирается его нанимать.
— Что ж, соображаешь ты медленно, — его голос был пронизан сарказмом, — но все же соображаешь.
— Я хотела верить ей. В детстве мы не были близки, и в этом я виновата не меньше ее. Я надеялась, что смогу помочь ей и Сету. Хотела как лучше.
— Значит, она одурачила тебя.
— Я считала, что обязана помочь. Мама в этом вопросе занимает непреклонную позицию. Очень сердится на меня за то, что я приехала сюда. С тех пор как Глория сбежала из дому в восемнадцать лет, она отказывается признавать ее. Глория тогда заявила, что над ней надругался директор нашей школы. Она постоянно обвиняла кого-нибудь в приставаниях. Они с мамой жутко поскандалили, и на следующий день Глория убежала из дому, прихватив с собой мамины драгоценности, коллекцию монет отца и кое-какие деньги. Она не давала знать о себе почти пять лет. И те пять лет были для всех большим облегчением.
Сибилл замолчала, глядя на отражавшиеся в воде фонари, потом тихо продолжила:
— Она ненавидела меня. Всегда. Сколько я себя помню. И не важно, давала я ей отпор или уступала, отношение ее не менялось. Я предпочитала не связываться с ней. Так было спокойнее. Ненависти к ней я не питала. Вообще ничего не чувствовала. Да и сейчас, если отмести в сторону все наносное — родство, долг, — я не найду в душе ни единого чувства к ней. Она мне безразлична. Может, это мой собственный изъян. Или передалось по наследству. — Она повернулась к Филиппу с грустной улыбкой на губах. — Когда-нибудь об этом можно будет написать интересное исследование.
— Значит, ты понятия не имела, чем она занимается?
— Нет. При всех моих наблюдательных способностях. Мне очень жаль, Филипп. Я горько раскаиваюсь и в том, что сделала, и в том, чего не сделала. Но, клянусь, я приехала сюда не за тем, чтобы навредить Сету. Обещаю, я постараюсь помочь, чем смогу. Утром я обязательно приеду в Службу социальных проблем, чтобы поговорить с Анной и всей вашей семьей. Если вы позволите, мне хотелось бы увидеть Сета и попытаться объяснить ему все.
— Он останется дома. Мы не подпустим к нему Глорию.
— Ее там не будет.
Его взгляд вспыхнул.
— Вот как?
— Я не знаю, где она. — Сибилл виновато развела руками. — Я обещала, что привезу ее. И собиралась это сделать.
— Так ты дала ей уйти? Проклятье!
— Я не… не преднамеренно. — Она опустилась на диван. — Я повела ее в ресторан. Хотела накормить ее, поговорить. Она была возбуждена и много пила. Меня это раздражало. Я сказала, что мы все должны утрясти, что утром мы встречаемся с вами. Я поставила условия. Ей, разумеется, это не понравилось, но, на мой взгляд, выхода у нее не было. И я опять недооценила ее.
— Что за условия?
— Чтобы она показалась врачам, прошла курс реабилитации, вернулась к нормальному образу жизни, прежде чем вступать в борьбу за Сета. Глория отправилась в уборную и пропала. Я посидела немного одна и пошла за ней. — Она всплеснула руками и безвольно уронила их. — Я нашла свой кошелек. Должно быть, она вытащила его из моей сумочки. Кредитные карты были на месте, — добавила Сибилл с кривой усмешкой. — Она понимала, что я немедленно заблокирую счета. Взяла только наличные. Глория уже не впервые поступает так со мной, но для меня это каждый раз оказывается неожиданностью. — Она смиренно вздохнула. — Я около двух часов кружила по городу, надеялась найти ее. Но так и не нашла. Теперь я не знаю ни где она, ни что собирается предпринять.
— Да, заморочила она тебе голову.
— Я взрослый человек, могу позаботиться о себе. Я сама за себя в ответе. Но Сет… даже если хотя бы часть из того, что ты рассказал, правда… он же возненавидит меня. Я понимаю это и должна смириться. Но мне хотелось бы поговорить с ним.
— Это решать ему.
— Согласна. Я также хотела бы ознакомиться с документами. — Она сплела пальцы. — Я понимаю, что вы, возможно, потребуете распоряжение суда, но я предпочла бы избежать формальностей. Мне будет легче разобраться в обстоятельствах дела, когда я увижу все черным по белому.
— Не так все просто, когда имеешь дело с судьбами и чувствами людей. На бумаге всего не передашь.
— Возможно. Но мне нужны факты, документальные свидетельства, протоколы. Если, ознакомившись с ними, я пойму, что Сету лучше остаться в вашей семье, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам разрешили официально усыновить его или установить над ним опекунство на законных основаниях. — Будь настойчивее, приказала себе Сибилл. Убеди его предоставить тебе еще один шанс. Всего один. — Я психолог и сестра его матери. Думаю, суд прислушается к моему мнению.
Филипп смотрел на нее, стараясь сохранять беспристрастность. Детали, думал он. Умение разбираться в деталях — в этом залог его успеха. Те, что присовокупит она, только помогут ему устроить все, как он задумал.
— Полагаю, прислушается. Мы обсудим это в семье. Но, думаю, ты заблуждаешься, Сибилл. Она не собирается бороться за Сета. И никогда не собиралась. Просто использует его как средство для выкачивания денег. Но у нее ничего не выйдет. Она больше не получит ни цента.
— То есть я зря стараюсь?
— Возможно. Я еще не решил. — Он поднялся и зашагал по комнате, позванивая мелочью в кармане. — Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, лучше. Извини, что так расклеилась перед тобой. Мне действительно было очень плохо.
— И часто тебя мучает мигрень?
— Несколько раз в год. Но обычно я успеваю вовремя принять лекарство и до такой дикой боли дело не доходит. Просто сегодня по рассеянности забыла прихватить с собой таблетки.
— Ну да, вызволение сестры из тюрьмы — дело нешуточное. На твоем месте любой потерял бы голову. — Он взглянул на нее с мягким любопытством. — Какова сумма залога?
— Пять тысяч.
— Что ж, думаю, с этими деньгами ты можешь попрощаться.
— Вероятно. Деньги не имеют значения.
— А что имеет значение? — Он остановился, повернулся к ней. Вид у нее был утомленный и по-прежнему удручающе болезненный. — Что для тебя важно, Сибилл?
— Довести до конца начатое. Может, моя помощь вам и не требуется, но я не уйду, пока не сделаю все, что от меня зависит.
— Если Сет откажется встретиться и поговорить с тобой, значит, так тому и быть. Вопрос исчерпан. Он и так уже натерпелся.
Сибилл распрямила плечи.
— Согласится он встретиться со мной или нет, я намерена оставаться здесь, пока не будут улажены все формальности. Уехать раньше ты меня не заставишь, Филипп. Ты способен усложнить мое пребывание в вашем городке, чиня всяческие препятствия и неудобства, но заставить меня уехать ты не сможешь.
— Да, я могу усложнить твое пребывание здесь, усложнить почти до невозможности. И сейчас как раз подумываю об этом. — Филипп наклонился к ней и взял ее за подбородок. Сибилл инстинктивно мотнула головой, пытаясь высвободиться, но он лишь крепче сжал пальцы. — Ты легла бы со мной в постель?
— При сложившихся обстоятельствах, полагаю, этот вопрос не подлежит обсуждению.
— Я так не считаю. Отвечай.
Она открыто посмотрела ему в лицо. Для нее это было делом чести и самоуважения, хотя ей казалось, у нее уже не осталось ни того, ни другого.
— Да. — Заметив, как вспыхнул его взгляд, Сибилл выдернула подбородок из руки Филиппа. — Но не ради Сета или Глории. Я согласилась бы на близость с тобой, потому что ты мне нравился. Потому что меня влекло к тебе и рядом с тобой я забывала о своих приоритетах.
— Забывала о приоритетах. — Засунув руки в карманы, он стоял, покачиваясь на каблуках. — Да, вы крепкий орешек, доктор Гриффин. Ваша заносчивость не имеет аналогов. Я восхищен.
— Я не заносчива. Ты спросил, я честно ответила. И, заметь, в прошедшем времени.
— Так-так. Ну, а допустим, я задам тот же вопрос в настоящем времени? Только не говори, что он не подлежит обсуждению, Сибилл, — предупредил ее Филипп, когда она открыла рот, собираясь ответить. — Я сочту это за вызов. И если мы закончим вечер в одной постели, то к утру оба станем себе омерзительны.