Бог-Император - Михаил Соколов

— Обры? Обры к реке вышли.

— Откуда знаешь?

— Так дым у воеводы бросали дотемна.

— Обратно как, одному будет не страшно?

— Так на коне я мигом доскачу, — и, не выдержав, спросил: — Как там, страшно у обров? Они людей, говорят, едят.

— Не бойся, мы их всех положим.

— Да, это так. Воевода Доброслав один может против целого войска. Воевода всех побьет.

Когда с тропы увидел засмоленные бревна тына, Сергей отпустил парнишку и, сдав лошадь дежурному коневоду, по лестнице взобрался на стену.

Его встретил сам Доброслав, оглядел с ног до головы и удовлетворенно буркнул:

— Ожил, значит. Вчера смотреть страшно на тебя было, а ныне уже воин. Отдыхай, сегодня обры раны зализывают, не вышли в поле. Хорошо мы их вчера встряхнули. Да ты, наверное, видел с креста своего: удобный насест.

Воевода смеялся. Сергей вспомнил обрского вождя Арсуна и его сетования на природу людей. Доброслав, проживший вчерашнюю битву, был уже не тем воином, которого он, уезжая с дозором, оставил здесь. Что-то страшно жесткое, страшно безжалостное… угрюмая веселость не оставляла его.

«Железные дети», — сказала о них Катенька.

— Где Михайлов? Тот мой спутник, что провинился в дозоре.

Доброслав гулко хохотал.

— Это ты называешь «провинился»? Пустые хлопоты даже видеть такого. Во время войны любые распри надо пресекать. Кровник во время войны — тот же предатель. Ты сам его прикончишь или мне распорядиться?

— Я прошу его не трогать. Он думает, что я убил его брата…

— Тогда отдай ему старшинство и не мешайся среди мужчин.

— Ты хочешь оскорбить меня?

Тебя? Зачем? Я просто говорю, что надо сейчас делать. На войне все должно быть просто и ясно. Усложнять — себе дороже. И всем один вред от этого. Ладно, уладь свои дела сам, но это первый и последний раз. Иначе мне придется вмешиваться: жизнь племени важнее.

У Виктора были связаны руки за спиной. Он сидел, грузно привалившись плечом к стене, и смотрел мимо Сергея в окно, прорубленное в бревнах стены. Рядом с ним был Кирилл Исаев.

— Ситуация, конечно, из ряда вон, — посетовал Кирилл. — Надо как-то утрясать. Конечно, столкновение культур, но нас могут в два счета… того. Человек, знаете ли, в экстремальных ситуациях не терпит чужеродного. Особенно от своих. Тут, знаете ли, инстинкт…

— Я уже говорил с воеводой, — прервал его Сергей.

— И что? — заинтересованно вскинулся Исаев.

— Что? Говорит, либо убей, либо пусть Михайлов встанет во главе нашего отряда.

— Интересно!.. А впрочем, конечно… Да, разумеется, очень правильно. Разумеется, нельзя, но… И как ты поступишь?

— Не знаю. Все зависит от самого майора.

— Я все равно тебя убью, Орлов, — спокойно сказал Михайлов и посмотрел на Сергея.

— Экий вы, майор, твердолобый. Если я вам дам честное слово, что я не Орлов, вы поверите?

— Конечно нет.

— Почему?

— Потому что таких совпадений не бывает. А еще потому, что я поклялся отомстить за брата.

— Ну, и как нам его вразумить? — спросил Сергей с интересом наблюдавшего за ними Исаева. — Давайте, Кирилл, попробуем вместе. Вы будете третейским судьей. Итак, чего вы, Виктор, добьетесь, убив меня? Во-первых, вызовете недовольство аборигенов, и хорошо еще, если все останутся живы: у них очень твердые этические нормы. Во-вторых, ставите под вопрос основную задачу нашей экспедиции — достичь дворца Императора.

Михайлов шевельнулся и посмотрел на Сергея, но Волков не отвел взгляда.

— Вам, возможно, наплевать на Императора, его дворец и все, что с ним связано, — продолжил он. — Вполне это допускаю. Но как же другие? Вы хотите убить меня, ваша жизнь вам безразлична, но другие будут обречены коротать в племени остаток жизни. Кирилл, вы согласны здесь прожить до конца дней своих? Или вам интереснее померяться силами с Господом?

— Гнить здесь я не собираюсь. Это однозначно.

— А ваша жена? Или жена Малинина?

— Не продолжайте. Виктор Александрович! Давайте вы отложите вашу вендетту! Наш герой может сто раз погибнуть и без вас, — обратился к Михайлову Исаев.

— Я сам хочу его убить.

— Это уже и впрямь смахивает на тупую твердолобость, дорогой майор, — покачал головой Исаев. — Нет, надо решить сейчас. Вы, Виктор Александрович, должны уяснить, что если не подойдете к вопросу гибче, то мы все, я уверен, все, включая женщин, будем стоять за вашу немедленную смерть. Не обессудьте. К вам лично ни у кого нет претензий. Но нам нужен Император. Каждому по собственному соображению, но нужен. Да что вы, собственно говоря, не можете подождать? Очень может статься, что, в конце концов, не только вы захотите убить нашего уважаемого предводителя. Короче, вы принимаете наши условия? — в сердцах спросил Исаев.

— Какие условия?

Сергею захотелось ударить его, но он сумел сдержаться и опустил руку. Наградой ему была искра страха, промелькнувшая в расширившихся глазах пленника. Михайлов пошевелил плечами.

— Хорошо, — нехотя согласился он. — Я обещаю не пытаться его убить, пока мы не найдем Императора. Этого довольно?

— Вот и отлично, дорогой майор, — довольно сказал Исаев. — Конечно, вашего слова достаточно. Я думаю, можно его развязать. Как вы полагаете? — спросил он Сергея.

— Конечно. Недоразумение исчерпано. Добро пожаловать снова в наши ряды.

И, немного погодя, Сергей с Доброславом снова стояли на вышке — дозорного вождь отпустил. Далеко был виден пестрый лагерь обров. На холме, где Сергей еще вчера был распят, вновь сочным пятном выделялась на высушенной солнцем траве юрта вождя Арсуна. Оставшись наедине, воевода тихо гудел Сергею в ухо:

— Пойми, неразумный ты человек, вести людей за собой — не хитростью властвовать, не уговорами, не разделением людей, не подкупом, не насилием. Править — жить труднее, чем живется другим. Вождь — сам закон и исполнитель закона. Если ты раз позволишь себе сбиться, ты становишься даже не как все, а гораздо ниже и хуже. Хуже предателя. Ты своего человека помиловал, и с тобой соглашаются. Но только потому, что знают: ты дальше видишь, чем другие. А если поймут, что твое милосердие от слабости, трусости или нерешительности — горе и тебе, и тем, кто поверил в тебя. Не было бы мне прощения, — сворачивал воевода на себя и свои думы, — если бы я слушал тех, кто просит поберечь жизни наших бойцов. Лучше спрятаться, лучше переждать в лесах. Может, не найдут нас обры. Жить, сберегая свою кровь, значит, не щадить кровь детей и внуков. Стократ больше погибнут следующие поколения, если мы трусливо будем беречь себя. Не мы пошли к обрам, а они к нам. Пусть же узнают остроту нашей стали и силу наших рук. Запомни, — говорил он, всматриваясь сквозь синеющий вечерний воздух в стан врага, — ты отвел от него свой меч, но, если он теперь станет даже не угрожать, просто воспротивится тебе — немедленно убей. Это значит, что, не уважая тебя, он и слово свое, данное тебе, не будет чтить: либо ты, либо он.

Сергей посмотрел на Доброслава, на грубое, словно вырубленное из коры лицо, светлые льдинки глаз, выгоревшие на солнце льняные волосы — полный могучих сил сорокалетний мужчина, которого время и события бросили в самый котел противостояния двух рас. И словоохотливость его объяснялась тяжестью той ноши, что оказалась взваленной на его плечи: говоря вслух, он рассуждал сам с собой.

Вождь всегда одинок. Другим, тем, кто внизу и лишь надеется стать выше, не понять страшную ответственность, взваленную на эти плечи. Племя должно жить, а малой ли кровью, великой ли — отвечать всегда одному.

Дыхание степи доносило до городка скрежет и скрип сотен обрских телег — тяжелых, сбитых из досок, широких в ободах, чтобы не увязали в песках и грязи. Сотни тарканов, запряженными и запасными, несли свой мускусно-сухой запах, который, ощутив раз, ни с чем не спутаешь. И тащили, тянули кузова, громадные, как несколько изб, больше шатра Арсуна. Всадники гнали табуны запасных лорков. И все это множество обров, лорков и тарканов неторопливо лезло к берегам реки, словно желая запрудить, заполнить собой русло, а потом потечь дальше в поисках мирных поселений.

Сергей и Доброслав глядели на обров с вышки, другие— с тына, много еще было врагов, ох, много! В пять-шесть раз больше, чем войско людей. Тесно становилось обрам на берегу. Напоив животных, оставляли их пастись, а сами устраивались на правом берегу, зная, что люди не осмелятся им помешать.

Глава 10. НИКУДА НЕ УШЛИ ТЕ ОБРЫ

Сковывая силы людей, войско обров стояло у воинского городка. На глазах у всех, не скрываясь, малая часть — пятая? третья? — переправилась через брод и ушла в леса. Доброслав смотрел на полосу красной зари, на живое кипение вражеского лагеря внизу и подзывал стрелков.

— А ну-ка, бросьте стрелы.

Метнувшись под высоким углом, рой стрел одолевал расстояние, и в орде спокойное шевеление сменялось суетой. До городка доносились крики.