Избранники Тёмных сил - Наталья Якобсон

Он не помнил, чем закончилось его маленькое приключение в подземелье, помнил только долгий ночной вояж по таинственным улицам, шаги незримых горожан, мерное покачивание ревербера, освещавшего путь экипажу, отражение свечи в зеркальной стенке фонаря. Помнил дам в роскошных нарядах, грибок на с виду безупречной коже или томный взгляд раскосых разноцветных глаз.

Стоило ли вспоминать про теней, про фреску, про боль от едва ощутимых, острых уколов в кожу. Марсель присел в кровати. Снятый кафтан висел на спинке стула, башмаки валялись возле постели. Рукав его рубашки был по-прежнему закатан, а на коже прямо возле голубоватого узелка вен виднелось два прокола с запекшейся вокруг них кровью. Точно такие же ранки остались и на другой руке выше локтя, и на плече, и на шее. На белом полотне рубашки остались крошечные кровавые пятнышки. Все тело ныло так, будто его избили или, по крайней мере, сильно исцарапали. Даже синяки не болят так сильно. Марсель хотел собраться с силами, встать и подойти к зеркалу, чтобы рассмотреть раны на горле, но инстинктивно почувствовал, что в комнате кто-то есть, кроме него. Надо было понять сразу, что Эдвин никуда не ушел. Марсель ощутил странную радость от того, что необычное золотоволосое существо, укрывшись собственным крылом, спит на другом краю кровати. Наверное, Эдвин проспал здесь весь день, после того, как они вернулись из царства тьмы, фресок и теней. Ангел свернулся поверх одеяла уютно, как кошка, и не проявлял никаких признаков жизни. Только ровное холодное дыхание доказывало, что он живой и настоящий, а не просто искусный манекен. От этого дыхания, казалось, уже давно льняная наволочка должна была покрыться замерзшим инеем.

Марсель с удивлением понял, что тоже проспал весь день. За окном уже давно свечерело. Плащ Эдвина был небрежно наброшен на створку окна, словно специально для того, чтобы защитить необычного постояльца от нещадных палящих лучей дневного света. Зимой солнце не бывает ни теплым, ни ярким для человека, но такое создание, как Эдвин, должно быть более чутким к любому теплу. Марсель читал когда-то о представителях волшебной расы, боящихся огня, и не стал зажигать лампады, испугавшись, что Эдвин может ощутить боль от близости свечи. Он, наверное, на дух не переносит огня.

Сквозняк просочился через щелки в ставне, и символы, вышитые на плаще, тускло вспыхнули и стали радужно переливаться, словно опровергая догадку Марселя о страхе их владельца перед огнем.

Марсель вдруг подумал, что нужно было бы взять плащ и укрыть им спящего Эдвина, чтобы тот не продрог на сквозняке. Если только он не привык спать, свернувшись клубочком, на крыше каких-нибудь особняков, то теплое покрывало — мера необходимости. Это слишком трогательная забота о духе, конечно, но ведь Эдвин не только призрак, он ему друг. Марсель потянулся к плащу, полощущемуся на окне вместо занавеси, но остановился, пораженный собственным порочным, даже вороватым желанием. Ведь Эдвин спит, он может ничего не заметить.

Перед тазиком для умывания тускло поблескивали бритва и острые маленькие ножницы с загнутыми концами. Такими ножницами обычно обрезают ногти или подстригают волосы. Марсель схватил их, придвинулся к подушке, озаренной мерцанием золотых кудрей, и быстро срезал одну прядь у Эдвина с головы.

— Что ты делаешь? — блестящее мягкое крыло шевельнулось. Эдвин чуть повернул голову и напоролся на острие ножниц.

Марсель вздрогнул, заметив, как по нежной гладкой коже на шее гостя потекла багряная струйка. Кровь капнула на подушку.

— Прости! — Марсель ощутил вину.

— Ничего страшного, — Эдвин наклонил голову, пытаясь рассмотреть ранку. Ему на щеку упал длинный светящийся локон. Тот самый локон, который Марсель только, что отрезал, но ведь такого не может быть, волосы не отрастают так быстро. Прядка вилась и змеилась, касаясь гладкой щеки и, казалось, за прошедшее мгновение стала еще длиннее. Может, он не успел обрезать ее. Нет, Марсель чувствовал, что в кулаке у него зажата шелковистая прядь.

— Не расстраивайся так! — произнес Эдвин, очевидно, приняв его замешательство за искреннее раскаянье.

Марсель смотрел на кровь Эдвина, на прозрачную алую струю, катившуюся по коже, и она казалась ему самым восхитительным, что только может быть, и самым пугающим. Он считал, что нет ничего хуже пролитой крови, так почему же эта кровь манит его, как самый изысканный, сладчайший нектар.

Он, должно быть, сходит с ума, если считает кровь, текущую по венам, амброзией, предназначенной для питья. Струйка крови осталась на коже, капнула на расшитый речным жемчугом воротник, но ранки больше не было. Кожа Эдвина снова стала чистой и гладкой. Не осталось никаких следов от пореза.

— Как это возможно… — Марсель не посмел напрямую спросить, как порез на коже может зажить меньше, чем за пару секунд, он только изумленно вздохнул, попятился от Эдвина в другой угол комнаты.

— Тише, — Эдвин прикрыл веки, вслушиваясь в скрип расшатанной половицы под ступней Марселя и в какие-то другие звуки в нижних помещениях, под полом мансарды. — Ты же не хочешь объявить всем соседям о свершении чуда?

Вопрос, явно, был риторическим. Эдвин, наверное, отлично знал, что Марсель опасался прослыть ненормальным, и так те, кто жил рядом, чурались его, как не вполне смышленого паренька, который вместо того, чтобы стремиться к неплохой карьере, тратит время и силы на какие-то бездарные рисунки. Вряд ли они понимали, что так восхваляемая ими карьера преуспевающего лавочника, торговца провизией или даже университетского профессора для Марселя стала бы безрадостной жизнью обывателя. Он мечтал творить, добиться успехов в этом мире, но стать своим и влюбиться в кого-то из круга существ, представленных ему Эдвином. Тех, кто стали для него достижимой реальностью, а для людей остались частью выдуманного фольклора.

Марсель не хотел глядеть на запятнанную подушку, пробовал отвести взгляд, но не смог не подчиниться навязчивому желанию. Какой-то проснувшейся звериный инстинкт потянул его к кровавой капельке на подушке, но пятна от крови на наволочке не осталось, только крошечная прожженная дыра, как если бы он капнул на льняную ткань горячим воском со свечи.

— Это пристрастие со временем пройдет, — Эдвин тоже заметил лихорадочный, алчущий блеск в глазах живописца. — Так бывает со всеми, кто остался жив, после визита к теням.

— Тени? Ты называешь их тенями?

— А кто же они, по-твоему, если не тени. Как еще можно назвать тех, кто прячется во тьме и пытается слиться с ней.

— Они рождены из тьмы, — смело заявил Марсель и, немного подумав, добавил. — По крайней мере, мне так показалось.