Шипы и розы - Робин Николас

Джонни сунул руки в карманы джинсов с беспокойством, которое неприкрыто овладело им в последнее время.

— Я в город, куплю кое-что для нового велосипеда Грейси.

Что еще можно купить для велосипеда, который уже был готов к сегодняшней вечеринке Грейси? Тормоза? Воздушную подушку? Грейс дала выход раздражению, чтобы скрыть свою тоску. Конечно, Джонни не вернется раньше, чем это необходимо, и она многозначительно сказала:

— День рождения в полчетвертого.

Джонни, казалось, и не заметил ее колкости, как будто мыслями был уже на шоссе.

— Я вернусь, — бросил он, идя к гаражу.

Мгновение спустя «харлей» взревел, поднимая пыль, осевшую на только что подметенную террасу.

Черт его возьми! Грейс до боли сжала ручку метелки. Но ее разочарование рассеивалось по мере того, как рев мотоцикла затихал вдали, оставляя за собой тишину и одиночество. Джонни ведь не виноват, что она любит его. И не его вина, что он ее не любит.

Ее охватила тоска, и она присела на ступеньку террасы, глядя на качающиеся у сарая маргаритки.

Джонни без остановок доехал до перекрестка на краю города. Смятение покидало его вместе с потом, от которого уже промокла рубашка и который струйками стекал по вискам. Он думал о Грейс — и это было больно, думал о родителях — и испытывал угрызения совести. Он не знал, как избавиться от этой боли.

Потеря Грейси, похоже, состарила родителей в тот самый момент, когда они услышали решение суда. Оказалось, что они способны страдать, а ведь раньше он никогда не видел, чтобы отец с матерью как-то проявляли свои чувства.

Он все еще считал, что Грейси должна жить здесь, с ним — и с Грейс, — но он вовсе не собирался причинить боль родителям. Даже когда в юности он бунтовал, ему хотелось, чтобы они как-то обратили на него внимание, одобрили его. Ему нужна была их любовь…

Теперь ему необходима была любовь Грейс.

Он на мгновение закрыл глаза, припоминая шелковистые волосы, падавшие ей на лицо сегодня утром, рубашку, открывавшую полоску кожи на поясе, ноги, длинные и стройные под потрепанным кантом шорт. Ее зеленые глаза, полные желания, преследовали его, вселяли надежду, что, быть может…

Джонни охватило отчаяние. Он был и в восторге оттого, что влюбился, и одновременно в ужасе — вдруг он не добьется взаимности. Возможно, нужно просто подождать, избегая перспективы развода, надеясь, что время сделает свое волшебное дело и Грейс не сможет не влюбиться в него.

С мыслями об этом Джонни на своем мотоцикле свернул от города и поехал куда глаза глядят.

Спустя пару часов он остановился на развилке пыльной проселочной дороги. Руки подрагивали в такт мотоциклу, солнце нещадно пекло, жаркий ветер обдувал его. Джонни почти ощущал руки Грейс, обнимающие его, как тогда, когда он взял ее прокатиться. Его охватила тоска.

Пора было возвращаться.

В облаке пыли Джонни развернул мотоцикл на сто восемьдесят градусов.

За пару минут до начала вечеринки Грейси Джонни въехал на лужайку перед фермой и остановился у гаража. Грейси и Минди махали ему от входной двери. Из-за их спин на него внимательно глядела Мерси. Грейс безучастно стояла на верхней ступеньке, одной рукой держась за перила. Ветер играл ее абрикосовым платьем.

Джонни снял шлем и подошел к Грейс. Грейси и Минди подбежали поздороваться, затем умчались обратно, чтобы помочь Мерси подготовиться к игре «прикрепляем руль к розовому велосипеду», что было придуманным Джонни вариантом игры «прицепи ослику хвостик». Мерси по очереди завязывала девочкам глаза, позволяя им попрактиковаться, но Джонни чувствовал, что она настороженно смотрит на него с дальнего конца террасы.

Шелковистые волосы Грейс падали на ее позолоченные солнцем щеки, когда она смотрела на него.

— Я вижу, ты не нашел того, что искал.

Голос ее звучал холодно, глаза были темными.

Джонни вскипел от смущения: как он мог забыть про детали для велосипеда Грейси?! Он был слишком занят тем, что думал о Грейс. Когда Грейс повернулась и пошла в дом, он глядел ей вслед. Он приложил руку к сердцу. Любовь действительно причиняет боль.

Он услышал сочувственное «Та-ак» Мерси и резко взглянул на нее.

— Ты, дурачок… — сказала она.

Джонни устало опустился на ступеньку. Когда Мерси проходила мимо в своих ботинках, оставив девочек играть, он пробормотал:

— Что, черт возьми, это должно значить?

Горячие розовые цветы на ее платье раздражали его усталые глаза, и он предполагал, что слова, которые она вот-вот произнесет, также будут резать ему слух. К его удивлению. Мерси произнесла:

— Ты ведь влюблен в Грейс, да?

— Возможно.

Свой ответ, в котором звучала отвага, он подкрепил кивком головы, ожидая, что Мерси привычно нахмурится, но вместо этого заметил на ее лице симпатию.

— Ну да. Это видно. — Она уселась на ступеньку рядом с ним. — Ты как побитая собака.

Джонни фыркнул, услышав это.

— А Грейс что? — спросил он, уверенный, что ответ причинит ему боль.

— Она мне не говорила.

В голосе Мерси звучала обида.

— Если уж она кому-нибудь и скажет, то только тебе. — Он почувствовал, как у него сжалось сердце. — Может, ей нечего сказать?

— Есть только один способ узнать это.

Джонни промолчал, чтобы не признаваться Мерси, что он боится. Только и всего.

Конечно, он не должен бояться.

— Послушай, почти так же, как мне не хочется это признать, я верю, что ты действительно любишь Грейс. Жаль, что я не могу помочь. — Голос ее смягчился, когда она добавила: — Давай приведи себя в порядок перед вечеринкой. Скоро явятся эти маленькие чудовища.

Джонни смотрел на поднимающуюся Мерси.

— Спасибо.

— Не за что.

Минди и Грейси бросились за Мерси, которая пошла в дом, и Джонни засмеялся, услышав ее притворное ворчание. Вера Мерси в то, что он способен любить, вселяла надежду. Ему показалось, она поняла, как сильно он изменился.

Но с Грейс все посложнее. Она слишком хорошо знала прежнего Джонни. Он не представлял себе, как убедить ее, что он влюбился в нее, а не просто женился. Что он именно тот, кого она ждала.

Вечеринка Грейси на два изматывающих часа почти заставила Джонни забыть о своих переживаниях. Потом, когда Мерси вела свой потрепанный джип по лужайке, а Минди из окошка махала на прощание рукой, Джонни пошел в кухню и без сил упал на стул, расстегнув воротник синей рубашки.

Грейс вскоре тоже пришла, стуча босоножками по полу. Она опустилась на стул напротив. Ее волосы были растрепаны, платье смято — домашний вид, который Джонни находил столь привлекательным. Как ни странно, сейчас это возбуждало в нем лишь нежность.