Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма - Джордж Моссе

Вообще-то сюда понаехало довольно много студентов. Все они энергичные ребята и добросовестно работают в шахте.

И все же многие из них не понимают нас, шахтеров. Они просто присоединились к нам и опустились до нашего уровня. Но все равно между ними и нами остается дистанция. А это вызывает недовольство рабочих против «белоручек».

Здесь ты еще не раз столкнешься с недовольством против студентов. Но я знаю, что ты желаешь исправить положение. Ты не намерен опускаться до нашего уровня, а хочешь, чтобы мы поднялись до твоего.

Ты знаешь, как это надо сделать, так как видишь в нас товарищей. Поэтому тебе нетрудно найти слова, которые откроют наши сердца.

Я опустился на колени рядом с Матиасом Грютцером во время перерыва для принятия пищи в забое. Из-за стоявшего шума нам приходилось говорить после долгих пауз и буквально кричать, чтобы понять друг друга.

(Геббельс Йозеф. Михель — судьба немца: Повесть в форме дневниковых записей. Мюнхен, 1929.)

Фридрих Бубенден

Германия должна жить

Хотя теперь нас малоИ вас, наверное, не больше,Дорога все же широкаИ цель ясна.Поэтому вперед,Не теряя мужества!И пусть нас мало,Мы выдержим все,Несмотря ни на что!

Клонился к закату ноябрьский день 1918 года, когда Германия развалилась на куски. Повсюду с деревьев падали желтые узорчатые осенние листья.

Внезапно наступила мертвая тишина на поле битвы, поглотившем миллионы жизней и покрытом мертвыми телами.

На перекрестках дорог, на пустых полях, на окутанных облаками отрогах гор, на морских побережьях, на которые накатывались ленивые волны, были видны удивленные, испуганные лица солдат, еще не остывших от боя, тяжело дышавших и недоуменно пожимавших плечами. Слышались беспокойные вопросы:

— Конец?

— Да, все кончилось!

Война подошла к концу. Это был заключительный аккорд мировой войны. Мертвецы насмехались над победителями и побежденными.

И кто же оказался победителем?

В тот момент, когда на землю опустилась тишина, этого никто не знал. Да и потом тоже.

Вечные законы, управляющие нашей планетой, снова заявили о себе, и Земля сделала еще один оборот. Оцепенение прошло. Люди, один за другим, вздохнули глубоко. Руки терли лбы. Земля стала вращаться быстрее и быстрее, обретя обычную скорость. Умные, наконец, понял и, что к чему. Кровь снова запульсировала в их жилах.

Мертвые трубы Вендельского рудника в Лоране казались стальными пальцами, упершимися в небо. У двери своего временного жилища стоял некий лейтенант с красным бантом в петлице и широко улыбался.

Ненужные больше винтовки грудой лежали в зале железнодорожного вокзала в Кельне. К платформе подходили и тут же отправлялись на восток поезда, стуча колесами на стыках рельсов. Со всех участков фронта на родину хлынули потоки людей.

Небольшая кучка героев осталась на покинутой всеми линии фронта, все еще не понимая, что произошло. Они еще не знали, что Земля стала вновь вращаться.

Среди них был и Альберт Лео Шлагетер.

Члены солдатского совета, видя их горящие, злые глаза и сжатые кулаки, отступили назад, пропуская их.

На родине торжествовали красные. Неистовство и пыл, жадность жизни пришли на смену парализовавшему всех шоку. Звенели бокалы с вином. Магазины и амбары стали постепенно наполняться. Люди привыкали к тому, что земная корка хрустит под ногами. Ха-ха! Возвратились добрые старые времена! Бизнес восстановлен! Все вновь обещает мир и покой.

Но вот среди студентов, уткнувшихся в книги, один сидит неподвижно. Он всегда стремился к лидерству, но это у него не получалось. Будет ли жить Германия или кто-то другой? Под яркими крышами Фрайдурга кто-то бормочет: это — Альберт Лео Шлагетер.

Но вдруг он исчез. Его позвала Рига. Артиллерийская батарея вела огонь в непосредственной близости от узких мостов. И вот Рига освобождена[19]. Среди тех, кто вздохнул свободно и счастливо, был Альберт Лео Шлагетер, командир этой батареи. Наемник Шлагетер. Но наемник ли?

На родине было заметно сильное волнение. Жадные руки тянулись за золотом, которое в виде бумажных денег упархивало прочь. Не хватало многого. Однако различные голоса твердили: «Надо наслаждаться жизнью. Ведь, в конце концов, наступил мир». Но то был Версальский мир.

Лео Шлагетер прислушался и услышал подземный гул Рурских гор. Это поднималась дикая, введенная в заблуждение красная чернь. Мелкая буржуазия задрожала, даже не успев разглядеть наглую, желтую русскую маску. И снова батарея Шлагетера вела огонь, разгоняя красный сброд.

Буржуазия смотрела на происходившее и только улыбалась: плохого-то для нее ничего не было.

А где же руководство?

Для Шлагетера им оказался добровольческий корпус в Силезии.

Аннаберг смотрит на немецких героев. Поляки, показывая зубы, пятятся назад. Немецкая земля спасена. Но как много других немецких земель потеряно!

Торговцы и ростовщики подняли крик: «Долой добровольческий корпус, хоть он спас нас! Война окончена! Дайте нам мир и покой! Станьте гражданскими людьми!»

На заднем плане ухмыляются марксисты, ухмыляются коммунисты и евреи, имперское же правительство улыбается от удовлетворения.

Но один человек опять не улыбается. Ему что же, не нужен отдых? Зовет ли его вновь Германия? И действительно, она позвала его и тех, кто хотел услышать этот призыв. Эти люди были постоянно в движении, но им приходилось скрываться как от полиции, так и бюргеров. И они без отдыха появлялись то тут, то там. И он снова был среди них. Этот неизвестный солдат без имени, которого в то время знали лишь не многие, шел туда, куда его звали. Он так и не стал лидером, но всегда отвечал: «Здесь!» Только оказавшись под землей, он стал знаменем нации.

Положение Германии поставило перед Лео Шлагетером новую задачу. Между Руром и Рейном вновь вспыхнули языки пламени. В соответствии с договором и принятым соглашением бывший противник[20] оккупировал эти земли, получив право бросать лучших немецких сыновей и дочерей в тюрьмы и возможность грабить и красть. В Рурской области началась тихая война.

И на этот призыв родины Альберт Лео Шлагетер ответил. Он, конечно, не знал, что Германия зовет его в последний раз. Война стала скрытной, тайной. Вместо открытой схватки на поле боя пришлось перейти к нелегальным действиям, к партизанщине. Но он крепко сжал зубы, укротив неуемный характер, и повел борьбу.

По Руру прокатилась волна глухих взрывов и крушений. Рельсы взлетали на воздух вместе с цистернами и товарными составами. Рушились мосты. У «победителей» затряслись колени, их охватил ужас.

И тут произошло самое обычное предательство.

Непостижим путь в преисподнюю. И все же время от времени кто-то встает на этот путь, ведущий к неминуемой смерти. Господи, прости их, ибо они не ведают, что творят!

Крест голгофы был вновь воздвигнут в пустынной песчаной местности под Гольцхаймом. Еще один великий человек, что случалось довольно часто в истории, опустился на колени перед ничтожными мелкими людишками, которые ненавидели его, не могли не ненавидеть.

На рассвете 26 мая 1920 года прогремел залп, отозвавшийся эхом.

Альберт Лео Шлагетер был мертв.

Но так ли это? Сегодня вокруг него и его героизма жизнь бьет ключом.

Он сражался в батальонах героев после войны. Рядом с ним, вместе с ним, перед ним и сзади него его товарищи сражались за то же самое — за Германию…

Таков был Альберт Лео Шлагетер, не знавший в жизни покоя, служивший верой и правдой Германии.

Так кем же был Альберт Лео Шлагетер?

Тот, кто читает эти простые строки и задумывается над ними, знает. И все же, был ли он создателем иллюзий? Или большим оратором? Или певцом свободы? Герольдом, поэтом?

Имеющийся в нашем распоряжении небольшой сборничек его писем говорит: нет.

Он был не кем иным, как истинным сыном своего народа и своей родины, и, даже погибнув, остался среди живых!

Поскольку он был человеком действий, а не слов, и верил в Германию до конца, выступая открыто, не сгибаясь, он был и остается ее совестью!

Он боролся, сколько жил, не помышляя о заслугах.

Борьба между Богом и дьяволом шла, идет и будет идти, как и борьба между светом и тьмой. И завершится она только с окончательным спасением мира.

А до тех пор мы, называющие себя немцами и чувствующие себя по крови немцами, должны стойко держаться в этой борьбе, даже если это и будет стоить нам жизни. И поступать нам следует, как поступал Альберт Лео Шлагетер, — во имя Германии.

Если все же нам откажут мужество и сила, если будет угрожать падение в бездну созерцания, тогда завещание, содержащееся в письмах Шлагетера, должно снова открыть дорогу к героизму. Совесть истинного немца, заключенная в этих страницах, должна воздействовать на нас воодушевляюще.