Heartstream. Поток эмоций - Поллок Том

«Выстрелы. Чарли. Где же Чарли?»

Я пытаюсь что-то сказать, но все, что я слышу, — монотонное гудение, как телевизор, который только что выключили. Сердце колотится в груди. Взгляд падает на разбитое окно. Несколько кусочков стекла, все еще цепляющихся за раму, прозрачные сверху, но снизу красные, будто окровавленные клыки.

— ЧАРЛИ! — на этот раз мой крик достаточно громкий, чтобы услышать его самой и сорвать себе горло. Я резко откидываю голову назад и чувствую хруст чего-то мясистого и цепкого. Рука Полли ослабевает, и я прыгаю к окну, в поле зрения попадает и цветник под ним.

Парень в футболке, который прорвал оцепление, лежит, запутавшись в цветах. Его глаза открыты, зрачки расширены. Его грудь поднимается и опускается вместе с моей; его лицо — маска моего ужаса. По его губам я читаю слово.

Чарли.

Но Чарли не отвечает никому из нас. Чарли не двигается. Он лежит ничком на груди парня, пропитывая его футболку кровью, уже залившей лоб и челку.

Горячее дыхание бьет мне в затылок. Рука Полли обхватывает меня и тащит назад. Я безвольно подчиняюсь. Я хочу бороться, но мои ноги и руки просто не отвечают. «Похоже, я не самый сильный человек, которого ты знаешь, приятель». Двое мужчин в черном и в бронежилетах перепрыгивают через стену, оружие направлено на нас. Стволы качаются из стороны в сторону, словно змея в ожидании броска, но выстрелить можно только через меня, и эти тупые ублюдки не воспользуются таким шансом.

Аппликаторы обжигающе горячие. Я слышу их жужжание. Вибрация расходится по моему черепу, так как в них накапливается заряд.

Стрелки останавливаются у окна, но мы продолжаем отступать, и они становятся меньше. Один держит нас под прицелом, а его приятель наклоняется, что-то ворчит и поднимается. Появляется Чарли, обмякший, поднятый под мышки. Я на мгновение замечаю кровавое месиво на его лице, прежде чем дверь гостиной захлопывается.

Полли отбрасывает меня в сторону, как тряпичную куклу, я падаю и шлепаюсь раненой щекой об пол. Пытаюсь подняться, но ноги не слушаются. Руки не слушаются. Она прижимает серебряную ленту к дверному косяку. Жгучая боль от аппликаторов. «Они перегружены». Я чувствую запах гари, но даже не могу протянуть к ним руку.

«Чарли, — шепчу я. Все еще лежа лицом в пол, я нахожу единственные мышцы, которыми могу двигать, — мышцы челюсти. — Чарли…»

Черные пятна застилают глаза. Тихий вой наполняет уши. Мир исчезает.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Кэт

Почему бы вам не спросить его?

Даже сейчас мой голос, остановивший бурю щелкающих затворов, преследует меня. Вопрос крутится у меня в голове:

«Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его?»

«Почему бы вам не спросить его?» — шепчу я своему телефону, всем музыкальным журналам и глупым красивым телеведущим, которые ежедневно публикуют новые интервью с ребятами на своих ютуб-каналах в преддверии выхода нового альбома Everlasting, потому что никто из них не спрашивает. Я смотрю видео за видео, слушаю клип за клипом, изучаю записи разговоров и дополнительные материалы с парнями, моими парнями. Райану задают много вопросов о музыке, о его новой прическе, о том, кто выиграл пари между ним и Ником за самое вирусное видео и стоило ли ради него ломать руку («Точно стоило», — отвечает Райан), есть даже пара вопросов о том, существует ли «Рик», но никто не упоминает о девушке, не говоря уже о ребенке. Как будто они все подписали какой-то секретный контракт, чтобы не спрашивать об этом в обмен на информацию о группе.

«У нас есть… люди, которые зарабатывают этим на жизнь», — сказал он мне еще в Танцевальном зале, и кажется, это было сто лет назад.

Я уткнулась в телефон. Сижу за угловым столом Starbucks напротив метро. Мама не хотела, чтобы я выходила, — после скандала с папарацци она предпочитает находиться рядом со мной, — но прошло несколько недель, и я не могла больше сидеть в четырех стенах. У моего локтя на столешнице из искусственной сосны стоит бумажный стаканчик, на котором фломастером написано «Гиппопотам». Я пыталась продиктовать баристе имя Ипполита на случай, если мое настоящее имя привлечет внимание недружелюбных ушей, но она просто уставилась на меня.

— Как это пишется? — спросила она.

— И — П — П — О… А знаете, напишите просто Гиппопотам, — сказала я ей. Она скептически посмотрела на меня.

— Гиппопотам? — спросила она. — Вы уверены?

Я распахнула пальто и указала на необъятный живот. Я улыбнулась.

— Думаете, не подходит?

Она засмеялась и поздравила меня.

Я делаю глоток и морщусь. Кофе давно остыл. На вкус как помои, но я все равно не могу выпить ничего целиком. Малыш навалился на мочевой пузырь так, что мне пришлось бы мочиться на каждый фонарный столб, как собака, если бы я выпила хоть четверть. Учитывая мое везение, кто-нибудь снял бы меня на видео, и какой бы получился подарок для фандома, да?

О да, респектабельные журналисты, возможно, не хотят упоминать ребенка, но обитатели RickResource далеко не так сдержанны.

Мой палец зависает над кнопкой приложения.

«Не делай этого, — говорю я себе. — Там нет ничего хорошего». Но это все равно что ковырять болячку — иногда слишком заманчиво. Поэтому я надавливаю и смотрю, как вылезает гной.

Ахахаха безумная корова

Думаешь, она действительно сумасшедшая или просто пытается привлечь внимание? #Rick4Eva

Она ходит в мою школу, и всех парней уже побывали в ней, так что откуда ей знать, кто отец

У половины комментаторов на аватарах нарисованы ярко-фиолетовые канцелярские кнопки. Существует теория, что на снимках, где я стою в дверном проеме, у меня под одеждой на самом деле спрятан воздушный шар, и они хотят лопнуть его.

Единственное маленькое милосердие — то, что Эви до сих пор не принимает участия в обсуждениях. На самом деле после этой новости все аккаунты Teenage Petrolhead на всех платформах стали закрытыми. Это, должно быть, действительно потрясло ее чувство порядка. Думаю, она не знает, что сказать.

Есть одно видео, которое я не могу перестать смотреть. Я нажимаю на иконку ютуба, и ролик сам выскакивает одним из первых. Это разбор видео с паркуром Райана. В замедленном темпе я смотрю, как он бежит и прыгает на перила, будто кошка. Я смотрю, как камера наклоняется за ним, когда он падает в лестничный пролет. Я слышу себя, невнятный голос на замедленном видео, кричащий его имя, и одновременно рассказчик — девушка, которая кажется слишком уверенной и убедительной, — рассказывает о своей теории, что я выкрикиваю его имя, потому что я ненормальная, одержимая фанатка, и Райан убегал от меня по этой лестнице, а я преследовала его, и поэтому я виновата в том, что он сломал руку.

«Кто-то должен проучить ее, чтобы знала, каково это — быть преследуемой», — заключает голос.

Голова пульсирует, и экран расплывается во фруктовый салат разноцветных огней. Я снимаю очки и зажимаю переносицу, пока боль не уйдет. Такие головные боли у меня все чаще и чаще. Наверное, я слишком много времени провожу у экранов, но дома делать больше нечего.

В голове полная путаница. Я, Райан, Эви, мама, малыш. Трудно мыслить трезво под натиском всех твитов, постов на тамблере и видео, которые крутятся вокруг меня. GetRickorDieTryin’, Sat3amforEvelyn — это мои друзья, они все — мои друзья. Я годами слушала их, верила им, и сложно избавиться от этой привычки. Время от времени я ловлю себя на мысли: «А что, если они правы? Что, если у меня галлюцинации?» Что, если у меня был какой-то случайный секс и я каким-то образом подавляю мысли о нем? В конце концов, разве вероятность этого не выше, чем случайное знакомство с любимой поп-звездой в любимом месте и его любовь ко мне?