Агата - Кэтлин Тинан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Если только все достоверно и пристойно.
– Все исключительно достоверно и предельно пристойно – это же материал для «Глоб инкуайерер»!
– А почему мы не можем получить материал немедленно?
– Потому что завтра будет еще лучше. Если я ее и завтра прозеваю, то позвоню и сообщу все, что мне известно.
Понятно, что времени мало, но я чувствую: есть смысл капельку потянуть.
– Тогда удачи, старина. И можешь не считаться с расходами.
Уолли положил трубку и поднялся к себе переодеться.
И обнаружил у себя под дверью записку от Флоры. К ней прилагался крохотный рисунок, якобы найденный ею в номере миссис Нил в корзине для бумаг. Это было схематическое изображение электрической цепи с реостатом.
Уолли подумал, что рисунок, наверное, имеет какое-то отношение ко вчерашнему происшествию с лампой, но не придал ему особого значения.
Переодевшись, он спустился к ужину. Ему пришлось проделать путь из фойе и далее направо по обшитому дубом коридору в просторный, сумрачно-зеленый зимний сад. Он договорился встретиться здесь с Эвелин Кроули, и очень рассчитывал теперь, что с ним поделятся содержимым ее фляжки. Она смотрел, как она приближается, любовался игрой складок ее короткого платья вокруг стройных ножек и не мог понять, почему до сих пор не удосужился ее соблазнить.
Душевная немочь плюс телесная слабость, объяснил он себе сам. И поднялся навстречу Эвелин.
– Ужасно мило с вашей стороны – составить мне компанию, – сказал он, оглядывая собравшихся вокруг престарелых постояльцев отеля. – Обычная развеселая публика.
– Знаете, – сказала Эвелин, кивнув в сторону оркестра, – наш с вами чарльстон не произвел на них большого впечатления. Они опять играют «Девушку с гор».
Старик-официант, узнав Эвелин, принес им два стакана с водой и рядом поставил две пустые рюмки.
– Для чего это – глаза промывать? – съехидничал Уолли.
– Нет, мистер Бэринг. Для бренди. Старичок у меня уже натасканный.
Она наполнила рюмки из своей фляжки.
– Послушайте, – сказал Уолли. – Я разговаривал с этой кузиной миссис Нил, и она согласна встретиться завтра в банях часов в десять утра. Я хотел бы сделать сюрприз для миссис Нил. Вы сумеете ее туда затащить?
– Хорошая мысль, – одобрила Эвелин.
– Но по-моему, нам надо пока что помалкивать. Миссис Нил явно хочет встретиться с этой девушкой, но что-то ей мешает. Может быть, вы правы, это застенчивость.
Эвелин кивнула.
– Ведь мисс Нил, очевидно, не считает, что они родственники.
– Нет – но ведь она тоже из Рикмензуорта! Все это очень странно, но очная ставка может оказаться для миссис Нил решающей. И думаю, принесет ей пользу.
– Пожалуй. Я согласна. У меня, правда, процедуры в десять, но что-нибудь придумаем. Можно, например, устроить все это чуть попозже. В общем, я дам вам знать, мистер Стентон.
* * *Всю вторую половину дня Агата употребила на то, чтобы последний раз до мелочей выверить свой план. Потом она переоделась и, коротая время до ужина, снова небрежно перелистала стопку газет, вырвала из одной из них фотографию Арчи за рулем машины, с Розалиндой и Шарлоттой Фишер на заднем сиденье, и, с нежностью посмотрев на снимок, убрала его в саквояж. Агата думала об Арчи с жалостью. Ее единственным страстным желанием было вернуть его – а вместо этого она сделала его жизнь достоянием скандальных хроник. Она пролистала другие газеты – не пропустила ли она какое-нибудь его высказывание: газеты оставались теперь единственной ниточкой, соединяющей ее с семьей. И мрачно усмехнулась по поводу предложенной мужем награды в 500 фунтов за сведения о ней. Его фотографии были еще в нескольких газетах. Она взглянула на часы.
Потом снова открыла воскресный выпуск «Глоб инкуайерер» и вполглаза проглядела колонку Уолли Стентона. И вдруг обратила внимание на шарж, напечатанный в самом низу полосы, – такое знакомое лицо! Она растерянно уставилась на газетную страницу и тут поняла, кто такой Джон Бэринг на самом деле.
Агата аккуратно сложила газету, положив ее поверх остальных, взяла сумочку и шаль и спустилась к ужину. Заняв свободное место за столом, где уже собрались Оскар Джонс с дядюшкой, Уолли Стентон и Эвелин Кроули, она извинилась за опоздание – для компании вечерний сбор за столиком уже стал неписаным, но непререкаемым правилом.
– А я уж и пари держал, что вы опоздаете, миссис Нил, – сообщил дядюшка Джонс, с удовлетворением посмотрев на свои часы.
– Держать пари вообще опасно, – улыбнулась она. – Ну, как сегодня суп?
– Гадость! – сообщил дядюшка.
– Был у меня приятель, – влез в разговор Уолли, – так он полагал, что держать пари – это единственный способ проиграть красиво. И он, по-моему, прав. Пари заключают те, кто любит проигрывать.
– А вы, думаю, не из таких, – заметила Агата.
– О нет! Я пуганая ворона, миссис Нил. И предпочитаю рисоваться как-нибудь по-другому.
– И вам это удается, мистер Бэринг! – добродушно поддела его Эвелин.
– Да где уж нам, простакам, – ответил тот.
Подали жареных цыплят.
– К тому же мистер Бэринг пишет, – сказала Агата. – Но у него не всегда хватает духу печатать это в газетах. Какая жалость! – Она в отчаянии посмотрела на него.
Уолли сделалось не по себе. Чтобы скрыть смущение, он предложил помощь дядюшке Джонсу, сражавшемуся с цыплячьим хрящиком с помощью вилки и ножа.
Позже, когда компания перебралась в зимний сад пить кофе, Агата как-то выключилась из общей беседы, впрочем, не настолько, чтобы ее молчание могло показаться неловким. Тем временем Оскар вынес на обсуждение проблему нравственного порядка:
– Если бы загорелась Национальная галерея, а времени у вас было бы, только чтобы спасти одну-единственную картину, а там рядом вопила бы кошка, обыкновенная паршивая драная кошка, – то что бы вы бросились спасать?
Агата ответила не задумываясь:
– Все очень просто. Эвелин спасала бы кошку, мистер Бэринг как личность творческая ухватил бы картину. Как и вы, вероятно. А я бы туда просто не пошла.
– А кто бы спасал мышей? – поинтересовался Уолли.
– Мыши, – веско произнесла Агата, – обычно спасаются сами.
Компания продолжала попивать свой кофе, но разговор иссяк.
– Почему бы тебе не спеть? – спросила Эвелин.
Агата посмотрела на подругу, потом поднялась и пошла к эстраде. Улыбнувшись пианисту и дирижеру, она спросила, можно ли ей выбрать самой какую-нибудь песню.
Оркестр ждал, пока она перебирала ноты. Выбрав что хотела, она подала листок пианисту. И, стоя рядом с ним, запела высоким и чистым сопрано:
Как любила я его, друга сердца моего,
Так любила, что клятву дала
Вовек его любить, никогда не позабыть
И душою к нему приросла.
Воцарилась тишина – так проникновенно и нежно звучала под сводами старинная шотландская баллада:
Погляди на небеса, и на темные леса,
И на солнца венец золотой –
Где найдешь ты его, друга сердца твоего? –
В коварных объятьях другой.
Я поверила ему, другу сердца моему,
Что он верное слово хранит…
– Не могу, простите, – Агата повернулась к пианисту. – Слова… забыла.
– Ничего, не волнуйтесь, – поспешил тот утешить ее, увидев слезы, блеснувшие в глазах исполнительницы.
Она спустилась с эстрады, и Эвелин Кроули поспешно увела ее, подхватив под руку. Провожая подругу по коридору, она сказала:
– Ты любишь. Это точно.
– Да, – призналась Агата и через плечо взглянула на Эвелин. – Я выставила себя таким посмешищем!
– Вовсе нет!
– Ты, наверное, что-то знаешь, Эвелин? Когда у тебя в жизни есть подсказка, ты можешь начать действовать. А я все подсказки пропустила.
– Где твой муж? – ласково спросила Эвелин.
Агата уткнулась лицом в ладони, закрываясь от неуместного вопроса, как от удара.
– Мне казалось, мы танцуем с ним шаг в шаг, и дышим в одно дыхание, – проговорила она, – и я не понимала… не замечала….
– Что не замечала?
– Что на самом деле мы – врозь. Что мы не вместе.
Эвелин повела Агату вверх по лестнице.
– И мисс Нил имеет к этому какое-то отношение?
– Да.
– И ты правда хочешь с ней поговорить?
– Нет, конечно.
– Тогда я скажу тебе: мистер Бэринг затеял на завтра сюрприз. Чтобы вы как бы невзначай встретились с мисс Нил.
Они уже поднялись на свой этаж.
– Не говори с ним, – сказала Агата. – И ничего ему про меня не рассказывай.
– Нет, конечно. А ты иди ложись.
– Пожалуйста, Эвелин. Не возвращайся и ничего не говори ему.
– Не буду, обещаю. Где твой ключ?
* * *Оркестр умолк. Саксофонист повернулся к банджо:
– Это она. Я уверен. Миссис Кристи, она самая. И пела она, словно нас никого и нет. В своем какой-то мире.