История одной дуэли - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любая революция, тем более насильственная, великий риск. – Я попробовал остудить пыл оппонента. – Любой великий бунт влечёт великие последствия, в том числе и гибель массы людей. Ответственность велика. Никто ещё со времён Спартака не отдавал власть просто так.
– Не будем сдувать пыль с плит древности, достаточно, что нашей теме полстолетия, – мой противник загадочно покрутил в тонких длинных пальцах невыпитую стопку. – Однако чтобы решиться на судьбоносные дела, мало философского или политического оптимизма, нужен расчёт, построенный на…
Он смолк и, выдержав, как актёр, паузу, продолжил:
– Если немножко передёрнуть известное суждение Герцена, – никто так много не приносит вреда людям, как тот, кто легкомысленно обещает сделать их вдруг счастливыми. При этом ничего не имея за спиной. Но ведь Ленин не был таким политиком, – «Лысый» иронически улыбнулся и подмигнул мне. – Всем известно, что он был прежде всего большим прагматиком. А прагматик, это точный математический подход, поиск выгоды из всего. Вспомните Варфоломеевскую ночь на Лене, а он из расстрела рабочих кличку себе сподобил! Он считал ходы наперёд, почище Капабланки и Алёхина вместе взятых. Не забывайте, он был ещё великолепным юристом, когда-то немало практикующим адвокатом. Адвокат знает, как достичь победы.
Вместе со стопкой он поднял вторую руку и многозначительно пощёлкал пальцами. Жест был достаточно красноречив, чтобы его поняли.
– Позвольте! – я медленно начал заводиться. – Не следует ставить капканы и говорить загадками. Что вы наводите тень на плетень? История русской революции настолько расписана всяческими знатоками – красными, жёлтыми, коричневыми и даже голубыми, что белые пятна остались лишь на ладонях этих писак, да и то в виде мозолей. Вы уже налегаете на латынь, но похожи на человека, ищущего воду, забравшись по колено в реку.
– Неплохо сказано, мой друг. Неплохо, – «Лысый», казалось, миролюбиво ударил в ладони, – но вам, конечно, известно, как из кривого делается прямое, а из белого чёрное. Вам что-нибудь говорит такое имя, как Израиль Лазаревич Гельфанд? Он же Парвус, Молотов, Москович?
– От этих фамилий дурно пахнет. Парвус – Гельфанд и все остальные – это одно лицо, известный мошенник, марионетка и попросту вор. В истории он не оставил ничего, кроме грязных следов.
– Не скажите, не скажите, – «Лысый» продолжал ласкать тонкое хрупкое стекло стопки в руках, начиная фиглярничать. – Имею смелость не согласиться с вами. Мне представляется, что это если не гений, то, во всяком случае, великий марксист. Я полагаю, вы согласитесь, что он был, по существу, учителем вождя нашей революции, учителем великого Ленина. Как, кстати, и социалистов его окружения. Ульянов и сотоварищи – последователи Парвуса в левизне, а политические труды этого учёного до сих пор являются классикой марксистской теории. Гигант, разрушивший четыре империи: Австро-Венгрию, Германию, Россию и Турцию. Друг Плеханова, Аксельрода и Засулич, Каутского, Цеткин и Люксембург, человек, увлёкший своими идеями самого Льва Троцкого!
– И за гробом которого шло не более десятка человек, – не стерпев, перебил я его.
– Ну, это не аргумент, – отмахнулся «Лысый», – за гробом самого Маркса шествовало тоже столько же. Родившись в России евреем, Парвус стал злым духом своей родины. Да, он умер в Германии, но всё время умолял Ленина позволить ему вернуться в родные места Минской губернии. И что же? Сделав Февральскую революцию на деньги немцев, добытые не кем иным, как Парвусом, Ульянов так сильно возненавидел его, что не желал слышать его имени. Близко не подпускал к России, называя негодяем. Из его памяти улетучилось, что Парвус перекачал миллионы марок большевикам в 1916 году и в несколько раз больше после победы революции в России! А ведь знаменитые русские мятежники вместе со своим вождём ехали делать революцию домой на его деньги, у них билеты купить было не на что!
У меня зачесались кулаки. Но Николай уже давно оставил своё место у окна и слегка придавил меня к стулу. Против его ста с лишним килограммов, как я ни старался, не попрёшь, хоть взбесись.
– Предвижу ваш следующий подлый ход – Ленин немецкий шпион, а русская революция – сплошь германская афера? – пытаясь сдержать негодование, процедил я сквозь зубы, поедая глазами «Лысого». – Многие сволочи доходили до этих паскудных домыслов. Это уже было, слышали. Только, кроме брехни, никаких фактов! Между тем за воровство партийных денег Парвуса судили сами коллеги! Это чем будете крыть? Судили сам Каутский, Бебель, Цеткин, Максим Горький в свидетелях проходил. А суд суровое решение вынес. У мошенника отобрали право редактирования газеты и запретили участвовать в социал-демократическом движении прежде всего в России и Германии.
– Но это было задолго до революции, – мой оппонент не смутился, – это было за десять лет до февральского восстания! За это он свой грех замаливал в Турции. А после этого всё восстановил, более того, во время Первой мировой войны вместе с Лениным скликал чёрных воронов на Россию, предвосхищая победу Германии. Факт их встречи и переговоров в Цюрихе в 1916 году, накануне мятежа, исторический факт. Это же нельзя отрицать! Но летняя попытка захватить власть в семнадцатом году не увенчалась успехом. Именно тогда во всех европейских и наших газетах большевиков обвинили, что восстание они готовили на германские миллионы. А имена Ленина и Парвуса упоминали тогда рядом. Попались два еврея…
Договорить он не успел. Я вырвался из-под опеки Николая и всё возмущение и ненависть вложил в кулак. Левый хук у меня всегда хорошо проходил. И в этот раз получилось. «Лысый» рухнул, словно его ударило стрелой подъёмного крана. Но в горячке вскочил. Я читал, кажется, у Новикова-Прибоя в «Цусиме», во время морского боя снарядом оторвало обе ноги у матроса, а он продолжал лезть по вантам, карабкаясь на мачту в фонтанах крови, на культях. Потом упал и сразу умер. «Лысый», конечно, не умер. Он бросился на меня, но нас растащили. Орлов и Соколов повисли на нём, а меня придавил собой Николай. Так закончился вчерашний банкет.
После мы сидели вдвоём и пили ещё.
– Дан, «Лысый» этого так не оставит, – сказал Николай. – Мне, когда я его с пацанами выводил, он передать тебе велел: «По возвращении в институт, на следующей сессии, жди встречи».
– Дуэль? Надеюсь, будешь секундантом.
– Нет. Он не о драке говорил. Я понял, он на тебя особенно не обиделся. То ли с пьяну, то ли ещё что! Но речь вёл о поединке в форме
