Стихотворения и поэмы - Перец Маркиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но залп ударяет — один и другой.
«Где Кремль? Где тут площади Красной гранит?»
Стальная броня, расседаясь, трещит,
И башня зияет разрубленным лбом, —
К соломе гвардейцы припали ничком.
В ней свежесть степная младенческих дней,
Но каплями кровь пробивается к ней.
И боль сквозь шинель ударяет волной,
То холод обнимет, то взвихрится зной, —
К земле припадает гвардеец, томясь,
И боль утихает, смиряясь тотчас.
По капелькам кровь свою в сердце страны
Вливают ее исполины-сыны.
Губами к земле припадает один:
«Россия… Она велика, погляди,
Да некуда нам отступить и уйти,
Во мгле и метелях — Москва позади».
Она, как в дозоре, лежит без огней,
Но дали ночные открыты пред ней.
В столице не спят. Над столицею гул…
Быть может, стервятник в тумане мелькнул,
Быть может, ее осыпает свинцом,
Быть может, ее поливает огнем...
И каждый разбитый кирпич в этот миг
В гвардейское сердце сквозь грохот проник, —
Они кирпичи обжигали, они
Дворцы воздвигали в счастливые дни,
И мрамор метро шлифовали они,
И в звездах Кремля зажигали огни.
В сердцах у гвардейцев родная Москва,
Она тут, в зигзагах окопного рва,
С ней не расстаются роса и трава,
И каждая песня Москвою жива.
В ней птиц перезвоны, в ней ветер полей,
И смерть, как над миром, не властна над ней.
И ветер к траншее гвардейцев прильнул:
«О ветер, пробейся сквозь пламя и гул.
Посланцем ступай и Кремлю доложи:
Мы телом своим отстоим рубежи
В неравном бою, в огневом колесе —
На вздыбленном Волоколамском шоссе».
Перевод Д. Бродского
5
Россия, созревшая в гневе боев,
От края до края раздался твой зов,
Дружины ветров на врага обрати,
Встречай его бурей на каждом пути.
В отвагу и мощь, как в доспех броневой,
Сынов облачи для страды боевой.
Буди в поднебесье вершины хребтов,
Огнем заколдуй беспределье снегов,
Прикличь сребробронные стужи зимы,
Кровавое выжги отродье чумы.
Винтовки — на взводе, надежна рука,
И — свист молодецкий летит с большака.
Гвардейцы! Гранатами крой по врагу.
Удар громовой. Ослепительный гул.
И — дыбом просторы, и даль — ходуном,
И танк — исступленным захлестнут огнем.
В смятенье ноздрями поводит другой,
С распоротой и обожженной броней.
И словно над бездной, в испуге, слепой,
Сожженные лапы подняв пред собой,
Со скрежетом третий, минуя откос,
Бокастое тулово тяжко занес
С налета в затылок четвертому лбом
И замер, застыл в онеменье тупом.
Снега голубые в кровавой росе
На вздыбленном Волоколамском шоссе,
Над люком стрелок запрокинулся, нем,
Слетает подшибленным вороном шлем,
Рука протянулась в простор пустырей:
«В Москву! На парад! Ну, ступай, поскорей!
О русских санях бредил ты наяву
И по первопутку собрался в Москву.
Чего ты закутался в бабий платок?
Что ежишься ты? Иль на стуже продрог?
Раздумье взяло? Не по вкусу свинец?
Иль русской зимой зачарован мертвец?»
Крылатая ненависть, пламенный гнев:
«Без спросу пришел ты сюда, обнаглев».
Израненных танков неистовый гуд...
Они потрохами стальными блюют...
Вот втянут четвертый в огня коловерть,
Вот пятого к счету прибавила смерть.
«Попотчевать пойлом собачьих сынов!» —
Чеканит приказ, непреклонно суров.
Бутылку с горючим — по танкам взахлест,
Метнулись они, как жар-птицы из гнезд,
И, стиснут объятием огненных крыл,
Десяток чудовищ в тоске завопил.
Обвитые дымной волной огневой,
Они громоздятся под грохот и вой,
Как буйволы черные в лаве огня,
Сплетаются, корчась, надрывно стеня,
И прочно к себе их большак пригвоздил:
Колдобины — спереди, ров — позади.
Свинцовый летит над гвардейцами град,
Их руки от ран и натуги горят,
Шинели напитаны кровью густой,
Лежат уже трое, обнявшись с землей, —
Но в сердце по-прежнему бодрость крепка;
Оружие верно, надежна рука.
Перевод Д. Бродского
6
Москва — в изголовье, Москва — под ружьем,
И край, что не дремлет ни ночью ни днем,
Что рядом, в траншее, под градом свинца,
Отвагу и силу вселяет в сердца...
Багрово от крови снегов полотно, —
Еще два гвардейца насмерть сражено.
В равнине, где бурных ветров перебег,
С оружьем в руках повалились на снег,
Легли, прислонясь голова к голове,
Телами заставив дорогу к Москве.
И грозен гвардейцев редеющий строй
Под градом свинцовым, под хлесткой пургой.
Не дрогнуть, не сдать в исступленном бою.
Уже восемнадцать осталось в строю.
У каждого кровью набухла шинель,
Не слышат, как шалая свищет шрапнель;
Пред ними четырнадцать мертвых громад —
Четырнадцать танков в обломках лежат.
На смену подбитым лавиной идут
Четыре десятка под скрежет и гуд,
Гранаты уже на исходе — и вот
Товарищ товарищу передает:
«Гвардейцы! Ударил решительный час:
Три танка принять должен каждый из вас!»
Траншею покинув, навстречу врагу
Выходят они, залегают в снегу.
Гранаты на взводе! Не станет гранат —
Телами дорогу они заградят.
«За родину! Нам умирать череда, —
Давайте простимся, друзья, навсегда».
На миг боевая притихла гроза...
К далекой Москве устремились глаза,
Крутой молодой оглядели снежок,
И губы коснулись обветренных щек.
Прощанье героев услышала высь,
И в крепком пожатье ладони слились.
На каждого жребий отечества лег.
«Ты будешь нетронут, родимый порог».
И двинулись цепью они напрямик, —
Вплотную последний приблизился миг:
«Россия, запомни гвардейцев семью,
Вот их уже восемь осталось в строю».
Пред яростным пламенем, бьющим взахлест,
Гвардейцы во весь поднимаются рост,
Фалангою сказочных богатырей
Идут по сугробам среди пустырей,
Шинели — крылами в ветрах огневых,
Теперь раскрошатся и горы о них.
Пылают их каски. В снегу сапоги.
И непобедимо тверды их шаги, —
И смерти да будет известно о том,
Что сердцу отчизны здесь каждый — щитом,
Что не опрокинуть лавине стальной
Веками сращенных с землею родной.
Перевод Д. Бродского
7
На травах каких, на былинке какой
Роса не сверкнет потаенной слезой?
Булыжник каких безыменных краев
Не дрогнет, откликнувшись эхом боев?
Леса не взметнутся ль, трубя в небосвод, —
По дюжине танков на каждого прет.
Но помнит гвардеец присягу свою,
Он, с дюжиной целой сцепляясь в бою,
Последним усильем железо грызет.
«Кто мощь твою мерой измерил, народ?
Кто благословение взвесил твое?
Гвардейцы! К Москве не прорвется зверье!»
Рукою израненной, тверд и упрям,
Там путь заслоняет гвардеец врагам,
