Стихотворения и поэмы - Перец Маркиш

Но залп ударяет — один и другой.

«Где Кремль? Где тут площади Красной гранит?»

Стальная броня, расседаясь, трещит,

И башня зияет разрубленным лбом, —

К соломе гвардейцы припали ничком.

В ней свежесть степная младенческих дней,

Но каплями кровь пробивается к ней.

И боль сквозь шинель ударяет волной,

То холод обнимет, то взвихрится зной, —

К земле припадает гвардеец, томясь,

И боль утихает, смиряясь тотчас.

По капелькам кровь свою в сердце страны

Вливают ее исполины-сыны.

Губами к земле припадает один:

«Россия… Она велика, погляди,

Да некуда нам отступить и уйти,

Во мгле и метелях — Москва позади».

Она, как в дозоре, лежит без огней,

Но дали ночные открыты пред ней.

В столице не спят. Над столицею гул…

Быть может, стервятник в тумане мелькнул,

Быть может, ее осыпает свинцом,

Быть может, ее поливает огнем...

И каждый разбитый кирпич в этот миг

В гвардейское сердце сквозь грохот проник, —

Они кирпичи обжигали, они

Дворцы воздвигали в счастливые дни,

И мрамор метро шлифовали они,

И в звездах Кремля зажигали огни.

В сердцах у гвардейцев родная Москва,

Она тут, в зигзагах окопного рва,

С ней не расстаются роса и трава,

И каждая песня Москвою жива.

В ней птиц перезвоны, в ней ветер полей,

И смерть, как над миром, не властна над ней.

И ветер к траншее гвардейцев прильнул:

«О ветер, пробейся сквозь пламя и гул.

Посланцем ступай и Кремлю доложи:

Мы телом своим отстоим рубежи

В неравном бою, в огневом колесе —

На вздыбленном Волоколамском шоссе».

Перевод Д. Бродского

5

Россия, созревшая в гневе боев,

От края до края раздался твой зов,

Дружины ветров на врага обрати,

Встречай его бурей на каждом пути.

В отвагу и мощь, как в доспех броневой,

Сынов облачи для страды боевой.

Буди в поднебесье вершины хребтов,

Огнем заколдуй беспределье снегов,

Прикличь сребробронные стужи зимы,

Кровавое выжги отродье чумы.

Винтовки — на взводе, надежна рука,

И — свист молодецкий летит с большака.

Гвардейцы! Гранатами крой по врагу.

Удар громовой. Ослепительный гул.

И — дыбом просторы, и даль — ходуном,

И танк — исступленным захлестнут огнем.

В смятенье ноздрями поводит другой,

С распоротой и обожженной броней.

И словно над бездной, в испуге, слепой,

Сожженные лапы подняв пред собой,

Со скрежетом третий, минуя откос,

Бокастое тулово тяжко занес

С налета в затылок четвертому лбом

И замер, застыл в онеменье тупом.

Снега голубые в кровавой росе

На вздыбленном Волоколамском шоссе,

Над люком стрелок запрокинулся, нем,

Слетает подшибленным вороном шлем,

Рука протянулась в простор пустырей:

«В Москву! На парад! Ну, ступай, поскорей!

О русских санях бредил ты наяву

И по первопутку собрался в Москву.

Чего ты закутался в бабий платок?

Что ежишься ты? Иль на стуже продрог?

Раздумье взяло? Не по вкусу свинец?

Иль русской зимой зачарован мертвец?»

Крылатая ненависть, пламенный гнев:

«Без спросу пришел ты сюда, обнаглев».

Израненных танков неистовый гуд...

Они потрохами стальными блюют...

Вот втянут четвертый в огня коловерть,

Вот пятого к счету прибавила смерть.

«Попотчевать пойлом собачьих сынов!» —

Чеканит приказ, непреклонно суров.

Бутылку с горючим — по танкам взахлест,

Метнулись они, как жар-птицы из гнезд,

И, стиснут объятием огненных крыл,

Десяток чудовищ в тоске завопил.

Обвитые дымной волной огневой,

Они громоздятся под грохот и вой,

Как буйволы черные в лаве огня,

Сплетаются, корчась, надрывно стеня,

И прочно к себе их большак пригвоздил:

Колдобины — спереди, ров — позади.

Свинцовый летит над гвардейцами град,

Их руки от ран и натуги горят,

Шинели напитаны кровью густой,

Лежат уже трое, обнявшись с землей, —

Но в сердце по-прежнему бодрость крепка;

Оружие верно, надежна рука.

Перевод Д. Бродского

6

Москва — в изголовье, Москва — под ружьем,

И край, что не дремлет ни ночью ни днем,

Что рядом, в траншее, под градом свинца,

Отвагу и силу вселяет в сердца...

Багрово от крови снегов полотно, —

Еще два гвардейца насмерть сражено.

В равнине, где бурных ветров перебег,

С оружьем в руках повалились на снег,

Легли, прислонясь голова к голове,

Телами заставив дорогу к Москве.

И грозен гвардейцев редеющий строй

Под градом свинцовым, под хлесткой пургой.

Не дрогнуть, не сдать в исступленном бою.

Уже восемнадцать осталось в строю.

У каждого кровью набухла шинель,

Не слышат, как шалая свищет шрапнель;

Пред ними четырнадцать мертвых громад —

Четырнадцать танков в обломках лежат.

На смену подбитым лавиной идут

Четыре десятка под скрежет и гуд,

Гранаты уже на исходе — и вот

Товарищ товарищу передает:

«Гвардейцы! Ударил решительный час:

Три танка принять должен каждый из вас!»

Траншею покинув, навстречу врагу

Выходят они, залегают в снегу.

Гранаты на взводе! Не станет гранат —

Телами дорогу они заградят.

«За родину! Нам умирать череда, —

Давайте простимся, друзья, навсегда».

На миг боевая притихла гроза...

К далекой Москве устремились глаза,

Крутой молодой оглядели снежок,

И губы коснулись обветренных щек.

Прощанье героев услышала высь,

И в крепком пожатье ладони слились.

На каждого жребий отечества лег.

«Ты будешь нетронут, родимый порог».

И двинулись цепью они напрямик, —

Вплотную последний приблизился миг:

«Россия, запомни гвардейцев семью,

Вот их уже восемь осталось в строю».

Пред яростным пламенем, бьющим взахлест,

Гвардейцы во весь поднимаются рост,

Фалангою сказочных богатырей

Идут по сугробам среди пустырей,

Шинели — крылами в ветрах огневых,

Теперь раскрошатся и горы о них.

Пылают их каски. В снегу сапоги.

И непобедимо тверды их шаги, —

И смерти да будет известно о том,

Что сердцу отчизны здесь каждый — щитом,

Что не опрокинуть лавине стальной

Веками сращенных с землею родной.

Перевод Д. Бродского

7

На травах каких, на былинке какой

Роса не сверкнет потаенной слезой?

Булыжник каких безыменных краев

Не дрогнет, откликнувшись эхом боев?

Леса не взметнутся ль, трубя в небосвод, —

По дюжине танков на каждого прет.

Но помнит гвардеец присягу свою,

Он, с дюжиной целой сцепляясь в бою,

Последним усильем железо грызет.

«Кто мощь твою мерой измерил, народ?

Кто благословение взвесил твое?

Гвардейцы! К Москве не прорвется зверье!»

Рукою израненной, тверд и упрям,

Там путь заслоняет гвардеец врагам,