Возрастной шовинизм (декабрь 2007) - журнал Русская жизнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, можно приветствовать и переход к одногодичной службе по призыву. «Дух» сразу становится «дедом», без промежуточных ступеней. Впрочем, если призывники и контрактники, вербуемые из тех же призывников, будут служить в одной части, то дедовщина, видимо, никуда не денется. Если же составлять части из одних призывников, то боеготовность таких частей будет даже не нулевой, а отрицательной.
Наконец, создается впечатление, что если даже в России чудесным образом удастся сформировать нормальный корпус младших командиров, если даже в армию перестанут призывать уголовников, дедовщина не исчезнет. Потому что она институционализировалась. Армия стала немыслима без «салабонов», «черпаков» и «дембельского поезда». Чтобы вся эта зараза исчезла, нужно переформатировать диск. То есть создать все с нуля.
* СОСЕДСТВО *
Дмитрий Данилов
Темно, но красиво
Украина накануне выборов: неполитические наблюдения
За довольно короткий период времени мне удалось побывать в четырех крупных городах Украины. Это было в сентябре, перед самыми выборами в украинский парламент. Правда, я старался обращать внимание на вещи, с политикой не связанные. Однако кое-что из выборной шелухи все-таки попало в поле моего зрения.
Дедушки и темнота
Первое, что я увидел во Львове - старенький и сильно пьяный дедушка крестьянского вида. Дедушка пытался войти в здание вокзала, но отклонялся в сторону, упирался в стену вокзала и падал. После чего мучительно вставал и повторял попытку - опять неудачно. Так повторилось раза три. Рядом стоял украинский милиционер, неподвижный и безмолвный. Тут я вспомнил, что надо поменять рубли на гривны, и углубился в вокзальные помещения. Потом вернулся и обнаружил, что дедушка таки сумел войти в вокзал. Он стоял посреди кассового зала и громко произносил разрозненные звуки. Это было трудно назвать речью, хотя, возможно, дедушка говорил на каком-то незнакомом мне языке.
Чуть поодаль стоял другой дедушка. Одет он был в нечто невообразимое, но при этом опрятное. У дедушки было заскорузлое и грубое, но на редкость продолговатое лицо. Лица такой степени продолговатости встречаются разве что у представителей правящей элиты США. Продолговатое лицо дедушки венчала такая же нелепая, как и вся его одежда и обувь, шапка - кожаная, на меху, очень высокая и с козырьком. Почему-то подумалось, что обладателем такого облика вполне мог бы быть отставной фельдфебель австро-венгерской армии.
Дедушка- фельдфебель неподвижно смотрел на расписание поездов дальнего следования и беззвучно шевелил губами. А первый дедушка, пьяный, пошатнулся, издал какой-то громкий звук и упал.
Было довольно трудно оторваться от наблюдения за львовскими вокзальными дедушками, но я все же сделал над собой усилие и вышел в город.
Второе после дедушек сильное впечатление от Львова - темнота. Привокзальная площадь была освещена несколькими тусклыми фонарями. Прилегающие улицы тоже, как говорится, тонули в темноте. Очень странное ощущение - такого ни в одном российском городе не увидишь.
В привокзальной темноте оранжево светились фонарики на крышах такси. Улица Квитки-Основьяненко, гостиница «Электрон», сказал я по-русски. Двадцать гривен, ответил таксист по-украински. Поехали.
Г. Ф. Квитка-Основьяненко - драматург, один из основоположников украинской литературы. Родился в 1778 году, умер в 1843 году.
Недолго попетляли по узким темным улочкам, мощеным брусчаткой, и приехали к серой хрущевской пятиэтажке, над одним из подъездов которой было написано «Електрон». Попросил таксиста подождать. В подъезде нет совершенно никакого света - то есть вообще. Поднимаюсь практически наощупь на пятый этаж. На площадке пятого этажа горит тусклая лампочка, над некрасивой деревянной дверью написано «Готель Електрон».
Перед отъездом методично обзвонил все львовские гостиницы. Мест нет - якобы это из-за Львовской книжной ярмарки, на которую приехало очень много людей. А может быть, из-за чего-то еще. Удалось забронировать номер только в гостинице «Електрон». Женщина, которая говорила со мной по телефону, сразу предупредила, что это, скорее, не отель, а общежитие - удобства в коридоре и так далее. На комфорт, мол, не рассчитывайте.
Так оно все и оказалось. Довольно-таки ужасный отельчик. Даже, можно сказать, ужасающий. Тетенька на ресепшене сразу предупредила: вода строго с шести до девяти утром и вечером. В одну минуту десятого вода пунктуально исчезает. Причем речь идет о холодной воде. Горячей нет. Правда, среди удобств, которые в коридоре, имеется бойлер. Побросал вещи в номере, спросил у тетеньки, не знает ли она, где во Львове можно обнаружить интернет-кафе. На улице Дудаева, кажется, есть, сказала тетенька.
На улице Дудаева. Вот оно как. Тетенька сказала, чтобы приходили не позднее полуночи, «потом мы закрываемся».
Улица Джохара Дудаева - симпатичная узкая улочка практически в самом центре города. И интернет-кафе сразу нашлось, с вежливым админом, говорящим по-русски. Можно было бы даже назвать эту улочку прекрасной, если бы не это, скажем так, не слишком удачное название.
После интернет-кафе вышел на располагающийся в двух шагах проспект Шевченко. Надо немного прогуляться по городу, несмотря на поздний час.
На проспекте Шевченко тоже темно, хотя и не так, как на вокзале - центр Львова освещен получше. Хотя все равно непривычно темно, по сравнению с Москвой или Питером. Людей на улице довольно много. Вдоль улиц - сплошные ряды красивых домов европейского вида. Все центральные улицы, в том числе главные магистрали, довольно узкие. Бросается в глаза огромное количество ресторанов, кафе, кафешек и забегаловочек - просто невероятное количество, они практически в каждом доме.
Зашел в одно из небольших кафе. К нам довольно скоро подсел не очень трезвый мужичок лет тридцати. На его круглом лице лежало выражение крайней хозяйственности и рачительности, и было понятно, что это выражение не сходит с его лица никогда. Мужичок сразу опознал во мне москвича, завязался разговор, я говорил по-русски, мужичок - по-украински, но это совершенно не мешало беседе - все все понимали. Мужичок рассказал, что когда-то, в самом конце 80-х, служил в армии в Москве, служилось ему в Москве здорово, а сейчас уже совсем забыл русский, но к России и «москалям» относится хорошо; в его речи часто встречались обороты типа «братья-славяне», «нам делить нечего» - в общем, беседа, хотя и была несколько сумбурной, протекала в сдержанно-дружеском ключе.
Потом к нам подсел другой мужик, сотрудник местного телевидения. Он пришел в кафе со своей огромной собакой - гулял с ней и вот зашел. Он тоже безошибочно распознал мое происхождение и сразу стал говорить по-русски. И вот так мы втроем сидели и довольно-таки задушевно беседовали, потом разошлись, заверив друг друга в чрезвычайно дружеском расположении.
Честно говоря, я ожидал от львовян немного другого - если не открытой враждебности и конфликтов, то хотя бы мелких неприятностей в общении. Но ничего такого не было - ни в первый вечер, ни в следующие два дня. Если, конечно, не считать проявлением неприязни тот факт, что, когда обращаешься к кому-нибудь на русском, отвечают в большинстве случаев на украинском, в том числе и те люди, которые в силу своего возраста русский наверняка знают. Даже когда не понимаешь и переспрашиваешь - все равно отвечают по-украински. А в остальном - никаких неприятностей не возникло. Не берусь судить, насколько такое отношение к русским в целом характерно для жителей Львова - возможно, мне просто повезло.
На следующий день пошел знакомиться с городом уже основательно. Долго гулял по беспорядочно ветвящимся улочкам Старого города.
Я честно пытался удержать себя от говорения банальностей, но это решительно невозможно. Невозможно удержаться от высказывания двух чудовищно заезженных банальностей.
Банальность первая: Львов - очень красивый город.
Банальность вторая: Львов - очень европейский город.
Да, красивый и европейский. Это есть правда и истина. С вашего позволения, тему красоты и европейскости Львова я далее развивать не буду - это сделали до меня и еще сделают в будущем бесчисленные описатели этого города.
Не хватает промежутков
Ходил я, ходил, и где-то к середине дня я почувствовал: что-то здесь не так. Какая-то во всей этой прекрасности была дисгармония, что-то мешало безмятежному наслаждению всеми этими чудными видами.
На одном из перекрестков в ожидании зеленого света я случайно задержал взгляд на каком-то коротко стриженом пареньке в черной кожаной куртке. Паренек тоже ждал зеленого сигнала, очень сосредоточенно глядя перед собой. И тут я вдруг понял, в чем дело: город ощутимо контрастирует с собственным населением. Я долго подбирал слово, которым можно было бы охарактеризовать преобладающий во львовской уличной толпе типаж и, кажется, нашел: лавочник. Разумеется, не только и не столько как род занятий, а как психотип. По улицам быстрым шагом ходят толпы сосредоточенных людей, у которых на лицах написано: дела, дела, мы делаем дела. Причем дела небольшие, масштаба магазинчика, склада, цеха по производству мороженого, автомастерской. Делать дела, не отвлекаться, не зевать, зайти в контору А, успеть в магазин Б, встретиться с поставщиком В, принять товар, сдать отчет, оформить накладные… Накладные - вот еще одно ключевое слово! Такое ощущение, что у половины львовских пешеходов в их папках, портфелях и карманах лежат накладные, которые они несут из магазина Г на склад Д, чтобы «отчитаться за товар». Почти каждый из этих людей вполне органично смотрелся бы за прилавком собственного маленького (именно маленького), но твердо стоящего на ногах магазинчика. И почти у каждого на лице написано осознание чрезвычайной важности своей небольшой, негромкой деятельности.