По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

— Все будет в порядке, если рядом окажется порт дружественного нам государства, где мы сможем причалить, — попытался утешить капитана Диоклей.

— Согласен. Но если такого порта рядом не окажется, нам придется драться. — Менедем барабанил пальцами по рукояти рулевого весла. — Я бы предпочел сражение судна против судна, а не человека против человека. У них в команде больше людей, чем у нас.

— Пираты в большинстве своем недисциплинированны, — заметил келевст. — Они не хотят драться и дерутся, только если нет другого выхода. Они выходят в море с иной целью: кого-нибудь ограбить или захватить в плен — ради выкупа или чтобы продать в рабство.

— У нас немало людей, которым приходилось плавать на военных галерах, — сказал Менедем. — Как только мы окажемся к западу от Хиоса — а может, даже раньше, — нас ждет тяжелая работенка.

— Ясно, капитан, — ответил Диоклей.

Когда «Афродита» скользнула в гавань Самоса, солнце уже вот-вот должно было зайти. Однако света все же было еще достаточно, чтобы достичь пирса и пришвартоваться без особых трудностей. Слева находился храм Геры, рядом с ним впадала в море река Имбрас, которая сбегала с гор и пересекала внутреннюю часть острова. Справа, примерно в семи стадиях от берега, возвышалось святилище Посейдона.

Портовые рабочие быстро подтянули акатос к берегу, а гребцы, все еще не пришедшие в себя после гонки, отдыхали между тем на веслах. Один из них поинтересовался, где можно найти продажных женщин, употребив при этом самое скверное слово, какое только можно было придумать.

— Вообще-то я слышал, что здесь полно молодых прелестных девушек, — заметил ему Менедем.

— Да уж наверняка девицы тоже есть, — согласился моряк, — но я ненавижу попусту тратить время.

Поскольку Менедем и сам не любил попусту тратить время, он рассмеялся и согласно кивнул.

Если Кос находился под пятой Птолемея, то Самос принадлежал Антигону. Соклей не удивился, когда два командира в сверкающих доспехах протопали по причалу, чтобы расспросить — что за судно «Афродита» и где оно успело побывать до того, как явилось на Самос. Соклей удивился, когда воины начали задавать свои вопросы: он не мог разобрать ни единого слова из того, что они говорили.

— Что за тарабарщина? — потихоньку спросил Менедем у двоюродного брата.

— Македонский диалект, да такой жесткий, что ножом не нарежешь, — тоже шепотом ответил Соклей.

Потом сказал громче:

— Пожалуйста, говорите медленнее, о почтеннейшие. Я с радостью отвечу на все вопросы, которые смогу понять.

Это, может, и было ложью, но македонцам не обязательно было все знать.

— Кто… вы такы? — спросил один из них, сосредоточенно нахмурив брови.

Его акцент был одновременно и грубым, и архаичным.

«Возможно, именно так говорил бы Гомер, будь он не поэтом, а невежественным крестьянином», — подумал Соклей.

Македонянин продолжал:

— Откуд… явлысь?

— Это судно называется «Афродита» и принадлежит Филодему и Лисистрату с Родоса, — ответил Соклей.

Офицер кивнул; он понимал эллинский язык, хотя и не говорил на нем.

— Мы идем на Хиос, — продолжал Соклей, — и уже делали остановки на Симе, Книде и Косе.

— Неужели обязательно ему об этом докладывать? — пробормотал Менедем.

— Думаю, лучше сказать, — ответил Соклей. — Здесь вполне могут оказаться люди, которые встретили нас в порту Коса или видели, как мы уплывали от острова.

Упоминание о Косе привлекло внимание македонцев.

— Что было там? — спросил тот, который худо-бедно мог изъясняться по-эллински. — Суда? Суда Птолемея? Скока суда Птолемея?

— Наскока жирных? — добавил другой. Потом поправился: — Наскока болших?

— Я не присматривался, — ответил Соклей — и принялся расписывать то, что видел, в преувеличенном виде.

Никто не уличил его во лжи. Хотя на Родосе и строили военные суда для Антигона, жители острова больше склонялись на сторону Птолемея. Родос рассылал суда с египетским зерном по всей Элладе.

Соклей преувеличил не настолько, чтобы заставить македонцев, служащих Антигону, заподозрить его, но вполне достаточно, чтобы офицеры помрачнели. Македонцы заговорили друг с другом; он не понимал ни слова.

Потом, к его радости, они ушли.

Братья облегченно вздохнули.

— Я уж подумал, что они выпрыгнут из лат, когда ты начал рассказывать о шестидесяти- и семидесятиярусниках Птолемея на Косе, — сказал Менедем.

— Я тоже так решил, — ответил Соклей. — Я хотел, чтобы македонцы призадумались — хотя мой рассказ и не совсем правдив, но, согласись, весьма смахивает на правду.

— Что ж, ты попал прямо в яблочко, — признал капитан «Афродиты». — Если это не заставит плотников Антигона работать как одержимых, то пусть меня склюют вороны, если я знаю, что вообще тогда может их заставить.

— Я бы не возражал, чтобы они попотели… Но когда все это прекратится? — вслух размышлял Соклей. — Я имею в виду: вот, допустим, люди научатся строить семидесятиярусники, но разве девяностоярусники не лучше? А как насчет статридцатиярусников или, может, даже стасемидесятиярусников?

— У меня об этом голова не болит, — пожал плечами Менедем. — И Родосу тоже не стоит на этот счет беспокоиться. Вот интересно, сколько гребцов потребуется для стасемидесятиярусников? — Он предупреждающим жестом поднял руку. — Нет, не пытайся высчитать, ради богов. Я вообще-то не хочу этого знать. Сколько бы их ни требовалось, Родос сможет укомплектовать гребцами одно или два таких судна. Но не больше — в этом я уверен.

Менедем, разумеется, сгущал краски, хотя и не слишком. Соклей решил не завершать подсчеты, которые он и в самом деле уже начал. Вместо этого он сказал:

— Ты же не собираешься заключать тут крупных торговых сделок, верно?

Его двоюродный брат покачал головой.

— Здесь немногое можно выторговать: самое обычное вино и незамысловатые гончарные изделия. Я завернул сюда главным образом ради стоянки. — Менедем поколебался. — Но если бы мы ухитрились раздобыть те статуэтки в храме Геры, за них в Италии дали бы порядочную цену, как ты думаешь?

— За Зевса, Афину и Геракла работы Мирона? — засмеялся Соклей. — Да уж, они наверняка стоят кучу денег. Но помни: Икария совсем рядом. А знаешь, почему ее так назвали? Да потому, что Икар упал на тамошний берег, подлетев слишком близко к солнцу. И ты тоже упадешь и разобьешься, если попытаешься раздобыть те статуи.

Менедем засмеялся.

— Знаю. А ты уже забеспокоился, верно?

Прежде чем Соклей успел ответить, вновь завопил павлин.