Акушер-Ха! (сборник) - Татьяна Соломатина

А вы ноете всю дорогу. То у вас зуб болит, то кризис творческий, то лизис мозга.

Take it easy! Не хворайте.

P.S. Да-да-да. И этиологическую, и патогенетическую, и симптоматическую[56] терапию я ей назначила. А то, что она антибиотики собиралась шампанским запивать, – так это проблемы её печени, а не моих надпочечников. Хотя все проблемы на самом деле в голове. Хоть у Гиппократа спросите – он подтвердит.

Вибратор-насильник

В те времена, когда «давным-давно» ещё было помоложе, я работала акушером-гинекологом. И не просто акушером-гинекологом, а и.о. зав. обсервационным отделением со всеми его двумя этажами, изоляторами, родильно-операционным блоком, коридорами и туалетами. Такой должности я добилась в достаточно раннем возрасте множеством высокопоставленных любовников, коварными интригами и умением идти по головам в сапогах с коваными набойками. А также малой толикой таланта, трудоспособности и умения не только скальпель в руках держать правильно, но и бесконечной усидчивостью на жопе, устойчивостью на ногах и способностью держать удар на клинразборах, сплюнув под ноги главврачу и рецензентам кровавую слюну после первого нокаута.

Руководителем я была хреновым – не знала, что кадры решают всё, кроме решения проблем кадров. Потом научилась быть жёсткой, как ботинок в комедии Чаплина, и меня не мог съесть даже самый голодный патологоанатом. Но к концу первого месяца «иовства», уж простите мне кажущееся богохульство, я была на грани истерики от переутомления. Слава богу, роддом, в свою очередь, был на грани закрытия на помывку и впереди брезжил так необходимый мне отдых. Правда, хотелось ещё и денег на оный. А их-то как раз и не было. Потому что заработанное на «богатых» я щедрой рукой тратила на медикаменты для «бедных»: когда твоя задница ближе к возмездию – она куда как ответственнее сжимается. Кстати, рекомендую – всех недовольных своими заведующими хотя бы на недельку в их шкуры.

Начмед моя была хоть и злая, но с просветлениями (об участи их «шкур» вообще умолчим.) Поэтому говорит она мне как-то:

– На хрена тебе отпуск? Иди, мать, дежурантом в гинекологию на время закрытия роддома. Отдохнёшь да и материальное положение поправишь.

Я хоть в гинекологии и не очень – «доктор права», «доктор лева», – но от удивления согласилась.

Долго ли, коротко ли, лежу себе на первом дежурстве – балдею. Серьёзных больных их собственные лечащие и заведующий обошли туда-сюда, назначили то-сё. Интерна на вечерний обход отправила, а сама – в дежурку.

А дежурка в гинекологии роскошная. И тебе койка не такая поюзанная, как в роддоме. И тебе – диванчик, креслица. Телевизор на стене висит. Коньяк в шкафу стоит. Книг – полная библиотека. Благодать!

Я себе коньяку рюмку – буль-буль-буль, книжку «Гинекологическая эндокринология» – хвать, пульт – тык, в койку – прыг! И балдею.

По телевизору в какой-то Святой Барбаре про сиси каждые пять минут вопят, я себе в книжке про писи и гипофиз читаю, коньячок потягиваю. Чуть не забыла – в гинекологической дежурке МОЖНО БЫЛО КУРИТЬ!!! «Всё, – думаю, – я померла и в раю, минуя святого Петра. По блату!» Про гипофиз читать – оно круче всякого снотворного. Да и отвыкла потому что. Я ж последнее время в том «давным-давне» ничего, кроме МКБ-10, историй родов, их же журналов, операционных протоколов, рецензий и жалоб на себя любимую от коллектива и пациенток не читала. А тут – «гипоталамус», «гипофиз», «тропные гормоны» – музыка сфер! Ноктюрн! Колыбельная… Я и уснула. А тут телефон звонит. Я сразу поняла, что святой Петр очухался и сейчас дело заведёт за несвоевременную оплату райских коммунальных счетов!

Угадала! Приёмное: «К нам просим!»

Я так оглядела коечку, коньячок, сиси в телевизоре, книгу и говорю:

– Если вам бабушку от дедушки отличить или другую какую запись – я интерна пришлю. Если апоплексия яичника с деньгами – зовите дежурного хирурга: он сын начмеда по терапии, его не вздуют.

– Нет, – отвечают. – Ты иди. Тут тётку подруга привезла. Из тётки кровища льёт из причинного места, а она нас всех властно на хер посылает. «С одним, – говорит, – дело иметь буду! С гинекологом, а вы вон пошли все!»

– Так на фиг её! Правила ей озвучьте про закон и порядок и должностные обязанности доктора приёмного. – Мнутся по ту сторону изобретения Белла.

«Ну, – думаю, – понятно. Денег дали. А я что, не человек? Пойду, что ли, на взятку св. Петру или там на помаду нарукотворничаю». И пошла.

Тётка вся такая – раскудрить её в качель через медный купорос. Упакованная, как реклама бутика на Пятой авеню. И перегаром вискарно-коньячным прёт. Свежим таким. И стесняется так… нагло. Я особо вопросов задавать не стала – на кресло уложила, в зеркала смотрю. А там – э-э-э… такая скальпированная рана задней стенки влагалища. И кто её знает – с прободением али без. Какой там зонд. Ей туда два пальца не засунешь – так орёт. К тому же эти «гинекологические» влагалища ой как от «акушерских» отличаются.

А на вопросы, по ходу, она не отвечает. Фамилию сказала. Возраст там. И – молчок! Надменно смотрит свысока, как партизан на допросе.

Я анестезиолога позвала. Так, больше для форсу. И хирурга – а фигли мне одной не спать. И уролога – на всякий случай. «Конвульсиум» у нас. Анестезиолог ей «сыворотку правды» ввёл аэрозольно – чтобы мы «недра» без помех изучили, – она и выдала историю.

Муж у неё давно в загранице. А ей надо. И у неё вибратор. Она днём с мужем по телефону поругалась за что-то там. Одна-одинёшенька в дым набралась, и захотелось ей любви и особенно ласки так, что аж глаза на лоб. Она и вставила себе изобретение человеколюбов для одиноких дам. И уснула. Я уж не знаю, что там за мегамодель была и какой в них «дюрасел» стоял, только проснулась она от жуткой боли. Хвать рефлекторно пальцами – да как испугается, да как заорёт! Пальцы-то окровавленные. И больно. В «Скорую» ей звонить стыдно было – она подруге.

Спасли, конечно. Куда деваться? Кодекс Айболита.

Так вот, дорогие дамы. Или пьянка – или секс. А если и то и другое, то не в дым или с живым, поступательно уменьшающимся по мере вашего засыпания penis vulgaris.

Всем крепкого психического и полового здоровья.

Начисто отмытая правда

Прощай, Америка, о-о-о!

Где я не буду никогда…

Давным-давно, когда я была тонка, как стебелёк, непосильный труд во имя всяких общечеловеческих и собственных благ пригибал меня к земле. А на земле стояли корпуса родной многопрофильной больницы. Откуда – в помощь творческим натурам и прочим ленящимся – проистекали живительные ручейки вдохновения, которые, сливаясь, превращались в могучий поток и, наконец, низвергались водопадом креатива на ни в чём не повинные головы разных людей. К примеру, американцев. Не мучили мы себя тогда спиртным, созидая шутку. Не скуривали блоки сигарет на малюсенькой кухоньке, страдальчески извергая из себя остроту. Не ловили жадно мыслишку малую, рождённую в вихре мозгового штурма. Всё было естественно, как любовь, и уместно, как сама жизнь.

В общем, шутки шутками, а воспоминания между тем болезненные. Потому что те самые американцы, что поверили в послеродовое закаливание, они в наших северных широтах целых две недели провели. То есть четырнадцать дней. Или триста тридцать шесть часов. Дальше сами умножайте, а то мне страшно становится.

И всё это время мы должны были за ними присматривать. Американцы – они же как дети – доверчивы и неразумны. То к женщинам с расспросами пристают, мол, как тут и что? «Вери гуд» или «ту бэд»? Тубедрум у нас палаты или же казематы какие хмурые?

Ну, дух потёмкинских деревень, слава светлейшему, у нас в ДНК. И у беременных – сплошной квасной патриотизм по варикозно расширенным венам течёт. Потому как сама она – отечественная беременная – доктора послать может туда, не знаю куда, и он там ещё долго будет искать то, никто не знает что. Или с товарками и мамой обсудить родимое родовспомогательное учреждение на всю Ивановскую – это вообще хлебом не корми. Но перед супостатом поганым не осрамит российская беременная земли Русской. Так нахваливать будет, что у того челюсти от сиропа склеятся. А если ещё и русский язык не в диковинку… Но мы всё корректно переводили – мол, «вери гуд и соу найс, вашбродь».

Если честно, на переводчика профессионального деньги полагались. И немалые. Но начмед их в фонд бомжей сразу экспроприировала, а переводчиками, охранниками, гидами и ответственными за всё про всё нас поставила – вашу покорную слугу и ещё одну даму, ассистента кафедры акушерства и гинекологии. Строгонастрого приказав с американцев глазу не спускать, не пущать, куда не следует, но всё это нежно и от всей души. То есть представляете, как нам хорошо-то было все эти три тысячи девятьсот шестьдесят секунд? Боюсь, что даже представить не можете.

Потому что музеи и театры, матрёшки и Арбаты – это прекрасно. Женская консультация и палаты патологии тоже подкрашены, и окна металлопластиковые моющимися жалюзи завешены. С беременными и роженицами хоть в разведку иди – не подведут. Но то ли наши американцы совсем не от мира сего оказались, то ли боженька палёной хлебнул и чавой-то там со звёздными светофорами попутал. Но… захотели американцы кесарево сделать. Мастер-класс, типа, продемонстрировать в порядке обмена. Вот вынь им и положь русский скальпель об чью-то невинную душу!