Пари - Ляля Брынза

— Здравствуйте девочки, — дружелюбно махнула я им рукой. — Спасибо что подежурили в мое отсутствие, можете идти. Я справлюсь. — Три пары глаз налились кровью и мне стало интересно, сколько лет нынче определяет Уголовный Кодекс за непреднамеренное групповое убийство с извращениями?

— Да, да, спасибо. Очень мило с Вашей стороны. — Андрей по-очереди попрощался с ними и простонал, — я пойду лягу, солнышко, а ты проводи гостей и поскорее присоединяйся ко мне, он прикоснулся губами к моей щеке. Мне одновременно хотелось отшлепать его по заднице и перегрызть глотку, но в присутствии дам следовало держать марку. Я закрыла за делегацией замок и пошла осуществлять задуманное. Андрей действительно лежал на кровати лицом кверху, отвратительно подхохатывая.

— Ну как мой моноложик? Мне кажется больше чем достаточно?

— Точно. После этой сцены, можно больше не думать о правдоподобности, все готово к финалу. И поскольку Вы, Андрей, выглядите живым, здоровым и противным я уезжаю.

— А если они стоят на площадке у лифта и ждут, чтобы ударить Вас булыжником по голове и разом покончить с недоразумениями? А еще хуже, вдруг они не поверили и, согнувшись в три погибели, подслушивают у замочной скважины? Вы же знаете, какие они коварные и непросчитываемые.

В этом было разумное зерно. И я, пораскинув мозгами, приняла решение.

— Убедили. Остаюсь. Но не надолго. Мне пришлось сцепить зубы и зажмуриться, потому что Андрей потянувшись сел и поиграл мускулами так, что все женские инстинкты по Фрейду разом пришли в боевую готовность.

— Просто разваливаюсь на куски, — простонал он. — Требуется дружеское внимание и ласка, а лучше хороший массаж. Что Вы думаете по этому поводу, Лариса?

— Согласна. Пойду подберу Вам парочку объявлений из газетки. Какой Вам массаж тайский, эротический или чего попроще?

Он усмехнулся и медленно стал стягивать с себя шорты. К моему ужасу под ними ничего не наблюдалось. — Можете начинать с того что попроще и я не буду возражать против дальнейших осложнений. Приступим!

— Верните штаны на место, немедленно! — возмутилась я.

— На какое место? — Он без малейшего смущения разделся и стоял передо мной в чем мама родила. Ужас. Как я ни старалась спрятать глаза, мой взгляд независимо от меня возвращался к НЕМУ. В смысле, не к Андрею. Ууух! Андрей мог ИМ гордиться. То есть ОН мог бы стать украшением любой коллекции, моей, кстати, тоже и вообще такую штуковину стоило поместить в палату мер и весов в качестве эталона.

— Бессовестный, беспринципный и беспардонный Дон Жуан!

— Абсолютно точно. Я таков и не стесняюсь этого. А давайте-ка, Донна Анна, уже перейдем на ты. Знаешь, мы уже достигли определенной близости, поэтому можно позволить себе неформальное обращение. — Все это было облечено в тягуче-страстные тона и сдобрено откровенными взглядами. Вот и думайте, каков был набор эмоций, появившихся у меня в этот момент. Думаю я при всем желании не смогла бы сейчас ходить, есть, переводить и сочинять стишки. Слава богу этого не требовалось.

— Не могу на ты, — отказалась я. — Глубочайшее уважение к Вам никак не позволяет мне фамильярничать, — в моем лице не было ни малейшего оттенка уважения, что там было я знала точно — желание. Сумасшедшее неуправляемое желание. И если я могла контролировать голос, то все остальное вышло из под контроля. И он, сексуально-озабоченный кошмарный сеттерюга, это видел. Андрей поймал меня за кисти и попытался притянуть к себе, но я как-то сумела выкрутиться и скрылась на кухне, по дороге кляня свое нездоровое либидо.

— Делаешь очередную порцию омлета? Поделись!

Почувствовав влажное дыхание на затылке я резко обернулась. Его лицо оказались прямо передо мной. О ужас. Берите в руки любовную историю, открывайте на любой странице и читайте вслух. Если я не ошибалась, а в таких вещах я перестала ошибаться в шестнадцать лет, Андрей был абсолютно «готов». Такая страсть читалась в его глазах и такая сладкая нежность, что мне даже не по себе стало. Он осторожно дотронулся до моих губ, провел пальцем по подбородку и коснувшись пальцем ямочки на шее начал теребить верхнюю пуговицу моей блузки.

— А чего это я тут стою как соляной столп, и не возмущаюсь когда разные донжуаны соблазняют меня наглым образом, и в добавок так уверены в собственной неотразимости, что даже не боятся сопротивления? — промелькнула мысль. И все же я позволила себе еще полсекунды удовольствия и только. Еще полсекунды, и можно было бы не писать дальше и избавить читательниц от поисков описаний природы. Но чем я всегда гордилась, так это своей недюжинной силой воли.

— Руки прочь, развратник, — я спасла пуговицу от отрывания (каких трудов мне это стоило) и, толкнув, усадила его на табуретку. Он послушно сел, ничего не предпринимая, только смотрел на меня так, что кружилась голова.

— Срочно по чашке крепкого кофе для оздоровления логики. Можно по две — закрепить результат.

— А так ли надо ее оздоравливать? — почти прошептал он и у меня вновь отказали ноги.

— Андрюша, милый, надо, а то я смотрю у Вас в районе ожога появилась какая-то злокачественная опухоль, плюс температура под сорок. Я тут читала газетку на досуге. Так не поверите, все симптомы страшного заболевания «СПИД».

— Ой скажи это еще раз, — он умоляюще застонал.

— Про СПИД? Лучше газетку принесу.

— Нет про «милого Андрюшу». Когда ты так говоришь, мне уже все равно СПИД это или нет. Просто хочется взять сейчас тебя на руки и отнести в постель, а там уже выяснять насколько страшны будут последствия поставленного только что диагноза. Может попробуем?

— Тьфу на Вас, Андрей! Все Вам шуточки.

— Шуточки это твое. Я серьезен как никогда, — он предусмотрительно забрал у меня большую горячую чашку и потянулся обнять меня за бедра. Я отпрыгнула от него в сторону, чуть не сбив горшок с пальмой, притулившийся в углу.

— Андрей, надевайте штаны, пейте кофе и прекращайте на меня ТАК глазеть. Я Вам не благотворительный концерт. Ясно?

— Куда уж яснее…

— Пришли в себя? Слава Богу, — выдохнула я когда кофейник был опустошен, и шорты были водворены на место.

Андрей сел передо мной на корточки и, обняв руками мои колени, заглядывал в лицо.

— Лариса, и все-таки почему НЕТ? Откуда такие необъяснимые стойкость и упрямство? Насколько я понял я не так уж тебе противен.

— Какой там противен? — я хитро прищурилась. — Я от Вас, Андрюша милый (просишь — получи) просто таю и теряю весь оставшийся разум, Вы же не младенец и не слепец. Любая женщина была бы польщена Вашим отношением, и я, как любая женщина, тоже. Мое слабое сердце выпрыгивает из груди, ноги подкашиваются, сознание затмевается и хочется отдаться Вам тут же на кухонном столе. Но, но, но… — Андрей походил на обласканного песика, которому только что преподнесли мозговую косточку. — Но боюсь, Ваши многострадальные обугленные гениталии еще не готовы вынести необходимой в таких случаях нагрузки и добровольно отказываюсь во имя Вашего же здоровья. — У сеттера отобрали кость.

— Что ты этим хочешь сказать? Ну я тебе сейчас покажу обугленные гениталии! Ты сейчас дождешься, только вот доберусь! — Андрей вскочил, опрокидывая табуретки и собрался было меня схватить, но я опередила его на долю секунды и, запершись в туалете на задвижку, измывалась.

— Ой мамочка. Не надо больше ЭТОГО показывать. Было бы чем хвастаться! Никакого эстетического наслаждения — одни головешки. Меня и так уже тошнит от вида горелого мяса.

Он ломился в закрытую дверь еще минуты три а затем уселся у порога, заявив что не уйдет до конца.

— Ну и сидите. У меня есть необходимая для продления нормального функционирования организма вода и удобное место для спанья, а вот Вам придется справлять малую и большую нужду в целлофановые пакетики и швырять их в форточку. Нехорошо! Соседи могут не понять!

Мы поперекидывались фразами еще с полчаса, и устав наконец соревноваться в остроумии заключили пакт о взаимном ненападении. Я боязливо выбралась из туалета и тут же получила в лоб ощутимый щелбан «за грубость».

А на ночь я осталась у Андрея, потому что, видите ли, резко подпрыгнула температура и возникла необходимость в медобслуживании. Градусника мне никто не показал, но я и не настаивала, потому что, если честно, сама хотела остаться. Андрей больше не предпринимал попыток к соблазнению, и я тоже вела себя достаточно осторожно и не провоцировала его. Поужинав, мы опять сидели допоздна, беседуя о разной ерунде, и я снова читала ему свои стихи, а он рассказывал истории из детства и студенческой жизни.

Мне было хорошо, спокойно и уютно, и я знала, ощущала всеми фибрами, что и ему тоже. И это чувство было гораздо опаснее того желания, которое овладевало мной от его прикосновений. Опаснее потому что серьезнее, сильнее и нужнее. Мне приходилось напоминать самой себе, что я самодостаточный и сильный человечек, и что не стоит привыкать к тому, к чему привыкать не стоит.