Танкер «Дербент» - Юрий Крымов

Он увидел перед собой испуганное лицо Володи, холодные смеющиеся глаза Касацкого и услышал, как Хрулев говорил кому-то:

– Я ему кричал, а он как статуй, право же, статуй…

– Неосторожно! – строго заметил Касацкий. – Этак и за борт попасть недолго.

Гусейн посмотрел вниз и увидел мокрый брезент, плотно облегавший мотор. Ему было очень холодно, и как-то сами собой дробно стучали зубы. Володя обнял его за талию, легонько подтолкнул в спину и, обернувшись к стоявшим на палубе, язвительно бросил:

– Если бы не он, вы бы тут до вечера подначивали друг друга. Эх вы!

3

Басов провел в машинном отделении ночную вахту. Ему очень хотелось спать. Но утром начался шторм, и спать не пришлось. Вода, вытекавшая из рубашек цилиндров, вдруг сделалась горячей. Басов попробовал воду на ощупь и обжег пальцы. Оказалось, что насос подает забортную воду с перебоями из-за сильной качки. Пришлось налаживать циркуляцию.

К полудню шторм усилился, и волны стали обнажать гребные винты. Запрыгали стрелки приборов, и грохот машин постоянно менял тон. Идти с Прежней скоростью становилось опасным, но Басов все еще не хотел снижать обороты дизелей и несколько раз поднимался на палубу, чтобы взглянуть на погоду. Тогда у машин оставался его помощник Задоров. Он нервничал, поминутно переводя глаза с приборов на верхнюю дверь, откуда должен был появиться Басов, и палил папиросу за папиросой. А ветер все усиливался и гнал на юг зеленые водяные горы, увенчанные пышными кружевами пены. По временам сек крупный косой дождь, облака шли совсем низко, плотно обложив горизонт. Позвонили из штурманской рубки, и, подойдя к аппарату, Басов услышал голос капитана.

– Как у вас там? – спрашивал Евгений Степанович.

– Все в порядке, но зыбь открывает винты. Надо бы убавить обороты.

– Вы думаете? Хорошо… Убавить обороты.

– Есть убавить обороты!

Басов ожидал отбоя, но после небольшого молчания трубка нерешительно:

– Постой-ка… Может быть, повременить?..

Тогда Басов бросил трубку на рычаг, подошел к щитам и повернул оба маховика. Задоров дремал, опустившись на корточки и покачиваясь во сне, как дервиш. Судно накренилось, и он свалился на бок. Поднялся, потирая ушибленное бедро, и сонно выругался. В машинном отделении парило сильнее обыкновенного или это только казалось Басову. Его неудержимо клонило ко сну. Была минута, когда он забылся, стоя у щита с открытыми глазами. Ему показалось, что он на берегу, у себя дома, и Муся положила ему руки на плечи и ласково, тихонько качает его: то притянет, то оттолкнет, и это было очень понятно, потому что она ведь сердилась на него за что-то. Теперь она не знает, что ему сказать, когда он так вдруг явился… Кто-то стучит, молотком по железной крыше и грузно чавкает, точно месит тесто, и Муся укоризненно качает головой. «Третья вахта, – говорит она сердито, – третья вахта, Саша… Так нельзя». Он вздрогнул и открыл глаза.

– Третья вахта, говорю, сменяется, – кричал Гусейн, улыбаясь, – а ты все стоишь. Уморишь себя, ну тебя к черту… А со мной происшествие было, слышь ты?

– Происшествие? – переспросил Басов, моргая глазами. – Ну-ну… А как там погода, не видно конца?

– Какое… одиннадцать баллов нагнало, – по радио сводку давали сейчас. Такая свистопляска! А со мной происшествие было… только ты ругаться будешь, я знаю!

Мустафа был горяч и весел. Фуражку его унесло волною, и он повязал голову платком, взятым у горничной Веры. Он рассказывал, как накрыло его волной на палубе, и делал большие глаза, чтобы вышло пострашнее, но видно было, что ему вовсе не страшно вспоминать об этом. Потом он посмотрел на приборы и отошел, чтобы проверить смазку двигателей и попробовать на ощупь отработанную воду. Некоторое время Басов, наблюдал за ним, стоя у щита, потом задремал. Муся снова вышла из темного угла, она приближалась. Нестерпимый жар шел от нее. Она опустила ресницы и склонила голову, словно стыдясь, что пришла к нему первая. Он испугался, как бы она не вернулась назад в темноту, и взял ее за руки. «Ты рад, что я с тобой? – спросила она. – Тогда я здесь останусь. Хочешь?» И. он подумал, что это есть то самое, чего он хочет от нее, и кивнул головой. Но она вдруг заплакала и сердито сказала; «В прошлом году сгорел нефтевоз „Партизан“. Ты, коммунист, скажи-ка: вас послали в Красноводск, – разве это не преступление?» Он хотел ответить, но Муся уже не плакала, а тянула его за руку, и в глазах ее он увидел очень знакомое старческое выражение, тоскливое и жалобное, как у больной собаки. «По-моему, тебе лучше уйти отсюда», – сказал он, вырывая руку, и тотчас открыл глаза.

Перед ним стоял слесарь Якубов и протягивал ему тарелку с хлебом и котлетами. Басов взглянул на часы, – был час обеда, и он вдруг почувствовал, что очень голоден.

– Как это ты догадался? – сказал он смущенно, принимаясь за еду. – А я и сам не знал, что хочу есть. Вот так парень!

Якубов не уходил и смотрел, улыбаясь, как Басов ест, и глаза у него были преданные, добрые, немного насмешливые. Снаружи грохнуло мягко, словно ударили в бубен. Колыхнулись черные тени двигателей, и забулькала под стланью вода. Сверху посыпалось что-то, похожее на крупный дождь, и Якубов тревожно оглянулся. Но, видя, что Басов продолжает есть, тут же успокоился.

– Ну, спасибо, – сказал Басов, отдавая тарелку. – Что нового наверху?

– Все по-старому. Одиннадцать баллов, говорят.

Вода проникла в нижний коридор и в канатный погреб, где дверь не успели задраить. Палубные матросы с ног сбились. А Котельников все мается тошнотой. С лица позеленел и жалуется, что у него сердце зашлось. Принес я ему леденца пососать – не берет. Оно, конечно, кто как переносит, а я, например, ничего! По-моему, даже красиво. Очень замечательный шторм. Немного жутко, не без того. Чувствуешь, что ты букашка, тля…

– Жутко? – переспросил Басов, сонно улыбаясь. – Ну-ну… Ничего.

Он опять прислонился к щиту, опустил голову и, засыпая, коротко, радостно подумал: «До чего удобно!»

На этот раз сон был хрупкий и непрочный, и он все время сознавал, что спит и находится в машинном отделении, а когда снова появилась откуда-то Муся, он сделал усилие, чтобы проснуться, и подумал с досадой: «Ни к чему это, надо бросить…» Но проснуться он не смог.

Муся была не одна. Вокруг нее ходили итээры с верфи, они смеялись преувеличенно любезно и помогали ей надевать ботинки, которые она все снимала и отбрасывала от себя прочь. Все они не обращали внимания на Басова, должно быть, не видали его вовсе, потому что он стоял неподвижно. Среди них был Нейман, и, что было уже совсем отвратительно, больше всех суетился именно он. Наклонялся к Мусе очень близко и заглядывал ей в глаза угодливо-нетерпеливо. А Муся держалась, как обычно при гостях, уверенно и дерзко, звонко смеялась, коротко и часто дышала, но Басов видел, что ей вовсе не весело, так как она хорошо знала, что он здесь, и только представлялась, что не видит его. Кто-то произнес его имя, но она только мельком взглянула в его сторону и покачала головой: «Ах, я не знаю, где он! Я его давно не видала».

Ей было тяжело лгать и трудно при этом улыбаться. Басов это очень ясно видел. И ему стало больно за нее так, как будто его оскорбили. Но тотчас же он вспомнил, что все это только сон, и открыл глаза.

По трапу вниз спускался Володя и издали махал ему рукой. По лицу его Басов понял, что случилось что-то.

– Минуточку! – крикнул Володя, задыхаясь. – Ты не можешь ли пойти со мной наверх? Я, кажется, там такое наделал…

– Да что случилось? – вымолвил Басов, протирая глаза. – Ну-ну, спокойнее, Володя!

– Я не волнуюсь, право, не волнуюсь, – оправдывался Володя, – но я окончательно зашился. Котельников совсем болен, лежит и глаза заводит. Все точно угорели, а я один…

– Постой, что же все-таки случилось? – спросил Басов сердито. – Если пустяк какой-нибудь, тогда не пойду.

Володя схватил его за рукав и потянул к трапу.

– Пойдем, пожалуйста! Сначала лопнула антенна.

Пришла, понимаешь, большая волна. Корпус судна прогнулся, и мачты разошлись вот так, – он растопырил пальцы руки, показывая, как разошлись мачты. – Лопнула моя антенна, аж звон пошел. А мне с Красноводском говорить надо, и вообще… Случись авария, пойдем ко дну, никто не узнает. Вот я и стал выходить из положения – натянул проволоку, а изоляторов-то нет. Начал вызывать Красноводск – не слышит. Я и давай поднимать напряжение динамо, чтобы получить больше мощности, да, видно, перестарался. Треснуло, гарью запахло – и конец. Разобрал машину – оказалась пробитой изоляция. Теперь уж я что-то ничего не могу придумать…

– Так ты на меня не надейся, какой же я электрик, – говорил Басов, продолжая, однако, идти за Володей, – ну чем я могу помочь?

На мостике он приподнял плечи и подставил спину ветру. Сильно стемнело. Быстро меняя форму, тучи клубились совсем низко, в полумраке мелькали белые гребни волн. По грузовой палубе все так же прокатывались шипящие потоки воды, и мачтовые огни кружились широкими взмахами где-то у самых туч.