Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1 - Людмила Иванова

ФА. 3429/20. Зап. Иванова Л. И., Миронова В. П. в 1999 г. в п. Эссойла от Нестеровой М. Ф.

Слушают Сюндю

59

A myö olimmo… tytönny olles… minä olin nuori, oli minul seičeitostu vuottu. Sie oldih meile kyläs staruuhat, Syndyy käveltih kuundelemah pihal. Nu, janvar’al sit… Sit myö (nuorete himoittauhäi) poasitammo, Sasakse sanottih: “Sasa-t’outa, läkkä meijänkel Syndyy kuundelemah.“ Sanou: “Voin lähtie, – sanou, – vai työ älgeä baluikkoa sinä peän, älgeä mattie kirgukkoa, älgeägo tyhjeä liijakse baluikkoa. Sit, – sanou, – minä lähten. Lähtemmö, – sanou, – coassuu jo kymmene, daaze yhtendeltostu ildoa, stobi ei liigoa olis kävelijie.“ Sit myö lähtimmö sil kerral, lähtimmö, häi vietti meidy prorubiloih, järvirandah. I как ras ollah, teä tulou nengaleite dorogu i teä nengaleite, ristah on dorogat. Sit myö niil dorogoil seizatuimo, häin (enne oldih nu, salfetkat, dopustim, kodikuvotut) häin meidy kaikkie katoi, hengie meidy viizi oli. Nu vot. Ice otti siizmah, midä sie sanoi, ielleh-järilleh käveli. Sit rubeimo Syndyy kuundelemah, nenga peät alahpäi heitimmö, seizommo kai yhtes kuucas. Sit sie järven agjas rubei kuulumah nece, nu vemmel, kellokse enne sanottih. Ajettih, dugas oli kello moine, jarkoi. Enne svoad’boih da kai moizien kelloloinkel ajeltih. Sit moine kello tulou, hebo se mugaleite kaputtau, nengaleite, kuuluu jalgoi. A myö toine tostu nyrvimmö bokkah: kuuluugo sinul? Kuuluu! Nu, sit se proiji, hebo ylici järven sie. MalTalas da Hecculas da sit tänne päi, sinne nouzi. Sit otti t’otka meile pyhkimen peäs, iče sanou: “Kuulittogo midä?“ “Kuulimmo! Neciepäi la hebo ajoi ylen ruttoh da sit kellolois ajoi.“ “Nu sit, – sanou, – svoad’bu roih keneltahto. I tädä järvie myö ajetah.“ Dai kaksi kuudugo liennou mennyh… nygöi häi oh Misa, a muga velicaittih ainos: Pakkaizen Misa, Nikolajev Misa, Sissoizen. Ylen boikoi mies oli da kai häi nai sie Stekin kyläs i akan vedi Sissoizih. Se kuului hyvin. Minä ennen sidä en uskonuh, što kuuluu midätahto, a kuuluu!

A sit: “Viego, – sanou, – tahtotto kuunella?“ “Ga davaikkoa vie kuundelemmo, no.“ “Älgeä, – sanou, – vai nimidä virkakkoa, kuni kuundeletto gu kuulumah rubiennou. A sit, – sanou, – jälles pagizetto.“ Sit opat’ palaizen eistimmökseh, opat’ häi kuundelemah rubei. Dai myö pyhkimen oal. Sit rubei mugaleiten sie Hecculas kohoamah kai on häi gu… A minul ei ugodinnuh, stoby nägizin, a saneltih, nähtih, što se tulou gu soatto, nengaleiten tulou, oigieh sih, kus rahvas seizotah… Konzu kuundelet, konzu seizatut Syndyy kuundelemah, kuulet, se rubieu gu, kui sanuo, toici gu masin ajau mugaleite kohizemah, tulemah. A sit ken sie on glavnoi, rukovoditel’ ga: “Sto-to ne tak!“ Nu vot… Jesli hypit, libo lähtet neser’jozno, toizet moozet ollah sur’jozno, a kentahto joukos vroode na smeh lähtöy, sit soatonnu gi tulou. Sit gu smejoss’a, sit buudes znat’. Sit gi boaboi nece sanoi: “Tokko lähtijes kaikin uskotto da spokoino oletto.“ A eräs duumaicou: “Hi-hi-hi!“ Enne velli net oldih sur’joznoit dielot. Erähät ei ni ruohtittu lähtie.

А мы были… в девках были, я была молодая, 17 лет мне было. Там у нас в деревне были старухи, ходили Сюндю слушать на улицу. Ну, в январе. Ну и мы (в молодости ведь хочется) зовем, Сашей звали: «Тетя Саша, пойдем с нами Сюндю слушать». Говорит: «Могу пойти, но вы в этот день не балуйтесь, не ругайтесь, и зря слишком не балуйтесь. Тогда, – говорит, – я пойду. Пойдем часов в десять, даже в одиннадцатом, вечером, чтобы лишних прохожих уже не было».

Мы и пошли в тот раз. Пошли, она привела нас к проруби, на берег озера. И как раз отсюда идет дорога и отсюда, крест-накрест дороги. Ну, мы встали на эти дороги, она (раньше были ну скатерти, допустим, домотканые), она нас всех накрыла, нас человек пять было. Ну вот. Сама взяла сковородник, что-то там сказала, туда-обратно походила. И стали Сюндю слушать, так головы вниз опустили, стоим все вместе в куче. И оттуда, со стороны озера стало слышно, ну, раньше называли, колокольчик на дуге. Ехали, а на дуге был колокольчик такой, яркий. Раньше на свадьбу с такими колокольчиками ездили. И вот такой колокольчик приближается, лошадь стучит копытами, слышно. А мы друг друга толкаем в бок: слышно ли тебе? Слышно! Ну, проехала эта лошадь по озеру, туда в Маллялу да Хеччулу, в ту сторону поднялась. После этого тётка сняла скатерть у нас с голов, сама спрашивает: «Слышали ли чего?» «Слышали! Оттуда лошадь очень быстро ехала, и с колокольчиками!» «Ну тогда, – говорит, – ждите, в этом году свадьба чья-нибудь будет. И по этому озеру поедут». И два, что ли, месяца прошло… сейчас был ведь Миша, а так-то всегда величали Мороз Миша, Николаев Миша, сыссойльский. Очень бойкий мужик был, он женился там в Щеккиле и жену привез в Сыссойлу. Это хорошо было слышно. Я до этого не верила, что слышно что-то, а слышно!

Потом: «Еще, – говорит, – хотите послушать?» «Ну, давайте еще послушаем». «Только, – говорит, – не говорите ничего, пока слушаете, если слышно будет. Потом после поговорите». И снова, немножко продвинулись и снова слушать стали. И мы под скатертью. И стало так оттуда, со стороны Хеччулы шуметь, ну словно… А мне не доводилось видеть, а говорили: видели, что это двигается как копна, так прямо идет, прямо туда, где народ стоит… Когда слушаешь, когда станешь Сюндю слушать, услышишь, что там будет, ну иногда как машина проедет, так шумит, приближается. Тогда, кто там главный, руководитель: «Что-то не так!» Ну вот. Если прыгаешь или пойдешь несерьезно, другие, может серьезно, а кто-то из группы вроде на смех пойдет, вот тогда и придет в виде копны. И если засмеешься, будешь знать! Бабушка так и сказала: «Только если пойдете, верьте и спокойно ведите себя». А кто-то думает: «Хи-хи-хи!» Раньше это серьезные были дела. Некоторые и не осмеливались ходить.

ФА. 3363/15. Зап. Иванова Л. И. в 1997 г. в д. Ведлозеро от Егоровой М. Ф.

60

– Luvettih, jotta avannosta Syndy nouzou da piästäy boleznista libo pahasta.

– No mi se on?

– Mamma sano. Hänellä jo oli lapsie, hänellä oli viizi vellie… Uutta vuotta vassen, kuin se on yö, kun Syndie kuunnellah. Yöllä, jotta kellä mitä tapahtuu koissa. Männäh kolmen dorogan kandah da siinä issutah da kuunellah. Mamma sanou: “Dai mie lähen sinne“. Heitä nellä-viizi akkua kerty da siinä issutah da kuunnellah. Sanou: miun vuoro kun tuli, muuta kun yksi kolkotus, yksi kolkotus mänöy, buitto kuin grobuo kolkutetah, lyyväh nuaglua. Viizi vellie oli, yksi tuatto voinalla, toizet kai kuoltih kodih, sraazu kai molodoina. I starikka oli, dai starikka kuoli… Heilä lähillä oli kalmizmua da ni casovn’a i sielä casovn’assa buitto grobuo kolissetah, yksi kolkutus mäni kaiken äijän kuni issuin siinä. A eräs sielä kuulou kuin kellossa ajetah, svuad’bua pietäh. Eräs kuulou sielä pruaznikkua pietäh, tanssitah ta… Seizotah lumella. Huilut vielä pannah piäh, jotta ei nävy ilmua, eikä mitä. Paikat semmozet, mussat paikat rivukkahat, suuret, siitä ne piäh pannah, siitä tässä vielä sivotah, jotta ei nähtäis niketä. A dorogan bokassa seizotah. Dorogoin risteyksessä kykytetäh da kuunnellah…

Avannon särvillä toze kuunneldih. Toze mitä sielä kuunneldih, jotta mitä vedehini sanou. Sielä vedehistä vuotettih. Vedehini ved on se buitto kuin järven izändä. Midä se sanou, vedehini.

– Говорили, что Сюндю из проруби поднимается и освобождает от болезни или от плохого.

– Но что это?..

– Мама рассказывала. У неё уже дети были, у неё было пятеро братьев… Перед Новым годом, в ночь, когда Сюндю слушают – ну, у кого что случится в этом году дома. Идут на перекресток трех дорог да там сидят и слушают. Мама говорит: «И я пойду туда!» Их четверо-пятеро женщин собралось, сидят и слушают. Говорит: «Моя очередь как подошла, один стук, лишь стук слышен, будто бы гроб заколачивают, гвозди забивают». Пятеро братьев было, один отец на войне, а остальные все дома умерли, сразу, все молодые. И старик был, и старик умер… У них рядом кладбище было и часовня, и вот будто бы там, в часовне, гроб заколачивают. Лишь стук был слышен, все время, пока сидела там. А некоторые там слышат, как с колокольчиками едут, свадьбу справляют. Некоторые слышат, что праздник отмечают, танцуют да… Стоят на снегу. Капюшоны еще надевают на голову, чтобы ничего не видеть. Платки такие, черные платки с кистями, большие, их на голову надевают и вот здесь еще завязывают, чтобы не видеть никого. И в стороне от дороги стоят. На перекрестке дороги ждут и слушают…

На краю проруби тоже слушали. Тоже там слушали, что водяной скажет. Там водяного ждали. Водяной – это ведь будто бы хозяин озера. Что он скажет, водяной.

ФА. 2949/3. Зап. Конкка А. П. в 1986 г. в д. Реболы от Геттоевой А. П.

61

Syndyy kuuneltih ristudorogoil. Vahnembat sie mendih ristudorogoil, kolme hen-gie ob’azatel’no. No kaksi sie kuundelou, kykistäh i pannah prostin’a libo mitah peäl, kattavutah. A kolmas seizou siizmankel, storozu… No sit midä sie… Nuoret käydih… Enzimäi se ken storozakse sen kierdäy, siizmal loadiu kruugan ymbäri istujies. A sit sis kruugas hyö kuunellah… En tiije sie sanottihgo midä, minä en tiije, emmo kävnyh kuundelemah ga…

Сюндю слушали на перекрестках. Старшие там ходили на перекресток, три человека обязательно. Ну, двое там слушают, присели, и простынь или что-нибудь сверху, накрываются. А третий стоит со сковородником, сторожит… Ну, и что там… Молодые ходили… Сначала тот, кто сторожит, обведет, сделает сковородником вокруг сидящих круг. А они потом в этом круге слушают… Не знаю, говорили ли там что, я не знаю, не ходили сами слушать.

ФА. 3367/3. Зап. Степанова А. С. в 1997 г. в д. Колатсельга от Григорьевой (Рогачевой) К. М.

62

Слушали на кучах с мякиной

Synnynmoan aigu on Rastavan aigah, häi zavodieteh s Rozzestva, c 7 no 19… Syndyy nygöi moozet ni ole ei, nygöi gu usko emmo da nimidä. A moamo minul saneli, häi, konzu oli neiconny, nu jo vägi neidizet olimmo, sanou… A Synnynmoan aigah, sanou, ei pie nagroa, kudan peän sie duumaicet Syndyy kuunella. A sit myö podruskankel varustimmokseh, emmogo hambahii ozuta toine toizel, emmogo nagra, emmogo nimidä. Nimidä, sanou, ei pie roata. A sit, sanou, lähtimmö Syndyy kuundelemah. Menimmö, sanou, istavuimo. Enne oldih, ruumensuun’akse sanottih, ku mellicöil kävväh, vot eti othody. Istuvuimo sinne, istummo, kykytämmö. Minä, sanou, nimidä en kuule. A häi, sanou, lähtijes lähti da topat tagahelmah keräi. Istummo, sanou, minä nimidä en kuule. A häi, sanou, nouzeldi, minul sanou: “Marpu, hoi Marpu, läkkä eäre, tule eäre!“ Häi nellänkynnen, minä jälgeh, minul nimidä ei kuulu, a häi jo varavui sie, sanon. Tulimmo kodih, sanon, häi valgoni, valgei ku pahin. “Nu midäbo kuulit?“ – sanon. Ezmäi, sanou, virka nimidä ei. Jälgimäi sanou ga: “Ole ehkin vaikaine, – sanou, – ezmäi onhäi gu svoad’bu tulou. Gu kellot helistäh, soitetah, rahvas matkatah täyty vägie, ylen äijy. A sit ku rubei kamu tulemah! Sroasti!“ Sithäi häin pöllästy niidy kamlaizii! Oldihgo kamt vai cortu tiedäy mit oldih. Sit, sanou, nellänkynnen pertih kögli eäreh! Hänel, sanou, kuului, a minul ei kuulunuh.

Häi ainos, sanommo ku sie: “Oi, pidäy Syndyy kuunella!“ “Olgoo vai päivilleh!“ – häi nikonzu ei nevvonuh midä tahto sie roata!

Lähtiel ei kävdy, a ruumensuun’as istuttih, saroal…

En musta, stoby midä Synny 1 pastettas… Synnynmoan aigah buukkuu ei keitetty…

Время земли Сюндю – во время Рождества, оно начинается с Рождества, с 7 по 19… Сюндю сейчас, может, и нет, сейчас раз не верим ни во что. А мама мне рассказывала: когда она была девушкой, ну, уже достаточно большие девушки были… А во время земли Сюндю, говорит, нельзя смеяться, в тот день, когда собираешься Сюндю слушать. А мы с подружкой готовимся, зубы друг перед другом не скалим, не смеемся, ничего. Ничего, говорит, нельзя делать. И пошли, говорит, Сюндю слушать. Пришли, сели. Раньше были кучи мякины после обмолота, с мельницы, вот эти отходы. Сели там, сидим-ждем. Я ничего не слышу. А она перед выходом из дома мусор в подол собрала. Сидим, я ничего не слышу. А она вскочила, мне говорит: «Марфа, ой, Марфа, пошли отсюда, уходим!» Она на корточках, я следом – мне ничего не слышно, а она уже испугалась там. Домой пришли, она побледнела, белая как полотно. «Ну, что слышала?» – говорю. Сначала молчала, наконец, говорит: «Лучше молчи! Сначала вроде как свадьба ехала. Как будто колокольчики звенят, на гармошках играют, люди вовсю идут, очень много. А потом как начали черти проходить! Страсти!» Их-то она и испугалась, чертей! Были ли черти, или черт знает, кто были. На четвереньках приползла домой! Ей слышно было, а мне, говорит, нет.