Год багульника. Тринадцатая луна - Джен Коруна

— Что прикажете?

— Чаю и пирожных — на двоих.

— Слушаюсь…

Девушка присела еще раз и исчезла в люке. Через несколько минут она снова появилась, неся в руках поднос. На нем стоял чайник, две маленькие чашки и красивая голубая коробка с вензелем «А» на крышке, обозначающего лучшую в Рас-Сильване кондитерскую «Арамзи». Еще через малое время в люк тихо постучали — не выдержав даже короткой разлуки, Кравой явился в башню собственной персоной.

— Можно?.. — робко спросил он.

Моав заулыбалась.

— Конечно, заходи! Давай есть пирожные — на тебя как раз хватит!

Осчастливленный краантль присел рядом с ней на пол.

— Я так рада, что мы с тобой встретились! — с оживлением проговорила Моав.

Глаза солнечного эльфа просияли неподдельной радостью, по щекам разлился смуглый румянец — он с детства отличался свойством краснеть от малейшего смущения и всегда ужасно расстраивался по этому поводу.

— Да, нам действительно повезло! — искренне сказал он. — Я ведь сам только недавно приехал.

— А где ты был?

Лицо Кравоя резко стало серьезным.

— Я год был в затворничестве — меня отправили туда сразу после того, как солнце избрало меня.

Моав посмотрела на него с искренним сочувствием. Годичное обучение в одиночестве, о котором говорил молодой эльф, было обязательным для новоизбранного старшего жреца солнца: в отличие от старших велларов, чье звание передавалось по наследству, никто из краантль заранее не знал, кого изберет священное пламя, а потому, после того как выбор был сделан, новому жрецу приходилось совершенствовать знания в спешном порядке. С этой целью он отправлялся в уединенное место вдалеке от города, чтобы там добиться той концентрации внимания, которая необходима для обращения со столь могучей силой, как свет солнца. Считалось, что лишь полное удаление от обычной жизни, от друзей и родных могло привить этот навык, жизненно важный для старших жрецов, а через них — и для всего солнечного народа. Для привыкших к постоянному общению краантль это вынужденное одиночество было настоящим испытанием.

— Ну и как ты это пережил? — сочувственно спросила Моав.

— Да вроде нормально… Пещера, которую для меня выбрали, оказалась не самой ужасной. К тому же, я мог сколько угодно времени проводить на солнце — краантль ведь не могут без света. Тем более, надо было учиться работать с ним! Сначала было скучно, а потом я стал открывать для себя удивительные вещи, стал учиться сгущать солнечный свет — ты не представляешь, как это интересно!

Его большие глаза загорелись, Моав улыбнулась.

— Очень даже представляю: я ведь тоже когда-то все это изучала — правда, я была тогда совсем маленькой… Помню, я чуть с ума не сошла, пока не начало хоть что-то получаться.

— Да, я тоже! — с жаром подхватил Кравой. — Я пока сидел там, похудел чуть ли не вдвое…

Моав сделала удивленные глаза.

— Это ты так похудел?! Как для того, кто просидел год на хлебе и воде, очень даже неплохо!

— Это я уже немного отошел — пока прокатился до озера Мертвых и обратно, хоть на себя стал похож.

Глаза Моав расширились еще сильнее.

— Ты ездил к озеру Мертвых?

— Да, сразу оттуда и поехал, Лагд сказал, чтобы я посмотрел на своего авлахара. На всякий случай — говорят, в последнее время рыси все чаще нападают на эльфов. Время такое неспокойное, все готовятся к войне — ну, да ты ведь все знаешь…

Моав нервно сглотнула; ее лицо как будто побледнело.

— Ну, так и кто он?.. Ты видел его?

— Да в том-то все и дело, что нет… Турид не дал мне даже подойти к воде! — с досадой ответил Кравой. — Сказал, еще не время нам охотиться друг на друга — мол, мы оба нужны для Великой битвы. И еще сказал, что тот, кого я считаю своим врагом, еще успеет стать моим другом — представляешь!

— Это как?!

— А вот этого он как раз и не сказал.

— Странно, — протянула Моав. — Я еще никогда не слышала, чтобы Турид вмешивался в дела душ…

Она задумалась, ее лицо стало сосредоточенно серьезным, но Кравой, поглощенный собственным ходом мыслей, этого не заметил.

— Вот и я не слышал, а видишь, как все обернулось! Ну и ладно — думаю, я смогу дать отпор, если кому-то вдруг приглянется моя душа, — последние слова он произнес заносчиво, вскинув голову, точно норовистый жеребец.

Моав снова улыбнулась. Кому, как ни ей, было знать о том, что солнечный эльф с детских лет мечтал о славе: одинаково искусный в борьбе, плавании, беге, езде верхом, он всегда делал все возможное, чтобы быть первым во всем. Кравой заметил эту улыбку и тут же смутился своей горячности.

— Я ведь, правда, уже многому научился!..

— Да я верю тебе, верю, — рассмеялась Моав. — За такую прилежность ты заслужил вкусную награду.

И, выбрав самое красивое пирожное, она аккуратно положила его на тарелочку и протянула Кравою. Их пальцы соприкоснулись, жрец солнца вспыхнул и опустил взгляд в пол.

— Ты слишком добра ко мне, — сбивчиво проговорил он, беря тарелку — надо же, Моав не забыла, что он любит сладкое!

— Я-то уж знаю, что такое жить без сладостей! Ты не представляешь, как я страдала без пирожных, пока была за горами… — произнесла она. И тут же осеклась.

Кравой замер, не донеся пирожное до рта, и удивленно взглянул на нее.

— Ты была в Галлемаре? Что ты там забыла?!

Она смутилась.

— Да надо было сделать одно дело.

— Ну и как, оно уже кончено?

— Почти…

— Ну вот и хорошо, а то мало ли что там с тобой может случиться, — облегченно сказал Кравой и принялся уничтожать пирожное.

Моав занялась тем же — таких двух сладкоежек, как эти двое, надо было еще поискать. В комнате воцарилась сосредоточенная тишина. Разламывая ложечкой шоколадную глазурь, маленькая эльфа то и дело взглядывала на друга детства. Произошедшая за время их разлуки перемена впечатлила ее — они оба были еще в том возрасте, когда за каждый год во внешности происходят заметные преображения.

Из непоседливого юноши Кравой превратился в полного сил воина, прекрасного, как ясный летний день, горячего, как само солнце. Соки жизни пьянили его, бурлили в крови, выплескиваясь обжигающим взглядом и веселым смехом. Он жил, вдыхал полной грудью, радовался каждому ясному дню и безмерно желал: долгие годы желал тонкого тела Моав, ее губ и глаз, вздохов и поцелуев. Желал с того с самого дня, как впервые заметил, что смешливая девчонка превратилась в красивую стройную девушку — этот день стал началом пытки Кравоя.

Теперь же, когда она была так близко, его одолевала странная робость. Его, Душу Огня, о смелости которого ходили легенды. На праздновании в честь летнего солнцестояния он первым из всех краантль вызывался прыгнуть на спину огромному жертвенному быку, и ни одна жилка в нем не трепетала при виде мчащегося на него грозного животного. При одном же виде синих глаз Моав его сердце начинало колотиться, грозя выскочить из груди, а язык точно прилипал к небу. Даже намеком не смел он поведать ей о своих чувствах — лишь восхищенно смотрел на нее и ел пирожное…

Наконец, сладости были съедены, и друзья разговорились. Сидя на подушках, Моав жадно расспрашивала краантль обо всем, что произошло в Рас-Сильване за время ее отсутствия. О себе же она говорила мало, несмотря на настойчивые расспросы Кравоя. Намного охотнее она интересовалось его судьбой.

— Неужели ты теперь старший жрец солнца! Никак не могу привыкнуть к этому.

— Я и сам еще не привык, — признался он. — Я даже не ожидал. Это ведь у вас, в Лунном круге, все просто — дочь старшего веллара становится старшей велларой и так далее… Солнце же само выбирает, кто будет ему служить — каждый раз это становится неожиданностью.

Моав рассмеялась.

— Да брось ты! Думаю, все уже давно знали, кого оно выберет — ты только посмотри на себя. Тоже мне, неожиданность!

Солнечный эльф не знал, что ответить — похоже, он и впрямь еще не совсем свыкся со своим новым положением.

— Ну не скажи! Этого никогда нельзя предугадать. Моя мать, например, могла зажечь факел виденьем на расстоянии пятидесяти шагов, а вот у отца вообще не было магических способностей, зато ему не было равных в борьбе и езде верхом…

— Ты взял лучшее от них обоих, — с любовью проговорила Моав, но тут же покраснела и, быстро выдохнув, перевела разговор на другую тему. — Выходит, ты теперь — самый главный среди краантль?

— Выходит, что так… — почти растеряно ответил Кравой.

Оба звонко рассмеялись, сами не понимая чему.

— Ну и когда же мы будем прощаться с твоей тенью? — закончив, наконец, смеяться, спросила Моав, но Кравой только махнул рукой.

— О, наверное, еще нескоро! Настолько приблизиться виденьем к солнцу, чтобы его лучи стали проходить сквозь тебя — это под силу лишь очень опытным и могучим магам! Мне пока еще далеко до такого. Конечно, она уже немного бледнее, чем у остальных, но это еще почти ничто. Даже великий Иорлай, и тот отбрасывал тень, пусть и практически незаметную…