Город мертвецов и другие истории (сборник) - Иван Грачев

– Да уж, – сказал Врач, подойдя ближе. – Там, – он махнул в сторону, откуда они пришли, – наши комнаты и тупик, точнее – дверь на чердак, заваренная насмерть.

– Ты видел еще кого-нибудь?

– Нет, вон там моя дверь, я только вышел.

– Хорошо, нам нужно осмотреться. Держитесь ко мне поближе.

Сержант пошел вперед, за ним направился Врач, держа правую руку в кармане халата. Писатель посмотрел им в спины, пытаясь разобраться в собственных мыслях, и отправился следом. Страх отступил, но еще не было уверенности в странной компании, в которой он оказался.

– Эй, Писатель! – раздался голос Сержанта. – Здесь еще одна дверь!

5.

– Сколько тут может быть людей? – спросила Фотограф.

– Нужно идти дальше. Никто не знает, как мы очутились здесь, поэтому единственный способ выяснить – это попытаться выбраться наружу, – Сержант был зол. И хотя пистолет его покоился за поясом, правой рукой он постоянно потирал рукоять.

Девушка-фотограф стояла у входа в свою комнату и осматривала своих спутников, стараясь подметить все мельчайшие детали.

Сержант – высокий черный мужчина в форме полицейского, похоже сильно нервничал. Всем было не по себе в этом коридоре, но скорее от Актрисы можно было ожидать истеричного поведения. И он постоянно озирался по сторонам, его взгляд так и бегал в разные стороны, это было вдвойне отчетливо видно в полумраке, где белки его глаз, резко контрастируя с темной кожей, были видны, словно светлячки посреди облачной ночи. Может быть, профессия заставляла Сержанта недоверчиво относиться к каждому из присутствующих, но Фотограф ощутила что-то в его поведении. Эта черта смутно поднималась из памяти, но нечетко, как расплывчатый силуэт в густом тумане.

Актриса же держалась неплохо, в своем красном вечернем платье она выглядела пришельцем из другого мира. Ее туфли, столь же насыщенного цвета дорогих спортивных автомобилей, что и платье, висели на лямке дорогой кожаной сумочки, черной и странно блестящей в тусклом свете. Ее босые ноги уже потемнели от грязного пола, который, судя по всему, был холодным, потому что тело этой хрупкой женщины, лет тридцати, было покрыто мурашками. Но она старалась не дрожать, не привлекать внимания.

– Позволь… – пробормотал Писатель, снимая свой серый пиджак, с заплатками из дешевой и очень толстой кожи на локтях. Пиджак смотрелся на Актрисе вполне нелепо, но это было неважно, когда своей улыбкой она дала понять, что очень благодарна такому проявлению внимания.

Фотограф разглядывала Писателя не без интереса. Очень худой мужчина, на вид ему было больше тридцати лет, что вполне могло оказаться обманом, ведь неправильная осанка и бледное лицо говорили о сидячем и затворническом образе жизни, который не красит никого. Писатель явно заискивал перед Актрисой, смущенно отвечая кривой ухмылкой на ее прекрасную звездную улыбку. Это могло быть даже милым. В своей голубой рубашке и потертых джинсах он походил на школьника из числа тех, кто никогда не имеет большого числа друзей.

– Там еще комната! И большая дверь, похоже, за ней какой-то зал, – сказал Врач, показавшись из-за очередного круглого поворота.

Врач предстал самым странным персонажем. В грязном халате, идеально выглаженных брюках и черных ботинках, в которых можно было увидеть свое отражение. Его лицо было сосредоточено на каждой детали, куда бы он ни смотрел. Никакой дрожи в голосе, никаких лишних движений – в его грации было что-то от дикого хищника семейства кошачьих. Прямая осанка, которой мог позавидовать даже Сержант со своей выправкой, ухоженное лицо и аккуратные руки с длинными и тонкими пальцами. Врач будто изучал каждого ничуть не меньше ее самой, Фотографа.

– Так пойдемте же скорее! – сказал Сержант и, снова положив руку на пистолет, пошел вперед первым.

Коридор плавно выпрямлялся, свет ламп больше не выглядывал из-за круглых стен, теперь его можно было увидеть как аллею из желтых столбов посередине прохода.

И в самом конце угадывалась дверь. Такая же, как и та, что несколько минут назад разделяла комнату Фотографа с ее приторно-алым освещением, освещением в проявочной мастерской, с этим тоннелем.

Когда спутники приблизились к предпоследнему лучу света, раздался крик:

– Эй! Есть кто-нибудь?! Пожалуйста, выпустите меня отсюда!

Крик доносился из-за двери справа. Это был мужской голос, надрывный и отчаянный. Не оставалось сомнений, что человек, хозяин этого голоса, уже не первый час пытается выйти на контакт. Крик был очень тихим, никто даже не оспаривал того факта, что металлические двери в этом странном месте плохо проводят любые звуки.

– Эй! Ты меня слышишь?! – крикнул Сержант в ответ.

Сначала тишина, потом ответ:

– Слава Богу! Вы пришли, чтобы выпустить меня отсюда?

– Сиди спокойно, у нас есть ключи, – еще раз подал свой низкий, командный голос Сержант. – Иди сюда, скорее! – это предназначалось уже Писателю, который, не прячась, таращился на Актрису.

Писатель достал из кармана джинсов вязанку ключей и подошел к двери.

6.

Клерк практически выпал из двери прямо на Писателя. По его несчастному виду было понятно, что он готов обнять крепко-крепко каждого из спасителей. Но Писатель отстранился от новоиспеченного подопечного.

Клерк был грузным, низкого роста мужчиной, и самой яркой чертой его внешности была, несомненно, лысина. Небольшая, но ее расположение прямо посередине головы, а также нелепая маскировка в виде зачесанных сальных волос, сразу обращали внимание к себе. Маленькие круглые очки скрывали за собой такие же маленькие круглые, полные суеты, глаза.

– Где мы? – только и спросил он, часто дыша чем-то, отдаленно похожим на освежающие леденцы.

– Никто не знает. И никто не помнит, как тут оказался, – сразу ответил Писатель, поскольку он был ближе всего к этому толстяку в белой рубашке с кругами влаги на шее и животе.

Клерк растерялся. Было видно, что он ожидал спасательную бригаду, которая сразу расскажет обо всем, что происходит вокруг, и сопроводит его в госпиталь, или, что еще лучше – сразу до домашнего адреса. Но теперь, когда он понял, что находится в компании из людей, знающих о происходящем не больше него самого, ему ничего не оставалось, кроме как быстро-быстро скользить взглядом по спутникам и облизывать и без того раздраженные и обветренные губы.

– Так что же, нас не спасут? – жалобно спросил Клерк.

– От кого или от чего тебя должны спасти? – раздраженно произнес Сержант, протискиваясь мимо Писателя. Ему наскучил этот недо-диалог, поэтому он выпрямился и сложил руки на груди перед Клерком. – Мы сами ищем выход. А если ты вздумаешь паниковать, то… – он выдержал небольшую паузу, повернувшись так, чтобы бегающий взгляд собеседника наверняка скользнул к кобуре, после чего добавил, -…то тебе лучше остаться в комнате.

Клерк несколько раз сделал тяжелую серию вдохов-выдохов и ушел в конец колонны, туда, где молча наблюдала за происходящим Фотограф. От нее не укрылся также тот факт, что Клерк задержал свой взгляд на Актрисе, а точнее – на вырезе ее платья. Он, в своей, пропитанной потом, рубашке подошел к Фотографу и сказал, протягивая ладонь вперед:

– Привет, я Клерк, а тебя как зовут?

Фотограф постаралась сделать как можно более надменное лицо и, не сказав ни слова, прошла вперед. Клерк остался стоять, смотря ей в спину. Он видел девушку в отличной спортивной форме, которая подчеркивалась тонкими джинсами в облипку и футболкой с модным, хоть и практически нечитабельным принтом. Маленький рост только добавлял ей женственности, и, пусть ее нельзя было назвать красавицей, она была очень привлекательной и сексуальной.

Клерк на секунду оглянулся на свою комнату, в которой он сидел не меньше часа, пытаясь пробить путь наружу, но, помявшись, все-таки решил отправиться следом за командой.

Его ручка, толстая, достаточно тяжелая, с гравировкой на приятном металле, неудобно легла в кармане, поэтому Клерк запустил руку в штаны, чтобы поправить ее.

3.

Дверь в зал заклинило. После нескольких поворотов ключа, створки нарушили тишину своим могучим гулом, как чудовище, просыпающееся после древнего сна. Но даже совместными усилиями не удалось раскрыть путь к возможной свободе больше, чем на несколько сантиметров.

Писатель переводил дыхание, глядя на то, как Врач обнимается с дверью, выбирая лучшее положения для наблюдения за происходящим позади нее.

– Что видно? – спросил Писатель, пытаясь нарушить неуютное молчание и прогнать страх от еще гуляющего эха открывающейся пасти.

– Там темно, но я вижу диван, или даже два, не знаю. Может, это один большой. Вижу стол. И где-то в темноте вижу блеск, похоже на фонарь, потухший. Там точно главный холл.