Отражения (Трилогия) - Вероника Иванова

— Позвольте помочь вам, почтенная.

Она благодарно повисла на моём правом локте всей тяжестью обременённого двумя душами тела, и мы короткими шажками двинулись к калитке. Картина была трогательно-идиллической, но порыв ветра решил спутать все планы на вечер — пряди волос взметнулись непокорной волной, выставив на всеобщее обозрение мой позор. А тут и Мантия очнулась от дремоты...

Платье селянки было щедро украшено вышивкой: тонкие и толстые строчки разных цветов разбегались по холсту причудливыми дорожками. По всей видимости, часть из них была заговорена — моя переносица вдруг нестерпимо зачесалась, но я не успел поднять руку к лицу... С душераздирающим визгом лопнула алая строчка на рукаве, за ней последовала похожая на вороте платья. Жёлтые, голубые и серебристые нити как с ума посходили: одна за другой они рассыпались обрывками, взвизгивая на разные голоса. Я лихорадочно собирался с мыслями, но никак не мог придумать приемлемое для селянки объяснение. Ну за что мне всё это? Ну почему Мантия не могла спать чуть подольше? Женщина растерянно смотрела на безобразничающее платье, а когда последняя — украшенная бусинами — вышитая дорожка превратилась в лохмотья, подняла голову...

И я оглох от истошного вопля, сотрясшего её тело. Женщина закатила мигом опустевшие глаза и кулём повалилась на землю. Нужно было оставить её и бежать за доктором, но я не решался бросить роженицу одну на пустой тропинке.

Я наклонился над женщиной, хлопая по бледным щекам:

— Ну же, милая, не надо... Всё не так страшно, как ты думаешь...

— Эй, что ты делаешь рядом с моей женой? — раздался рядом ломкий от волнения голос.

Я обернулся. К нам спешил молодой крепкий мужчина, как он сам успел сообщить — супруг женщины, которую я напугал чуть ли не до смерти. Вот он-то сразу заметил клеймо и ринулся на меня с кулаками, благо больше у него под рукой ничего не было. В самом деле, деревня совсем рядом с усадьбой доктора — нет и получаса неторопливой ходьбы, места тихие, зачем же вооружаться лишь для того, чтобы сопроводить жену для очередного осмотра у местного лекаря...

А кулаки у него знатные, ничего не скажешь! Когда они один за другим просвистели на опасно близком расстоянии от моего лица, я пожалел, что уделял мало внимания рукопашному бою. Ну да ладно, не так уж много потеряно... Я лягнул рассерженного мужа ногой в живот, отбрасывая назад на несколько шагов. Лягнул несильно, не фиксируя стопу в момент удара, — я ведь не собирался никого калечить... Мужчина попятился, попытался устоять, но не удержался на покатом склоне и рухнул пятой точкой на землю. Не желая позволить противнику подняться, я подскочил к нему, поймал за пальцы занесённую для нового удара руку и крутанул со всей дури, переворачивая селянина на живот. Мужчина взвыл от боли, но вынужден был застыть на месте. Для пущей надёжности я коленями прижал его ноги к земле.

— Поймите, я не причиню вашей жене ни малейшего вреда, почтенный! Женщина просто испугалась и закричала... Я всего лишь хотел помочь...

— Знаем мы, как ты помогаешь... Убийца! — Судя по тону, селянин горел желанием освободиться из моего захвата и доделать то, что по каким-то причинам не дали осуществить палачу.

— Я клянусь, что не сделал ничего дурного... Нечего биться в истерике! Успокойтесь и запомните: непременно покажите свою жену ведунье... вы поняли?

Вообще-то взывать к его здравому смыслу было бесполезно — мужчина не видел ничего, кроме моего клейма, и не слышал ничего, кроме вопля жены. Я беспомощно посмотрел в сторону двора. Ну как же не везёт! Принц ушёл к реке в сопровождении Борга, а доктор... На огороде, что ли, застрял? Надеюсь, моё вмешательство в деревенскую охранительную магию не скажется плохо на здоровье женщины и ребёнка. Строчки-обереги легко восстановить или заговорить новые. Но этот мужик совсем отупел от ненависти и страха... Что же мне делать? Так и сидеть на этой дубине верхом? Я не такой сильный, как он, долго не выдержу... Но в тот момент, когда я уже решил отпустить селянина восвояси и убраться от греха подальше, на мой дрожащий от напряжения хребет обрушился удар, от которого даже в глазах потемнело. Я обернулся и за короткое мгновение до следующего удара, угодившего мне в голову, успел встретиться взглядом с неожиданным защитником простого народа. И последней яростной вспышкой в сознании промелькнуло: опять ГНОМ?!!

...Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими брызгами по коже... Так, оказывается, я ещё и совершенно голый! Ну да, правильно, зачем одежду-то портить?

Скрученные грубой верёвкой запястья были вздёрнуты куда-то вверх, за голову. Плечи — на грани вывиха. Пальцы ног с трудом касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в воротах чьего-то дома... Наверное, обиженная супружеская пара именно здесь и обитает. Хороший дом, добротный...

— А, мерзавец, очнулся, наконец! — А это, видимо, мой главный обвинитель. Он же — судья. И не удивлюсь, если буду лишён жизни его же руками...

Я предпочёл не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать. Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей на такие представления... Ни к чему это — с детства приучать к жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать самые неприглядные его стороны... Ох, и задал бы я вам трёпку, селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально имеют на это право, поскольку я заклеймён. Во-вторых, они полагают себя потерпевшими — ещё бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих... Кто же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего праздника — целый месяц...

Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моём лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия... Гномка никогда меня не найдёт — обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счёт не идёт. Принц... Всё равно я не могу ему ничем помочь — о чём же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что... Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря... Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог — у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать — расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму... Что, Джерон, страшно? Э-э-э... пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только её. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе... Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня — пусть даже ругая — я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так... Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает... Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слёзы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым — мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть — пусть все вокруг считают, что я холоден, как лёд, и спокоен, как камень... Впрочем, это сравнение неудачное — в ином камне куда больше страсти, чем во мне...