Затерянные во времени - Юлия Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя совсем никого нет?
Иарлэйн повела плечом.
— Мне никто не нужен. Одной проще.
— Почему?
— Некого терять.
Дезмонд вздрогнул и секунду молчал, а потом попросил:
— Сними капюшон.
— Это уже не вопрос, а просьба.
— Но ты её выполнишь?
Иарлэйн поколебалась секунду и отодвинула капюшон назад.
Дезмонд замер, разглядывая её лицо — необычно правильное для уроженки заброшенной планеты. Такое скорее пристало бы иметь потомственной аристократке из Империи, память о которой давно умерла.
— Ты очень красивая.
— Я знаю. И что?
Ответ прозвучал неожиданно резко. И Дезмонд определённо ожидал услышать другой.
— Ничего. Просто удобнее говорить, когда можешь смотреть человеку в лицо.
— Может, я потому и ношу капюшон?
— Может быть. Но ты же собираешься мне ответить. Так?
— Я обещала.
— Так почему ты не любишь звёзды?
Губы Иарлэйн дрогнули, и она на секунду прикрыла глаза, так что Дезмонду пришлось напомнить:
— Ты обещала!
— Потому что они лгут, — ответила Иарлэйн, резко распахнув глаза и посмотрев на него в упор. — Они обещают и светят, будто указывают путь. Но там в конце — ничего. Даже блудным огонькам на болоте больше веры, чем звёздам. Они холодные и не знают любви. И мне никогда не достать их и никогда не уничтожить.
Дезмонд протянул руку, подчиняясь инстинктивному желанию коснуться плавной линии щеки, но Иарлэйн в момент перехватила его запястье и отвела в сторону.
— Ты не веришь в себя.
Иарлэйн отвернулась и долго смотрела в огонь.
— Я не верю, — согласилась она наконец. — Я знаю. Что могу и что нет. Давай спать. Этот глупый разговор мне надоел.
Глава 13. Принципы невмешательства
Инэрис проснулась и повела плечом, не сразу осознав в чём причина странной непривычной неги, обволакивающей её со всех сторон.
Вот уже почти сотню лет она нигде не оставалась надолго и, будь такая возможность, ночевала под открытым небом. Ощущение, что Орден помнит о ней, не покидало её ни на миг.
Она плохо помнила, как выбралась с горящего корабля, но в одном была уверена точно — второй раз сделать подобное ей бы никто не позволил.
С каждым годом, как казалось Инэрис, Орден всё дальше запускал свои щупальца. На месте инквизиции, власть которой была вездесуща, как грибы росли организации поменьше, но по амбициям ничуть не уступавшие своей Альма Матер.
Если раньше Инэрис могла позволить себе остановиться в одном городе на несколько лет — как было это в годы её жизни с Ноланом — то теперь даже одна ночь в трактире казалась ей слишком опасной. А мечту, к которой она стремилась много лет, теперь вовсе не хотелось осуществлять.
Инэрис ещё тогда, вернувшись на материк, первым делом обдумала то, что сулит ей возвращение Эцин. Очевидно было, что никто не собирается восстанавливать её статус. Тысяча лет вдали от Ордена — слишком долго, чтобы ей могли снова поверить. Инэрис и сама удивлялась тому, что была столь наивна раньше. Меньшим, что ожидало её, была коррекция — а Инэрис вовсе не горела желанием испробовать крайние методы Ордена на себе.
Связываться с кем-то на Земле всерьёз она тоже не рисковала. Слишком свежи ещё были раны, слишком не хотелось снова терять. Даже Нолана искать она долгое время не рисковала, опасаясь навести Эцин ещё и на его след. И всё же о Нолане она думала часто — и в самом разном ключе. Алхимик оставался последним человеком на земле, которого Инэрис знала достаточно хорошо, чтобы доверить свою жизнь — и чтобы бояться его смерти уже сейчас, даже когда Нолан далеко. Именно поэтому в конце концов Инэрис решилась вернуться на юг и отыскать своего последнего — или даже единственного — друга.
Деньги, предложенные незнакомцем, были как раз кстати — да и не видела Инэрис смысла отказываться от денег, когда работа не составляла никакого труда. Последнее время она промышляла охотой за головами и прочими несложными поручениями, которыми не стали бы затруднять себя благородные, но не смогли бы выполнить крестьяне.
Кроме того, незнакомец Инэрис заинтересовал. Было в нём что-то неуловимое, делавшее его не похожим ни на аристократов, ни на таких же авантюристов, как она сама. К тому же, незнакомец искал Атлантиду — и, хотя ненормальных, бредивших сокровищами погибшего мира, Инэрис повидала немало, Дезмонд не походил и на них.
Дезмонд выбивался из той реальности, в которой для Инэрис давно уже не было ничего нового и тем более интересного. И Инэрис собиралась разобраться в нём — не привлекая, впрочем, лишнего внимания к себе, потому что Дезмонд мог оказаться и попросту адептом Ордена, не носившим знаков отличия.
Инэрис повела плечом. Сознание её уже немного проснулось, но вставать, вопреки обыкновению, не хотелось, и, прислушавшись к себе, Инэрис поняла почему — было тепло. Не мокро, не холодно и не жарко, как обычно в дороге, а просто тепло, будто её укрывала невесомая пуховая перина.
Впрочем, прислушавшись к себе более внимательно, Инэрис поняла, что перина всё же довольно тяжёлая — чтобы пошевелить плечом, пришлось приложить немало сил. К тому же, после очередного движения перина недовольно засопела и что-то пробормотала.
Инэрис дёрнулась, пытаясь встать, но перина обхватила её крепче и, кажется, даже притянула к себе.
Тогда Инэрис примерилась и без размаха врезала перине локтем в самый центр — по её представлению, там должен был находиться живот.
По громкой ругани Инэрис поняла, что попала, и тут же вскочила на ноги, пока её снова не затянула тёплая трясина.
Уже стоя, она обернулась и принялась буравить просыпающегося Дезмонда злым взглядом.
Ругаться тот уже прекратил и, судя по всему, сообразил, что произошло.
— Прости, — Дезмонд отвёл одну руку, демонстрируя недоумение, а другой принялся потирать глаза. — Обычно я так не делаю.
Ни грамма сожаления при этом его лицо не отразило, и одно это привело Инэрис в бешенство, однако она тут же отключила эмоции, осознав факт куда более значимый — секунду назад Дезмонд ругался на краи. На языке, которого Инэрис не слышала шесть сотен лет. На языке, на котором она стала бы ругаться и сама, если бы её пнули в живот посреди ночи.
Инэрис резко выдернула из ножен меч и, приставив острие к горлу спутника, спросила:
— Кто ты такой?
Голос её звенел, и Инэрис по опыту знала, что звон этот
