Проклятие Лермонтова - Лин фон Паль

Условно эти юнкерские стихи и поэмы можно разделить на две части: стихотворения гомосексуальной направленности (их немного) и живописание щекотливых похождений молодых людей. Прелесть в том, что все они основаны на реальных (или слегка приукрашенных) событиях жизни юнкеров, персонажи даже названы собственными именами (точнее, прозвищами), и это придавало поэмам особую пикантность. В «Оде к нужнику», например, повествующей о юнкерской мужской любви в школьном сортире, выведены друзья Лермонтова по эскадрону. В другом опусе, помеченном заглавной «Т» со звездочками, изображен юнкер Петр Тизенгаузен, известный склонностью к содомии. Острый глаз Лермонтова схватывал детали и делал героев легкоузнаваемыми, а меткие слова точно попадали в цель. Неудивительно, что персонажи этих творений, повзрослев и став именитыми, уважаемыми людьми, ненавидели себя за юношеские слабости и ненавидели Лермонтова – за то, что он эти слабости увековечил.

Поэм о похождениях юнкеров известно несколько: кроме названных Меринским «Уланши» и «Праздника в Петергофе», это также «Гошпиталь» и «Монго».

В «Гошпитале» рассказывается история, случившаяся с юнкерами из-за одной роковой ошибки.

Друзья! вы помните, конечно,Наш Петергофский гошпиталь;И многим, знаю я, сердечноС ним расставаться было жаль.Там, антресоли занимая,Старушка дряхлая, слепаяЖила с усастым ямщиком…Но дело вовсе не о том!Ее служанка молодаяНескромной бойкостию слов,Огнем очей своих лазурныхПленила наших грозных, бурных,Неумолимых юнкеров.И то сказать: на эти очи,На эту ножку, стан и грудьОднажды стоило взглянуть,Чтоб в продолженье целой ночиНе закрывать горящих глаз…

И вот, изрядно выпив, князь Б. (Александр Барятинский) и Лафа (Николай Поливанов) поспорили между собой, кто первый добьется взаимности служанки. И ночью оба отправились «на дело». Князь перепутал расположение комнат и, поднявшись по скрипучей лестнице, набросился на старуху, приняв ее за молодую красотку. Крики старухи разбудили слугу, и тот кинулся на помощь с дубиной в руке. Голый князь под ударами мужика бросился бежать и спрятался за лоханью. И что?

И видит князь: в чуланчик темнойОткрыта дверь – туда скорей.За ним с дубиною огромнойИ со свечей спешит Андрей.В окно сквозь щели ветер свищет,Гнилая утварь на полу…Мужик врага повсюду ищетИ видит: что-то там в углу!Но только неуч размахнулся —Вдруг – точно черт его схватил.Остановился, заикнулсяИ тихо руку опустил.В шинели, с грозною шматиной,Марису обхватя рукой,Пред ним, кидая взгляд орлиной,Стоял Лафа, улан лихой!

…Ужасней молнии небесной,Быстрее смертоносных стрел,Лафа оставил угол теснойИ на злодея полетел;Дал в зубы, сшиб его – ногоюЕму на горло наступил;«Где ты, Барятинский, за мною,Кто против нас?» – он возопил.И князь, сидевший за лоханкой,Выходит робкою стопой,И с торжествующей осанкойЛафа ведет его домой…

На этом история, собственно, и закончилась: слугу послали за ящиком вина, отпраздновали спасение и примирение.

И поутру смеялись, пилиВнизу, как прежде… а потом?..Потом?! что спрашивать? забыли,Как забывают обо всем:Лафа с Марисой разошелся;Князь мужика простил давноИ за разбитое окноС беззубой барыней расчелсяИ, от друзей досаду скрыв,Остался весел и счастлив.

Князь Барятинский, много бедокуривший в молодые годы и даже удостоившийся порицания императора, стал, однако, к старости благопристойным человеком – генерал-фельдмаршалом, генерал-адъютантом, членом Государственного совета. И когда Висковатов пришел к нему за воспоминаниями о Лермонтове, с отвращением ему сказал, что этот Лермонтов – самый безнравственный из известных ему людей и посредственный подражатель Байрона, и зачем вообще собирать материалы для биографии такой личности? Причину этой удивившей биографа ненависти тот понял, лишь прочитав поэму. Князь ничего не простил. И ничего не забыл.

Точно так же не забыл и не простил Лермонтову Дмитрий Бибиков – герой поэмы «Петергофский праздник», написанной с редким юмором и детализированным описанием праздничного Петергофа, где стоял эскадрон. Описание Петергофа (действительно живописное) процитировать можно, все остальное, по большей части, непечатно.

Кипит веселый Петергоф,Толпа по улицам пестреет,Печальный лагерь юнкеровПриметно тихнет и пустеет.Туман ложится по холмам,Окрестность сумраком одета —И вот к далеким небесам,Как долгохвостая комета,Летит сигнальная ракета.Волшебно озарился сад,Затейливо, разнообразно;Толпа валит вперед, назад,Толкается, зевает праздно.Узоры радужных огней,Дворец, жемчужные фонтаны,Жандармы, белые султаны,Корсеты дам, гербы ливрей,Колеты кирасир мучные,Лядунки, ментики златые,Купчих парчевые платки,Кинжалы, сабли, алебарды,С гнилыми фруктами лотки,Старухи, франты, казаки,Глупцов чиновных бакенбарды,Венгерки мелких штукарей…

Толпы приезжих иноземцев,Татар, черкесов и армян,Французов тощих, толстых немцевИ долговязых англичан —В одну картину все сливалосьВ аллеях тесных и густыхИ сверху ярко освещалосьОгнями склянок расписных…Гурьбу товарищей покинув,У моста грустно он стоялИ, каску на глаза надвинув,Как юнкер истинный, мечтал…

Мечтал он, само собой, о женщинах и жаловался сам себе на тяготы юнкерской жизни. И тут почувствовал, что его трогают за плечо. Оглянулся и увидал прекрасное создание – «в плаще и в шляпке голубой, маня улыбкой сладострастной», на него глядела молоденькая продажная девушка. Юнкер хотел ее схватить, она побежала, он ее догнал – дальше понятно. Когда все благополучно завершилось, между ними состоялся следующий разговор:

– Скажи мне, как тебя зовут? —«Маланьей». – Ну, прощай, Малаша. —«Куда ж?» – Да разве киснуть тут?Болтать не любит братья наша;Еще в лесу не ночевалНи разу я. – «Да разве даром?»Повесу обдало как варом…

Он прочитал ей нотацию, а в ответ на обиды и угрозы поступил «как настоящий юнкер»:

И, приосанясь, рыцарь наш,Насупив брови, покосился,Под мышку молча взял палаш,Дал ей пощечину – и скрылся.

Разумеется, после такой поэмы «рыцарское отношение» юнкера Бибикова к прекрасному полу стало притчей во языцех.

Однако Лермонтов смеялся не только над товарищами. Смеялся он и над собой. В поэме «Монго» вывел героями приключений себя и Алексея Столыпина – Маёшку и Монго, как их называли в школе. Красавец Столыпин был назван по имени своей собаки, а Лермонтов, особенно неказистый в холода, когда поверх гвардейской формы натягивал еще и шинеот, – по имени героя французских карикатур Майо, горбатого, но очень умного. Поэма «Монго» написана в 1836 году, то есть когда Лермонтов уже второй год как вышел из школы, и рассказывает о реальном приключении двух молодых офицеров во время летних маневров – ночном визите к хорошенькой актрисе, Екатерине Пименовой, находившейся на содержании богатого помещика из Казани (роль «помещика» исполнял казанский откупщик Моисеев).