Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова

Дарья и Реня относятся к происходящему спокойно. Я сержусь на них и завидую им одновременно. Такое впечатление, что даже если разверзнется тундра, они сохранят равновесие духа. Как такое возможно? Как можно, видя эту фальшь, этот обман, эту низость, в конце концов, не загореться, не воспылать стремлением сделать хоть что-нибудь? Мне хотелось бы освободиться от этого напряжения, но мысль моя упорно возвращается к одному и тому же. Признаюсь тебе честно, после того разговора с Аскольдом, после неожиданных и нелепых обвинений я слегла, четыре дня ничего не ела, только пила Дарьин чай из привезённых ею травок и почти всё время спала. Теперь я работаю, но отвлечься от своей думы не могу.

Так я сидела в кабинете Круглова, с любопытством поглядывая на своих коллег: вот бы узнать, что они думают об этой истории! И тут как-то Людмила Крутенюк зазвала меня в укромный уголок. Не то с сочувствием, не то со злорадством она прошептала:

— Страдаешь? Не очень-то убивайся! Можешь сказать своему начальству, что кое-кому ещё летом было точно известно, что толща по Быстрой реке юрская терригенная, а значит, не золотоносная.

Понять, что речь идёт об Удальцове, было не трудно — их роман давно перешёл в стадию упрёков, опухших заплаканных глаз и попыток поймать неверного в коридоре.

Удальцов — так Удальцов, решила я, и в тот же день сказала ему, что хочу обсудить с ним очень важную проблему.

— Чего хочет женщина, того хочет бог! — воскликнул Валерий Михалыч. — Приказывайте, где и когда.

Подумать об этом я, конечно, не удосужилась. Да и тон Удальцова, возможно, неправильно истолковавшего мою просьбу, смутил меня. Я готова была пойти на попятную. Но Удальцов, присмотревшись ко мне повнимательнее, посерьёзнел:

— Могу предложить моё холостяцкое логово. Не смущайтесь, — добавил он, видя моё замешательство. — Мои окна — прямо напротив мамы Клавы. Мы откроем шторы, и все будут знать, что разговор был деловой. И времечко выберем нейтральное — сразу после работы. Ну, как? Идёт? Смелее, девушка!

«Логово» оказалось очень уютной однокомнатной квартирой. Я огляделась с удивлением и некоторой завистью. Около низенькой тахты, закрытой спускающимся со стены ковром, — шкура белого медведя. Книжные полки чередуются с оленьими рогами и изделиями из моржового клыка. На самом видном месте воткнут большой охотничий нож, на котором висит штормовка с обгоревшими рукавами — красноречивая деталь, живой штрих к портрету хозяина. На передвижном столике — коньяк, красное вино, яблоки, апельсины.

Довольный произведённым эффектом, Удальцов рассмеялся:

— Вы надеялись увидеть грязные носки по углам и тараканов на столе? Кстати, напитки — это так, декор. Надеюсь, я не похож на алкаша?

Он подмигнул мне и потрепал меня, как ребёнка, по затылку. Это не понравилось мне, и пока он готовил и разливал в золочёные чашечки кофе, я решила задать вопрос в лоб:

— Вы действительно знаете, что толща в долине реки Быстрой — юрская?

Он поставил кофейник, с минуту смотрел на меня ошарашенно-весело, а потом захохотал так, как умеет только он.

— Тебя действительно интересует это? — спросил он, всё ещё с трудом удерживаясь от смеха и мгновенно переходя на «ты».

— Меня интересует именно это, — серьёзно сказала я.

— Цирк. — Удальцов положил ногу на ногу и стал рассматривать меня, как какое-нибудь редкое насекомое. — Детский сад. Ну, хорошо, поехали. Может, дёрнем коньячку по этому поводу — ведь не каждый день я обсуждаю с женщинами возраст горных пород. Нет? Тогда — кофе. Божественный напиток. Тебе известно, кто в Дальнем лучше всех заваривает кофе? Ну, и тёмная ты. Серая как тундра. Лучше всех это удаётся твоему покорному слуге. Для завязки беседы позволь один нескромный вопрос: откуда знаешь?

— Неважно.

— Для тебя, — поправил Удальцов. — Знал об этом только Брезгунов. Вряд ли он стал бы с тобой откровенничать. О господи! — он постучал костяшками пальцев себя по лбу. — Как я сразу не догадался?! Вот стерва! — сказал он без злобы, а даже, как мне показалось, с оттенком восхищения. — Ну, что за подлый народ эти бабенции! Так и норовят ухватить за ляжку, когда уходишь. Коварно так — сзади. Переходим ко второму вопросу: неужели тебя волнует эта мура? Девушка! Посмотри на себя в зеркало! Ты ведь можешь сделать карьеру одними бровями. Признавайся, зачем тебе это нужно?

— От этого, быть может, зависит развитие целого региона.

— Ну вот, ты подтверждаешь свою принадлежность к прекрасному полу. У вас есть многое, чего нет у нас, но извилины у вас только в формах, в мозгах их — минимум, приближающийся к нулю. Не оскорбляйся. В женщине хорошо смирение. Ладно, попробуем порассуждать. Только без этих фантасмагорических терминов вроде развития региона, от них меня бросает в дрожь. Давай раскроем глазки и рискнём посмотреть на вещи, как они есть. Будем исходить из аксиомы, что человек делает то, что ему выгодно. Кому-то выгодно выкачать из Севера всё, что можно и чего нельзя. При этом не ставится специальной задачи как можно больше нагадить — ах, какой грубиян этот Удальцов, какие нехорошие говорит слова! — Но это закономерно вытекает из первого, потому что Север всем до лампочки. Байки про высокие материи сочиняются для таких несмышлёнышей, как ты. А Ложкевич давно уже вырос из коротких штанишек романтики. У него свой интерес, и ты должна знать наперёд, что не сможешь помешать ему вытащить из колоды козырную карту. Он всё так аккуратно, чисто подтасовал, столько приложил усилий. Вытащил из какой-то тёмной истории Гориллу, который служит ему теперь, как верный пёс. Для щепетильных делишек, где нельзя оставлять пальчики, и для всяких дипломатических пакостей купил Собакина за квартиру и должность. Приручил экономистку — ты ведь не думаешь, что они взяли себе Чуню по доброте душевной? С Угловым вот только заковыка — прыткий больно. Но если будет сильно взбрыкивать, к весне его слопают. Два года назад в меловых вулканитах нашли очень крупное месторождение — полный букет тяжёлых металлов, но лежит очень глубоко и неудобно, пока его разрабатывать слишком накладно, зато деньги выкачивать — лучше рычага нет. Вот и рисуют вулканиты. А Углов может всё испортить.

— Не экспедиция, а шайка разбойников, — улыбнулась я. — Неужели вам не приходилось слышать, что в экспедиции есть другие люди, ещё не выросшие из коротких штанишек романтики?

— Да что ты говоришь? Назови их мне, открой эту великую тайну.

— Сутин, например.

— Ох, дитятко, такие потомственные интеллигенты сильны лишь по части теории, в практических вопросах Аскольд поставит Сутину мат в два хода. Не вижу, кто бы