Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи - Патрик Бессон

Чуть позже он, как обычно, стал готовить себе ужин, и тут на дороге послышались чьи-то голоса, раздались крики, потом стук в дверь. На пороге в мокрой насквозь рубашке, прилипшей к телу, стоял парень, его ровесник. На ломаном французском языке он объяснил, что вместе с тремя товарищами-туристами, тоже немцами, едет в Бретань. Но с автомобилем что-то случилось. Они увидели свет и стали толкать машину, так вот и добрались сюда. Он спрашивал, не могут ли они все четверо остаться здесь до утра. У них есть две палатки. (Они, видно, приняли его за сторожа.)

— У меня нет никаких прав что-либо разрешать. Придется спросить управляющего.

— А где он?

— В самом конце дороги, первый дом за поворотом.

Парень совсем повесил нос.

— Ладно, — сказал Марк, — это и в самом деле глупо. Вы можете устроиться на втором этаже. Там все равно пусто.

Над полукружием света, отбрасываемого на дорогу фонарем, Марк разглядел длинный кузов автомобиля, старенького «фольксвагена», который медленно подкатывал с траурным видом. Он подал знак, что можно въехать в ворота. Затем появились две девушки в джинсах и еще один парень, у всех троих волосы облепили щеки и лоб, одежда промокла до нитки.

Второй парень, с улыбкой протягивая руку, сказал, что его зовут Поль Хиндемит, как знаменитого музыканта. Марку это имя ничего не говорило, да и не все ли равно, главное, чтобы эти молодые люди не навлекли на него беды. Познакомились: Лили (так звали младшую), Мария (возможно, ее сестра, похожа на нее: тот же рот, такой же точно нос); Хельмут — назвал себя тот парень, что постучал к Марку.

— Проходите, — сказал Марк. — Есть консервы и сидр. Можете развести огонь. Дров хватит. Располагайтесь.

Парни поблагодарили его по-французски, а девушки — по-немецки. Лили сказала, что он «милашка». Хельмут со смехом поправил ее — «милый». Он вышел вместе с Марком, тот хотел поставить машину у самых ворот, за домиком, чтобы утром ее не могли увидеть из «замка». Потом ему захотелось узнать, в чем причина поломки.

— Предоставь это мне, — сказал он Хельмуту, — я уж как-нибудь разберусь. Ступай лучше переоденься.

Дождь поутих. Свет из двух боковых окон падал на старую колымагу. Он поднял капот: ничего серьезного, мотор залило водой.

— Добрый вечер, — послышался голос. Это был Тавера. В своем блестящем черном плаще он походил на тюленя. На голове у него торчала странного вида кожаная шляпа, тоже черная. Марк и на этот раз не слыхал, как он подошел. Карабин висел наперевес, дулом вниз. Гроза уходила. Редкие капли все еще стучали по крыше машины. От света, падавшего из ближайшего окна, лицо старика казалось совсем белым.

— Тебе кто разрешил впускать этих людей? — спросил он наконец ворчливым тоном. — Ты их знаешь?

— У них авария, и я…

— Ты что, собираешься превратить свой дом в молодежную гостиницу, а?

— Не стоит преувеличивать. Они всего лишь на одну ночь.

— А про надпись забыл? Это мадам велела ее повесить. И неспроста. Частные владения. Входить запрещено. Ворота-то я ведь сам закрывал.

— Уж не собираешься ли ты их выкинуть на улицу?

— А следовало бы. Я вот тут принес тебе письмо. Ждал, когда ты вернешься.

Письмо было от Фреда. Марк сунул его в карман куртки, а сам не сводил глаз со старика. Тот подошел к окну и заглянул в дом. Закрыв капот, Марк присоединился к нему. Четверо молодых людей уже развели в большой комнате огонь и развесили перед камином свое белье. Девушки были в шортах, с обнаженной грудью, так же, как и парни.

— Что это за ребята?

— Немецкие студенты.

— Бордель, — прошептал старик.

Он подошел к «фольксвагену» и с неодобрением стал изучать его.

— Немцы, — снова тихонько заговорил он. — Они были здесь в сороковом.

— Это не те, — резким тоном возразил Марк, — к тому же они попросили разрешения войти.

— Они пробыли в «замке» четыре года. Оккупировали его, представляешь?

— Ни эти ребята, ни я к сороковому году никакого отношения не имеем! В ту пору нашим матерям и десяти еще не было.

Старик пристально посмотрел на него.

— Ладно, ладно.

Марку захотелось стереть с этого лица насмешливую улыбку. Но он знал, что должен превозмочь свое раздражение, и ждал, засунув руки в карманы куртки. Старик внезапно заторопился и несколько метров пятился задом, не спуская глаз с Марка, словно и в самом деле угадав его желание ударить и опасаясь нападения сзади. Дождь совсем перестал. Луна в растерянности скользила меж облаков. Старик в черном блестящем плаще направился к «замку», но, дойдя до середины аллеи, еще раз обернулся.

Когда Марк вошел, молодые люди только начинали ужинать, усевшись по-турецки на одеялах, расстеленных перед камином, в котором метались высокие языки пламени. Марк сел рядом с Хельмутом, тот, протягивая ему тарелку, спросил, обнаружил ли он причину поломки.

— Пустяки, — коротко ответил Марк. — Утром видно будет.

Из головы у него не шел Тавера. Старик был предан мадам душой и телом, тем более что та, благодаря своим связям, сумела добиться для Таверы младшего, такого же тупицы, как и его отец, места в административных службах телевидения. Если старик донесет, то полоумная мадам наверняка вышвырнет Марка вон, а тогда ничего хорошего не жди, и трудно сказать, как отнесется к этому судья Роллен. Но все-таки он ни о чем не жалел. Присутствие молодых людей, их веселость и радостная доверчивость смиряли его тревогу, вселяя чувство уверенности и относительного покоя, зародившееся в его душе после разговора с Люсьенн. В крайнем случае, она уйдет вместе с ним, он в этом не сомневался. Более чем когда-либо он ощущал над собой власть Люсьенн, она заполняла все его помыслы, заставляя верить, что существует множество всяких возможностей так или иначе вновь приспособиться к жизни.

После ужина юные немцы запели хором народные песни. Кое-какие из них Хельмут сопровождал игрой на губной гармонике. Так продолжалось до самой полуночи. Парк сверкал в лунном свете, а фасад «замка» напоминал обрывистый берег, резко очерчивающий границы земли.

Оставшись у огня один, после того как новые знакомые поднялись на второй этаж, Марк вспомнил о письме Фреда, которое вручил ему старик. Свой отпуск Фред проводил вместе со старшим братом на берегу Атлантического океана, в палатке. Жюльен поспорил в закусочной, дело дошло до драки. Самая настоящая потасовка в духе вестернов. Столики вокруг ходуном ходили.

«Если бы ты был с нами, — писал Фред, — вот уж повеселился бы. Хотя нет. Хорошо, что тебя не было, под конец явились полицейские, и нам пришлось показать документы».

XV

Марк спозаранку разбудил своих гостей, как они того желали, и пока они приводили себя в порядок, починил их мотор. На прощанье обменялись адресами. Девушки расцеловали его, а Лили непременно хотелось сказать по-французски, что он «милая». Хельмут подарил ему маленький альбом с рисунками Гёте.

Марк работал на ферме Жом, как вдруг его позвали к телефону: звонил Рагно. Марк приготовился выслушать поток упреков, по нет: из-за грозы, оказывается, сломался мотор в колодце, откуда вода подавалась в дом Рагно.

— Мне ехать сейчас же?

— Так точно.

И повесил трубку. Тон обычный. Ни малейшего намека на немецкую молодежь. Тавера ничего не сказал. По крайней мере, управляющему. В этот час мадам обычно вставала, вручая себя заботам горничной ну и, конечно, Люсьенн. Старик, возможно, дожидался подходящего момента, чтобы сообщить ей новость. Интересно, как это у него получится, ведь придется рассказать и о том, что девушки ходили с обнаженной грудью. У Люсьенн тоже красивая грудь и такие же розовые кончики. На улице ярко-голубое небо. Земля мокрая, и от жары над ней поднимается пар, отчего деревья кажутся выцветшими.

Он позвонил, и сразу же на пороге появилась мадам Рагно, немного расплывшаяся, толстощекая женщина. Поверх блузки довольно низко висел крест. Взгляд суровый и, пожалуй, подозрительный.

— Представляете, как это удобно! Утром встали, а воды нет! Хорошо еще, что дети на каникулах, уехали отдыхать.

Сказано это было с некоторым запалом, словно на Марке лежала ответственность за причиненные неудобства.

— Сейчас посмотрю, в чем дело, — сказал он.

Пахло мокрой травой. Где-то поблизости, верно, за домом, кудахтали куры. Край колодца украшали горшки с геранью и фуксией. Марк поднял навес над мотором. Он догадывался, что женщина издалека наблюдает за ним. Вскоре она подошла и спросила звонкий голосом:

— Это надолго?

— Нет, только вот провода придется заменить. Сгнили от сырости.

— Наверное, из-за грозы.

— Да нет, это случилось гораздо раньше.

— После того как вы закончите, могу я попросить вас об услуге?

— Конечно.

Кожа у нее была матовой, как у всех южанок, губы пухлые, красные. На вид ей было лет тридцать пять, не больше.