Ворг. Успеть до полуночи - Марго Генер

Я выругался под нос, но парень услышал, сделал скорбную физиономию, словно это может помочь.

– Да что за дрянь! – рявкнул я. – Не иначе утопленник держит.

Парень икнул, бледные губы что‑то зашептали, прислушался – молитва. Мимо него с довольным видом проплыла лягушка, за лапами закручиваются тонкие бурунчики, ряска тянется следом. Она стукнулась мордой о лист кувшинки, растение колыхнулось от непомерной массы. Когда лягушка вскарабкалась на лист – опасно прогнулось в середине. Круглые глаза с равнодушием уставились на паренька.

В голове понеслись мысли, одна другой хлеще. Самые недостойные отогнал, безумные отмел, когда выбросил бесполезные – осталось пусто, как в заброшенном колодце.

– Слышишь, кикимора! – заорал я в воду. – Ты там? Знаю, что там. Вылезай, поговорим.

В глубине что‑то шевельнулось, блестящая пленка торфа пошла пузырями, ряска расползлась, через секунду в невидимую грань уткнулось синекожее лицо с широким ртом. Глаза круглые, как у жабы, зрачки мутные, волосы маленьким облаком окутали голову.

Утопленник всплыл близко к пареньку, тот стал еще бледнее и застонал.

– Чего ты хочешь? – донеслось из воды.

– Хочу, чтоб паренька отпустил, – сказал я.

Губы утопленника расплылись в хищном оскале, он обнажил ровные зубы с заостренными клыками и уперся ладонями в поверхность.

– А больше ничего не надо? – спросил он едко.

– Ну, вообще есть одно дело, – ответил я задумчиво.

Утопленник захохотал булькающим голосом, выпуская сети пузырьков изо рта. Маслянистая поверхность покрылась крошечными шариками, как в кружке хлебного напитка.

– Какое дело? – спросил он сквозь хохот.

Я невозмутимо потер когти о штанины и посмотрел на них с таким видом, словно собираюсь участвовать в состязании на звание лучших когтей Изумрудного леса. Затем бросил небрежный взгляд на утопленника.

– Подплыви к берегу, что ли, – сказал я, пожимая плечами. – Чего я ору тебе на все болото. Глотка у меня не луженая.

Упырь снова закатился злорадным смехом, лягушка на кувшинке вытаращила глаза и удивленно квакнула. Синемордый неспешно направился к кромке, поднимая за собой вихри пузырей. Когда достиг берега, подбородок уперся в водоросли, лицо снова натянуло водную поверхность.

– Ну, вот он я, – сказал он с издевкой. – Давай свое дело.

– Да пожалуйста, – ответил я и вцепился ему в волосы.

Утопленник в испуге забулькал, но я рванул на себя. Чуть руку не вывернул, упырь сопротивлялся и визжал, как перепуганная девка. Магическая пленка облепила ему рожу, черты смазались.

Я зарычал, кровь в мышцах потекла быстрее, снова дернул, чувствуя, как в суставах отзывается боль. Упырь с чавкающим звуком вылетел на поверхность, я с силой швырнул его на землю.

Синекожий завопил, как ошпаренный поросенок, а может, и правда ошпаренный, кожа моментально покрылась шипящими пузырями, повалил зловонный пар.

– Что ты натворил! – орал утопленник, водянистое тело быстро превращалось в пену.

Буквально за несколько секунд от него осталась небольшая лужица с парой то ли костей, то ли веток.

Я неподвижно наблюдал агонию упыря. Затем перевел взгляд на паренька. Когда отвлекся на утопленника, пришлось отпустить палку. Теперь она плавает рядом, парень погрузился глубже, а на поверхности лишь лицо.

Достать дерево не получилось, пришлось найти новую ветку. Протянув кривую корягу, я быстро вытащил его на берег.

Паренек уперся костлявыми пальцами в землю и сел. С волос текут грязные ручейки, промывая в кожаных доспехах мутные дорожки. На поясе небольшая кувалда, сапоги высокие. Как раз для ходьбы по трясине. Похож на вымокшую Изабель.

Парень шмыгнул носом, из волос вылез крупный жук и с недовольным жужжанием улетел. Я отошел на пару шагов, оглядывая парнишку с головы до ног, и прищурился.

– Ты гвардеец? – спросил я с сомнением.

– Да какой там, – отмахнулся парень. – Подмастерье смотрителя водомерок.

– Кого? – спросил я, быстро перебирая в голове варианты. – Это ты про огромных тварей, что по воде, как по суше?

Он кивнул, смахивая с лица грязные капли, за ухо уцепился пучок водорослей. Он долго возился, пытаясь оторвать запутанные стебли. Толстая жаба наблюдала за ним немигающим взглядом. Когда наконец швырнул зеленый клок в воду, она протяжно квакнула и скрылась в темной воде.

Парнишка затравленно оглянулся, словно за ним полчище таких упырей гонится. Маленький, хлипкий, совершенно бесполезный, с точки зрения воргов.

Я развернулся, чтобы продолжить путь, но для приличия бросил через плечо:

– Какой леший тебя сюда занес?

Парень поднялся на шатающихся ногах, неловко поправил доспех. Штаны великоваты – топорщатся на пузе, внизу заправлены в сапоги. Так делают, когда на вырост берут.

– Да молодая водомерка сбежала, – ответил он, отплевываясь тиной. – Погнался, не заметил топь.

Я покачал головой и спросил:

– Выпорют?

Он кивнул:

– Ага.

Туман снова сгустился, скрывая от глаз просторы болот и едва различимое солнечное пятно в небе. Парень громко высморкался и махнул рукой.

– А может, и не выпорют, – сказал он. – Эти водомерки плодятся в месяц по пять штук. Как‑нибудь переживем.

Я уже пошел прочь от злополучной трясины, как за спиной послышались чавкающие шаги. Пришлось глубоко потянуть воздух.

В носу замелькали запахи, показывая картинку: парень быстро нагоняет, из камышей высовываются лягушачьи морды, одну из них слопала цапля.

– А сам чего тут ходишь? – спросил парень, поравнявшись со мной.

Я окинул его критичным взглядом, тот не заметил, лишь что‑то проверил под кожаным доспехом. По звуку догадался – кнут для водомерки.

– Надо, вот и хожу, – ответил я нехотя.

Он понимающе протянул:

– А… То‑то, я смотрю, не похож на наших. С твердой земли?

Я кивнул, перепрыгивая очередную кочку, которая, возможно, не кочка, а чья‑нибудь застывшая голова. Под ногами противно чавкнуло, в стороны полетели черные брызги. Из камышей донеслось недовольное кваканье, последовал тихий всплеск.

Парень на ходу уставился на меня, ожидая, что сейчас начну вещать, я многозначительно устремил взгляд в туман и сдвинул брови, будто думаю о великом.

Парень уловил напряг.

– Я почему спрашиваю, – сказал он поспеш‑но. – Тут для чужаков не безопасно. А ты один, без сапог.

Он сочувствующе посмотрел мне на ноги и сделал такое выражение лица, по которому ясно: лишь сапоги в болоте имеют ценность.

Я про себя ухмыльнулся, но вслух произнес:

– А мне и без сапог хорошо.

Он понимающе закивал, мол, да, и такое бывает, но с сапогами все же лучше. Некоторое время молчали, я обдумывал, что делать с пареньком и можно ли как‑то использовать. Под ногами хлюпает, вокруг бульканье и звуки падающих капель. Где‑то истошно орет выпь.

В животе громко заурчало, по мышцам прокатилась едва заметная судорога. Я скривился и сцепил зубы. Парень с опаской покосился на меня и чуть отошел.

По спине прокатился холодок голодного бешенства. Опасная мысль мелькнула в голове ослепляющей вспышкой. Я тряхнул головой, выгоняя ее подальше, но она крепко поселилась на самом дне черепушки, а желудок ей поддакивает.

Я зашептал так, чтоб парнишка не слышал:

– Не дело это. Видел, как ворги сходят с ума от голода… Кидаются на все подряд… Один путь у такого ворга… Дойду до Мертвой степи – отожрусь.

Парнишка выставил правое ухо в мою сторону.

– Говоришь чего? – поинтересовался он настороженно.

– Молюсь, – буркнул я.

Парень облегченно выдохнул, на ходу повертев головой, взгляд остановился на кустах клюквы.

– Во! – воскликнул он и подбежал к зарослям. – Хоть ягод наберу. Если накажут за водомерку, скажу, упустил, когда собирал. Гостью‑то кормить надо. Пироги там всякие, кренделя.

Я насторожился, холка вздыбилась, внутри заворочалось тяжелое, колючее чувство, от которого рад бы избавиться, да уже поздно.

Остановившись возле куста, где парнишка критично оценивает клюкву, я спросил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:

– Гостью?

Парень бросил на меня недоверчивый взгляд, но, видя мою постную физиономию, расслабился и принялся обдирать красные шарики с веток.

– Да завезли тут одну, – стал пояснять он, пихая ягоды по карманам. – Красивая, глаз не оторвать! Я за бочками с рыбой сидел, когда гвардеец привез. Обычно получаешь подзатыльник за то, что глазеешь на господ. Но тут не заметили. Девка держалась, как королева: спина прямая, волосы цвета недоспелой рябины и взгляд странный.

– Прямо странный? – спросил я, чувствуя, как сердце забилось чаще.

– Ага, – подтвердил он. – Спрашивал у кухарок, те сказали, служанка говорит, мол, у девки левый глаз кошачий, как после небесного мора. От него, вообще‑то, мрут. А эта выжила. Уж не знаю, что за птица, но слышал, по ее душу собираются саму Ильву вызвать.