Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— Хорошо, Владимир Васильевич, я дам вам время подумать. Посоветуйтесь с женой…

— Спасибо, но я уже подумал.

Эта фраза, судя по всему, стала последней каплей, переполнившей терпение председателя комиссии. Полковник оторвал голову от бумаг и вонзил холодный взгляд в Стрельбицкого. Потом медленно встал, демонстративно поднял на вытянутых руках рапорт и разорвал его пополам, потом сложил, и разорвал вновь.

— Ясно? Идите, товарищ майор. Вам партия приказывает…

Так Владимир Стрельбицкий попал в разведку во второй раз.

Пролетели четыре года учебы, и вновь он предстал перед комиссией. Теперь уже перед так называемой выездной комиссией, которая рассматривала кандидатуры выпускников академии на предстоящую командировку за рубеж.

Возглавлял комиссию заместитель начальника Главного разведывательного управления генерал Феденко.

Владимир Стрельбицкий планировался на выезд во Францию на должность помощника военного атташе. Учился он хорошо, язык освоил в достаточной степени, спецподготовка оценивалась на отлично. Биография была в полном порядке. Казалось, все должно пройти как по маслу. Так оно, собственно, и случилось. Комиссия уже проголосовала «за» единогласно. И тут вдогонку, неожиданно, генерал Феденко возьми да и спроси:

— Стрельбицкий, а вы любите разведку?

Генерал, конечно, ждал однозначно четкого ответа, в унисон своему вопросу. Это и стало бы красивой точкой в приятном разговоре. Однако Владимир Васильевич остался верен себе. Ответил совсем не так, как хотел и ждал генерал, а как думал сам:

— Люблю ли я разведку? — переспросил он, — Не знаю. Надо бы ее сначала попробовать.

Улыбка соскользнула с лица Феденко. Окажись они один на один, Стрельбицкий за свой ответ получил бы по полной мерке. Генерала в Главном управлении знали как человека грубого и несдержанного. Но тут он сумел обуздать свой гнев. На решение комиссии этот ответ не повлиял, но в итоговом протоколе Феденко тем не менее написал несколько нелестных слов в адрес столь дерзкого выпускника академии.

…Шел 1956 год. Помощник советского военного атташе Владимир Стрельбицкий прибыл в Париж.

«Я волнуюсь, заслышав французскую речь…»

Стрельбицкий приехал во Францию вместе с однокурсником по Академии полковником Героем Советского Союза Алексеем Лебедевым. Алексея Ивановича, несмотря на молодость и отсутствие опыта, назначили военно-воздушным атташе.

Обстановка в стране была крайне сложной. Венгерские события, ввод войск Варшавского договора в мятежную республику не лучшим образом сказались на отношении французов к сотрудникам советских учреждений. От советских шарахались как черт от ладана.

На стадионе, услышав рядом русскую речь, могли демонстративно подняться и уйти. Встретив у посольства, порою интересовались: «Советик?» После утвердительного ответа, да, советский, можно было получить плевок в лицо.

Контрразведка также ужесточила режим наблюдения и слежки за советскими представителями.

Военный атташе не был сторонником активной оперативной деятельности. Чаще обращал внимание «молодежи» на обилие прессы, открытых источников, из которых следует черпать развединформацию.

Однако Стрельбицкий и Лебедев придерживались иного мнения. Им хотелось настоящей, «живой» работы. Но начинать, по сути, было не с чего.

Впрочем, это не смутило Владимира Васильевича. Первым, на кого он вышел, был российский эмигрант. Он работал в крупной американской фирме, которая производила электронику. Впоследствии этот эмигрант станет нашим агентом и получит псевдоним Сокин.

А началась эта история с того, что Сокин однажды написал письмо на свою бывшую Родину в Советский Союз в журнал «Радио». Он хотел получить из редакции некоторые материалы, публикации. Журнал выполнил просьбу земляка и переслал материалы в посольство СССР в Париже. Там их и обнаружил Стрельбицкий. Выяснив обстоятельства дела, помощник военного атташе вызвался лично доставить материалы земляку.

Так они впервые встретились. Сокин познакомил Владимира с городом, пригласил в ресторан.

Стрельбицкий и представить себе не мог, сколько воспоминаний детства всколыхнет обычный французский ресторанчик.

Сокин, конечно, желал удивить своего русского товарища и заказал устрицы. Ну где, в послевоенные годы Владимир мог попробовать такой деликатес.

Когда официант поставил перед ним тарелку, Стрельбицкий вопросительно взглянул на Сокина.

— Прошу, — улыбнулся тот, — свежие устрицы!

— Устрицы? — удивился Владимир, словно увидел на тарелке крокодила. «Мули», — пронеслось в голове, и он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Сокин, увидев побледневшее лицо Владимира, кинул официанту: уберите.

— Что с вами, Владимир Васильевич? — сочувственно спросил Сокин.

— Простите и не обращайте внимания, — сказал, приходя в себя, Стрельбицкий, — Это меня догнало голодное детство.

Потом Владимир привыкнет, станет глотать устриц как заправский француз, и они будут казаться ему необычайно вкусными. Но в этот первый раз нахлынуло все сразу — ледяная апрельская вода, речные устрицы в ведре, или, как на Украине их называли, «мули» и он, одиннадцатилетний мальчишка, не чующий ног, бежит домой. Зимою умер отец, кормилец, и в их дом пришел голод. Впрочем, голод пришел во всю деревню.

Мать отчаянно боролась, пытаясь хоть как-то спасти детей. Но продукты, самые простые, за зиму в доме закончились, и есть было вовсе нечего. Сегодня утром мама сварила последние три картофелины и со слезами разделила их между сыновьями.

И тогда Володька вспомнил про речку, которая протекала через их деревню, схватил ведро и в ледяной воде набрал «мулей».

Мать как-то недоверчиво, с опаской посмотрела на Володькин улов, ведь никто прежде не питался «мулями», да и сейчас, в голод, она не слыхала, чтобы их варили. Но он просил сварить и сам первым стал пробовать их. Противные, что и говорить, но семью от голода спасли.

А теперь вот в центре Европы, в Париже, в ресторане его потчевали «мулями», вернее устрицами. «Свежайшими», как с гордостью подчеркнул симпатичный официант. А он, чудак, не мог справиться с тошнотой.

Они ушли тогда из ресторана. Сокин показал другие места, где отдыхают парижане. Словом, ввел в бытовую обстановку. В свою очередь Стрельбицкий, чтобы впредь «не светиться» на встречах, стал готовить Сокина к тайниковой связи. В лесу они выбрали тайник, обозначили его, опробовали. Владимир сделал закладку, выставил в городе сигнал, Сокин принял этот сигнал. В дальнейшем агент закладывал туда добытую техническую документацию. Стрельбицкий успешно изымал ее.

Сокин был первой ласточкой. Но останавливаться на одном завербованном информаторе Владимир не собирался. Однако надеяться на то, что появится другой такой Сокин и напишет в советский журнал «Радио», не приходилось. Значит, следовало самому выходить на «охоту».

Военный атташе, по сути, сидел безвылазно в Посольстве, и потому приходилось нередко действовать от его имени на свой страх и риск. Как-то Владимир узнал, что в японском посольстве состоится прием. Приглашения, к сожалению, не было, а попасть очень хотелось. А охота, как известно, пуще неволи. Подавив неловкость, Стрельбицкий приехал в посольство. Представился от имени советского военного атташе. Сработало, его пропустили. Огляделся, как говорят «пристрелялся». Все вокруг друг с другом мило беседуют, улыбаются как старые знакомые, и только он — один. Впрочем, нет, в уголке у окна Владимир заметил такого же приглашенного. Он тоже был один и явно скучал.

Стрельбицкий подошел к нему, поздоровался, поинтересовался:

— Вы друг японцев?

— Да нет, — засмеялся тот, — товарищ поделился приглашением. Сказал, здесь хорошие девушки. А я холостяк, решил посмотреть…

— О! Я тоже пришел один! — обрадовался счастливой возможности для знакомства Стрельбицкий.

Новый знакомый оказался американцем, служил в одной из военных структур НАТО.