Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

— Хорошая вещь. Его выковал Мэгнин?

Харальд кивнул.

— У меня есть меч, сделанный им.

Харальд вытащил нож и посмотрел на свое отражение в отполированной поверхности лезвия. Черты его лица искажались и вытягивались, следуя изгибам клинка.

— Сейчас она замужняя женщина, — снова заговорил досмотрщик. — Игрушка Улли. Она вышла замуж, растолстела и нарожала кучу детишек.

— И всех назвала в вашу честь?

— Нет, ни одного. Мы не встречаемся. У нее слишком много тяжелых воспоминаний.

Харальд поцеловал нож, ощутив холодок стали губами.

— Значит, у вас теперь стальная возлюбленная?

— Можно и так сказать, — отозвался бывший стражник, пряча нож. — Но это всего лишь хороший инструмент.

— Вы были женаты, верно? — наконец открыл рот Эльзассер.

У Харальда опять заурчало в животе.

— Был. Моя жена умерла.

— Мне горько об этом слышать, — сказал барон. — Чума?

Харальду показалось, что его внутренности терзают дикие твари.

— «Крюки», — ответил он. — Или «рыбники». Никто так и не узнал.

— Это случилось во время войны между приречными бандами, — объяснил Эльзассер барону. — Перед самым ее окончанием. Странный случай. Накануне бандиты готовы были перегрызть друг другу глотки, и вдруг все прекратилось. Вожаки «крюков» и «рыбников» внезапно пропали.

Харальд вспомнил лица, таращившиеся на него из-под воды, пока тела уходили на дно под тяжестью груза, привязанного к их ногам.

— Еще одно незавершенное дело, — заметил он. — У Дикона таких полная бочка.

— Я встречался с Диконом.

— Тогда вы знаете, какой из него стражник. Деньги в конце недели и спокойная жизнь — вот и все, что ему нужно.

Барон протянул руку, и Эльзассер передал ему документ.

— Это приказ Императора, господин Кляйндест.

Барон аккуратно положил бумагу на стол, разгладив углы.

— И что в нем?

— Все, что вам угодно. На данный момент это предписание, восстанавливающее вас в прежней должности.

— Дикону это понравится.

— Вы не будете подчиняться Дикону. Вы будете отчитываться передо мной, а я держу ответ только перед Императором.

Желудок Кляйндеста успокоился, однако на смену боли пришло напряжение, от которого судорогой сводило живот. Харальд буквально почувствовал вкус свободы на губах. Этот склад долго служил ему могилой, и теперь он разгребал землю, отчаянно желая выбраться наружу.

— А также это скрепленный печатью указ, который дает вам право идти куда угодно, допрашивать кого угодно и делать все, что потребуется…

В глазах барона таился мрак, и Харальду показалось, что он снова разглядывает свое отражение в лезвии ножа.

— И наконец, это распоряжение арестовать определенного преступника, — подхватил Эльзассер.

— Арестовать, — поддержал юношу барон, — Или казнить, если в том будет необходимость.

Харальд взял бумагу, поднес ее к носу и принюхался.

— Он ненастоящий, верно?

— Верно, — сказал барон. — Но пусть это будет нашим секретом.

— Мальчик, — Харальд повернулся к Эльзассеру, — возьми стул и садись. Вы хотите чаю?

Эльзассер принес две кружки с полки, а Харальд наполнил их и подвинул гостям.

— Думаю, мне следует насладиться этим напитком напоследок, — усмехнулся Харальд, делая глоток. — Единственным приятным моментом в моей работе был чай, который везут сюда из Кислева. А я здесь больше не работаю.

Мужчина запихнул документ в нагрудный карман рубахи, поближе к сердцу.

— Я принес это. — Эльзассер вытащил небольшой предмет, завернутый в тряпку. — Он лежал в ящике в участке на Люйтпольдштрассе.

Молодой человек развернул ткань и положил свою находку на стол. Эмблема стражника ничуть не изменилась. На ней был кодовый номер 317, обозначающий округ Люйтпольдштрассе, и личный номер служащего 89. Харальд взял бляху и сжал ее в руке. Желудок его больше не беспокоил. Он чувствовал себя, как калека, чьи иссохшие конечности внезапно ожили. Бывший досмотрщик бережно спрятал значок в карман.

— Что вы знаете о Твари? — спросил барон.

— Семь, — ответил Харальд, пытаясь представить тела всех жертв лежащими в один ряд. — Пока их было семь.

— И будет больше.

— Да. Он не может остановиться. Убийца женщин — это худший из преступников.

— Вы сможете его схватить?

Голос барона звучал крайне серьезно. Харальд чувствовал, как медная бляха оттягивает его карман. Этот маленький кусочек металла казался невероятно тяжелым.

— Вы знаете, — усмехнулся он, закидывая обутые нога на стол, — именно поэтому меня называют Грязный Харальд.

Барон недоуменно переглянулся с Эльзассером.

— Я вас не понимаю.

— Грязная работа, барон. Вот когда люди обращаются ко мне. Она всегда мне доставалась. Вся грязная работа.

4

Она пропустила главную службу в храме, но приняла участие в вечерней церемонии. В храме не было скамеек. Во время богослужения последователи Зигмара стояли или преклоняли колени на твердом полу. После пережитого за день Розана решила опуститься на колени, хотя от каменных плит по ее ногам и телу распространился холод. В любом случае соприкосновение с землей помогало ей приблизиться к богу, поскольку она ощущала энергию многих горячих молитв, вознесенных в этой маленькой часовне. Конечно, там присутствовали и постыдные, безбожные мысли, даже постыдные, безбожные молитвы, но провидица привычно, отгоняла дурные чувства, погружаясь в многовековую атмосферу набожного поклонения святому покровителю Империи.

Ее задержали в участке на Люйтпольдштрассе до позднего вечера, заставив перебирать случайные обрывки одежды, оставшиеся от прежних жертв. И не относящийся к делу мусор, найденный на месте преступления. Розана не занималась некромантией и не умела вызывать души умерших, чтобы расспросить их о последних мгновениях жизни. Ее способности лежали в области психометрии: она умела считывать образы и впечатления с неодушевленных предметов, а также сильные эмоции, которые ассоциировались с людьми, вступавшими в контакт с данными предметами.

Розана невероятно устала, пережив семь смертей, но ей не удалось вынести из своих мучений ничего, кроме смятения и воспоминаний о реках крови. У нее сложилось впечатление, что Тварь — это сумасшедший, вооруженный ножом, однако она не могла отделаться от мысли, что его сущность подверглась изменениям. Сквозь боль она разглядела только светящиеся глаза. И еще ее преследовало видение зеленого бархата.