Кролик, беги. Кролик вернулся. Кролик разбогател. Кролик успокоился - Джон Апдайк

После года-другого, проведенного во Флориде, когда, охваченные пылом новизны, они на радостях, что оказались здесь, купили подзорную трубу для балкона и три-четыре раза в неделю ездили за пару миль от дома на общественный делеонский пляж если не купаться, так хоть подышать морским воздухом, размять ноги и устроить пикник вместо ужина, они мало-помалу совсем перестали бывать на заливе. Вот почему сейчас так по-новому свежо, неожиданно воспринимается им эта ширь, необъятность воздуха и воды, подвижной живой поверхности, испещренной миллионами искрящихся выемочек. На мгновение это природное великолепие вытесняет у него из груди надоевшие застарелые боли и тревоги, освобождает разом от всего — до забвения самого себя. Какой здесь умопомрачительный свет, какой простор! Такое величие и не снилось пенсильванскому пейзажу, зажатому со всех сторон лесами, холмами, домами. Земля, истасканная веками немилосердной эксплуатации, где даже редкие клочки, не охваченные современной цивилизацией — старые карьеры, заново поросшие лесом, пустоши, заброшенные фабрики и шахты, — все побывало когда-то в пользовании человека и только после этого пришло в запустение. Здесь же все дышит первозданностью, хотя в действительности история не обошла стороной и этот край — были тут и индейцы, и конкистадоры, и босоногие почтальоны, доставлявшие известия в донимаемые москитами прибрежные поселки. Справа и слева горизонт ограничивают острова, куда в былые времена приезжали в личных поездах миллионеры на апрельскую рыбалку — ловить тарпона. А еще раньше на этих островах находили убежище испанские и французские корсары. В тамошнем песочке по сю пору зарыто золото. Острова плоские, и с пляжного парапета, откуда на них смотрят Гарри и Рой, кажутся страшно далекими. До чего же все яркое, распахнутое, мир будто заново создан — из синтетических компонентов. Яхты, виндсерфинговые паруса, водные мотоциклы, с ревом мчащиеся по поверхности, пластиковые одновесельные лодочки, надувные плоты расцвечивают прибрежную полосу воды, как витрину в супермаркете. Дальше на пляже, перед следующим отелем, кто-то запускает воздушного змея — пара связанных между собой бумажных коробочек кивает, ныряет и снова взмывает вверх, таща за собой хвост из сверкающих оранжевых лент. Миля вправо, миля влево — всюду подвижный пестрый узор из загорелых тел и ярких лоскутков: песчинки живых тел поверх пляжного песка.

Когда они спускаются по бетонным ступеням, их нагоняют выпорхнувшие из гостиницы Пру и Джуди. Время — начало одиннадцатого, и пятнадцатиэтажный отель у них за спиной, выстроенный в форме буквы S с ярусами балкончиков вдоль каждого этажа, отчего издали кажется, что это две сцепленные красные гребенки с частыми зубьями, пока еще прячет лицо в тень, хотя и ужавшуюся, уползшую на дно гостиничных бассейнов. Песочек с утра весь чистый, выровненный граблями; ни следов, ни разбросанных пластиковых стаканчиков, ни пустых флаконов из-под лосьонов — все убрано, и деревянные пляжные шезлонги сложены аккуратными стопками. Потихоньку сползаются отдыхающие, выбирают место, устраиваются, раскладывают пляжную экипировку, полотенца, детективные романы (Рут, помнится, увлекалась детективами, и какой прок она видела в этом чтиве — тайна за семью печатями, сама по себе достойная стать темой детективного романа) и всевозможные — под разными номерами — солнцезащитные кремы и эмульсии. Те, кто пришел парами, по очереди умащают друг друга. Душки-старички, и без загара уже цвета продубленной кожи, поливают лосьоном свои лысые головы, демонстрируя волосатую седую грудь. Запахи кремов и лосьонов растворяются в воздухе, пахнущем соленым морем, мертвыми крабами, водорослями. Когда Гарри ведет всех за собой по песку, он чувствует, что головы одна за другой поднимаются и глаза, скрытые темными очками, исподволь на них косятся; его распирает приятное, неведомое ему чувство оттого, что все видят его с женщиной, которая годится ему в дочери, и с двумя маленькими детьми. Его вторая жена, вторая семья. Или, может, третья, а то и четвертая. От одной семьи к другой — так жизнь и проходит.

Шлепает, шипит, пенится прибой, и в этой пене короткими перебежками охотятся кулики: пробежит, остановится, клюнет что-то, снова пробежит. Лапки и голова двигаются быстро-быстро, как заводные. Рой думает, что они игрушечные, и хочет их поймать, да куда там! Когда Гарри развязывает шнурки и снимает кроссовки, шершавый песок под голой ступней оказывается неожиданно прохладным — под верхним, пригретым солнцем слоем еще держится холод ночного прилива. Сверху на стопах у него червячками расползаются синие вены, у голени ноги белее мела и все в трещинках — как будто он по колено забрел в старость. Дрожь страха пробегает у него по ногам. Это море, это солнце, слишком они огромны — космические жернова, размолотят его и не заметят. Он ведь играет с огнем.

Грег поджидает их в будке из плексигласа на удаленной от воды границе пляжа, возле каких-то пальм с выступающими из земли корнями. Он уже вынес из будки руль, шверт и два спасательных жилета из черного пенопласта. Кролику не по душе ни цвет, ни фактура; куда подевались старые яркие жилеты, набитые капком[194] из плодов хлопчатого дерева, ну, хотя бы того, что растет в саду Томаса Эдисона.

— Вы раньше ходили под парусом? — спрашивает его Грег.

— Само собой!

Но что-то в его тоне заставляет Грега дать ему кое-какие наставления:

— Всегда поворачивайте румпель в сторону от паруса. Следите за гребнем волны, чтобы знать направление ветра. Если ветер с кормы, немного потравите парус.

— Ладно, ладно, — говорит Гарри, выслушав его вполуха, потому что в голову ему лезут малоприятные воспоминания о том, как в среду Эд Зильберштейн набрал буги на первой лунке и как он сам смазал начало игры и в результате позорно продул.

Повернувшись к Пру, Грег спрашивает:

— Девчушка-то ваша плавать умеет?

— Само собой! — говорит она, машинально повторяя небрежный ответ Гарри. — Она чемпионка летнего лагеря по плаванию.

— Ма! — жалобно возмущается девочка. — Я же была вторая!

Грег опускает голову и смотрит вниз, на Джуди, — солнце у него за спиной сияет так ярко, что даже тень на его лице излучает голубоватое сияние.

— Не будем мелочиться, вторая — почти что первая. — Но он еще не все обсудил с ее матерью, и, вновь обращаясь к Пру, Грег говорит: — Я бы не советовал вам отпускать малыша. Сегодня ветер с берега, здесь-то, за гостиницей, он совсем не чувствуется, но в море он даст о себе знать, скорость будет приличная. Укрыться на лодке негде, каюты нет, а соскользнуть в воду на скорости ничего не стоит.

Она смотрит на Грега Сильверса с невеселой кривоватой улыбкой и смущенно переступает с ноги на ногу, словно, стоя рядом с ним, мужчиной ее возраста, она вдруг застеснялась своей полунаготы. На ней коричневая, в разводах, рубаха-дашики, а под ней цельнокроеный белый купальник с такими вырезами на боках, что нога открыта чуть не до тазовой кости. Этот нынешний покрой заставляет женщин основательно подбриваться. Через какие мытарства они только не проходят, бедняжки! Существует даже специальная процедура — с помощью какого-то особого воска можно удалить волосы насовсем. Но ведь мода на купальники может снова измениться! Лично ему, Кролику, больше всего по вкусу дорейгановские раздельные купальники-бикини, где нижняя половина представляла собой весьма условную полосочку, которая болталась где-то под животом, — вспомнить хотя бы Синди Мэркетт, вот у нее был купальник что надо. С другой стороны, в новом стиле тоже есть свои достоинства: купальник Пру выгодно подчеркивает ее длинные ноги и заодно подбирает ее раздавшиеся бедра и талию.

— Он останется со мной на пляже, тут и думать нечего, — говорит она Грегу Сильверсу и, словно ставя на этом решительную точку, наклоняет голову, так что рыжие волосы падают на лицо, и стягивает с себя дашики, выставляя напоказ тонюсенькие лямочки купальника и широкие, белые, в бледных веснушчатых пятнышках плечи.

— Сколько времени в моем распоряжении? — напоминает о себе Гарри сыну Эда Зильберштейна. Эти его европейские плавки в обтяжку обрисовывают все так, что и не хочешь видеть, да увидишь.

— Ровно час, сэр. — «Сэр» выскочило у него случайно, по рассеянности, и, спеша исправить оплошность, он говорит прежним непринужденно-дружелюбным тоном: — Ну, вы понимаете — плюс-минус, если и запоздаете, большой беды не будет. Сегодня лодки не нарасхват, многие побаиваются выходить при таком ветре. Берите девятнадцатый номер, там, в конце.

Уже уходя, Гарри слышит, как Грег спрашивает Пру:

— Сами-то вы откуда, где живете?

— В Пенсильвании. Вообще я родом из Акрона, штат Огайо.

— Вот так так! А я где вырос, знаете? В Толидо!