Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов

Он закряхтел, опускаясь на колени и заглядывая под кровать, которую я починил-таки.

— Знакомства, — продолжил он, — это ещё так… Я вот тоже с несколькими генералами знаком, притом без врак. Награждения, то да сё… Они ж не всегда генералами были, так-то! Я-то про них помню, а они обо мне? То-то! Сколько таких капралов и сержантов им было представлено? Не тысячи даже, а десятки тысяч!

— Я смотрю, ты и туалет починил? — поменял он тему, — Так я того… опробую!

Не дожидаясь ответа, он заперся там, закрыв дверцу на крючок.

— С этой… Папиашвили так же! — громко продолжил он повествование, заглушая словами иные звуки, — Знакомств у неё много, а вспомнят ли? Да и вспомнят… не все добром, я так полагаю.

— Она, Эка, потому и привечает всяких таких, вроде тебя… речь прервалась звуками смываемой воды, — но с тобой, хе-хе… обманулась! Мальчишка ещё совсем, а надо же…

— Ну, всё чистенько, аккуратно, — подытожил он осмотр комнаты, — а ещё и починил много, так что не бойся! Если что, я засвидетельствую — что было, и что стало. Хотя о чём… не бойся, хе-хе! Кому!

— А так да… — он завздыхал, спускаясь по лестнице, — противная баба! Специально таких постояльцев выбирает, чтоб безответных. Приезжих всяких, да чтоб пугливые. Я когда могу помочь, а когда и… она ж, зараза такая, тоже время выбирает! А потом начинает — то проверки внезапные за каким-то чёртом, то ещё что придумает. Бывало, что все деньги ей отдавали, что в кошельке были, а сами… когда и на улице оказывались, так-то.

— Заходи, когда время будет, — попросил он, помогая мне закидывать вещи в багажник такси.

— Обязательно, — искренне пообещал я старику, к которому даже немного привязался.

Недолго я пробыл в Париже, а успел обзавестись всяким хламом, который вроде и не слишком нужен на новой квартире, но оставлять его старой квартирной хозяйке не хочу принципиально! Вся эта мелочёвка… тазик для мытья, дешёвая посуда, старый лоскутный плед времён Второй Империи[24] и прочее, заботливо упакованное так, чтобы человек посторонний не понял копеечную их ценность.

Дом, в котором расположена квартира Анны, достаточно высокого класса, и мне не хотелось бы ставить её в неудобное положение. Париж! Пристрастие к однополым связям или бытие содержанкой (да хоть бы и альфонсом!) не слишком осуждается обществом, а в иных кругах принимается как нечто совершенно естественное. А вот скупость… фу! Фу! Нельзя!

А я не скуп… скорее даже наоборот. В Париже, сняв дешёвую квартиру, в остальном начал жить на довольно-таки широкую ногу. Не по средствам.

Спора нет, молодость даётся только раз. Но ведь и средств у меня не так много!

Если выбор стоит между покупкой крохотной квартиры где-нибудь в Бельвиле и скромной рентой, на которую можно в лучшем случае оплатить счета за воду, газ и электричество, и между (как минимум!) неплохим состоянием и возможностью не задумываться при оплате счетов в ресторане, но через несколько лет, я выбираю второй вариант!

Расплачиваясь с таксистом, выгрузившим багаж возле входа, взглядом ищу швейцара. Положено… тот самый случай, когда затаскивая вещи самостоятельно, расписываешься в плебействе, компрометируя заодно хозяйку квартиры. Самостоятельно можно нести саквояж, трость, и перекинутый через руку плащ.

Швейцар, мигом оценивший как платежеспособность, так и воспитание, был вежлив и услужлив, но как и всякий профессиональный лакей, знал себе цену. Немалую…

Занеся в парадное багаж, он шуганул подозрительного оборванца, крутившегося подле.

— Пошёл прочь, сукин сын! — замахнулся швейцар, но оборванец ловко увернулся от оплеухи, и как мне показалось, с трудом сдержался, чтобы не влепить ему добела сжатым костлявым кулаком в бородатую морду.

— Простите, месье… — отступив на шаг, повинился мне швейцар, — верите ли, едва гонять успеваю!

— Сам ты сукин сын, — сплюнув на асфальт, на русском ответил оборванец швейцару, и запахнувшись в блузу не по размеру, развернулся было прочь.

— Мимо пройти не моги… — едва слышно добавил он, ссутуливаясь ещё сильней, — как собаку отовсюду! Как умирать за Прекрасную Францию, так вив ля рюс! А как…

— А ну-ка постой, — окликнул я оборванца на русском же.

— Месье? — осторожно поинтересовался швейцар.

— Подожди здесь, — приказываю повернувшемуся земляку, кидая тому монету в пять франков.

— Может… — негромко говорю я, — он и сукин сын, но он НАШ сукин сын!

Зайдя с земляком в дешёвое бистро, коих в Латинском квартале не один десяток, взглядом ловлю вертлявого немолодого официанта с прилизанными бриолином волосами и роскошными усами.

Я здесь не то чтобы завсегдатай, но бывает, заглядываю. В таких вот непритязательных заведениях, рассчитанных на студенческую бедноту и мелких клерков, обстановка обычно самая скромная. Однако же готовят, как и почти везде во Франции, вполне недурственно, а два-три фирменных блюда — так, как не во всяком ресторане!

— Месье Алекс, — чуть фамильярно приветствует меня подскочивший гарсон, улыбаясь в прокуренные усы, — рад видеть вас.

— Привет, Жером, — киваю ему с ответной улыбкой, — вот, земляка встретил, посидим у вас. Олья[25] есть?

— Минут через… десять дойдёт, — достав старые серебряные часы на широкой цепочке, не сразу отозвался официант, — Подождёте? Мне пока кофе принести?

— Неси, — соглашаюсь я, — и… какой-нибудь лёгкой закуски, пожалуй.

— Разумеется, месье Алекс, — с лёгкой укоризной отозвался гарсон.

— Живут же люди… — протяжно сказал земляк и прерывисто вздохнул, после чего крепко сжал губы. Хмыкнув криво, он разгладил коротко стриженые усы щёточкой и поинтересовался с вызовом:

— Душу за похлёбку изливать надобно? Так, барин?

— А хоть бы и так, — спокойно отозвался я, прекрасно понимая его состояние.

— Ну… — он пожевал губами и покосился на Жерома, подошедшего с подносом. Кофейник с чашками, молочник со сливками, сахарница, небольшое блюдо с бриошами и крохотная маслёнка.

— Афанасий я, — с каким-то вызовом сказал земляк, подрагивающей рукой беря булочку, — из Москвы, из Хамовников.

Он замолк, вцепившись в булочку зубами, и откусил крохотный кусочек, пережёвывая его истово, как человек, знакомый с голодом не понаслышке. Молчу и я, наливая кофе себе и ему, не спрашивая собеседника о сахаре и сливках — всего, и пощедрей!

— В тринадцатом призвали, — нехотя продолжил земляк, ссутулившись над столом и брякая ложечкой в чашке, — Попервой в запасном батальоне — ать-два, коротким коли, ешь начальство глазами да изучай словесность[26]. Ну и в морду, вестимо дело, при всяком подходящем случае.

— Настроение дурное у унтера, и н-на! — пояснил он с кривоватой усмешечкой, — Как стоишь перед начальством, сукин сын! Оно по закону вроде как и нельзя, в морду-то, а так-то и офицеры не брезговали