Унесенные будущим - Евгений Румянцев

Годяй устало закрыл глаза. От последствия наркоза мысли шевелились лениво, за каждую из них уцепиться было практически невозможно. Но с минуты за минутой их логические цепочки, вначале бессвязные и раздробленные на короткие отрывки из сцен воспоминаний, приходили в порядок, разрозненные пазлы в какой-то момент связались воедино, и он вспомнил...

То, что им помогли выбраться из локального филиала ада, затеянного самими же от переизбытка жадности перед первобытным инстинктом пытаться сожрать все движущееся, и сейчас находятся в больничке, он уже понял. Осталось понять, где именно в данное время находятся, в смысле на поверхности или на каком уровне под землей. Контракт-то до конца не выслужен и неизвестно, зачтут ли восстановление после ранения в послужной список. Опять работать под землей во благо Пришельска с его мрачным и депрессивным состоянием не было ни желания, ни упорства. Довела их со своей странной идеей Карина до ручки. Теперь с вырванным куском плеча и забинтованной ногой он представляет из себя незавидного охотника за приключениями. А все чертова свинья, правильно говорят мусульмане — грязное животное, оказалось, еще и мстительное даже после собственной смерти.

В палату, где он пока находился в гордом одиночестве, зашла медсестра. «Наверно, та, которую так немилосердно бранил врач перед моим пробуждением», — подумал Годяй, с интересом наблюдавший, как ему ставится новая капельница.

— Где мы находимся, сестричка?

— В полевом госпитале для нижних чинов, где же еще? — раздраженно ответила она. — На большее вы еще не заслужили, хоть в коридоре всем сочувствующим яростно втирают в мозги о вашем славном подвиге. Лично я, судя по виду рассказчика, подозреваю, вы серьезно залетели по другому поводу, раз он так настойчиво просит провести его в эту палату перед появлением службы из департамента расследований.

— Спасибо, добрая женщина, дай вам бог еще чего-нибудь разбить, — слабым голосом произнес Годяй, внутренне вскипевший от обиды.

— Спасибо скажешь, если вместо физраствора не заменю капельницу на мочегонное, а чтобы не промахивался мимо утки, введу от нее шланг в одно место. — едко пообещали в ответ. — Через три минуты можешь принимать своего первого гостя, а через полчаса переведут в общую палату. Остряк, блин, нашелся на мою голову.

Годяй, в красках представивший возможное кощунство над собственным организмом, моментально замолк, а через обещанное время в палату ворвался незнакомый мужик в форме.

— Уфф, успел! — торжествующе произнес он, бесцеремонно ставя стул около изголовья.

— Вы кто?

— Из твоей роты, но это сейчас неважно. Запоминай. В овраг вы сунулись не за свиньями, а из-за подозрительного движения в кустах. Когда дошли до точки, обнаружили там готовящихся к вылазке на наши позиции «лесовиков» и с ходу ввязались в боевое столкновение, не дав атакующим порядкам врага развернуться. Дальше можешь чесать, что было, никто проверять не сунется. Про свинью ни слова, она уже не опровергнет, а неповрежденные останки мы всей ротой зачистили и съели. Выздоравливай, герой!

— Почему четырех, я два тела видел. — удивился Годяй.

— Потому что дважды два — и есть четыре! Ну иногда пять, еще реже шесть и почти никогда — восемь, шаришь? Я не удивлюсь, когда именно эта цифра в штабе батальона будет озвучена. И вам выгодно, и всем. Проверять туда все равно никто не полезет, сейчас по обе стороны ленточки грандиозный шухер. Как поговаривают, свинья не выдаст, герой не попробует. Счастливо!

Годяй пытался еще что-то спросить, но юркий однополчанин уже исчез за дверью, а через три минуты в нее ввалилась следующие непрошенные посетители. Ими оказались упомянутые зловредной медсестрой дознаватели из департамента расследований, битый час пытавшие раненого по поводу их «мясной» вылазки. Годяй, удивляясь прозорливости собственного начальства, пославшего к нему гонца, в подробностях описал, как было дело, не забывая приукрасить некоторые детали. Помимо четверых «лесовиков», от себя на всякий случай добавил полную восхищения историю про героический поступок Илая, бросившегося под огонь противника и закрывшего грудью от их пуль командира. Теперь главное, чтоб Карина подтвердила, надо узнать у сестрички, где она. Зря он тетку пытался задеть, вот оно как оборачивается.

Недоверчиво рассматривая наполовину завернутого в бинты Годяя и записывая показания, следователи задавали каверзные вопросы, но не тут-то было. Парень, поневоле ставший тертым калачом по этим делам, спокойно и обстоятельно отвечал на вопросы, избегая скользких мест в своей истории. Чужеземец-матрос, затерявшийся в чужих водах, глухонемой «божий» человек или, наоборот, герой-инопланетянин — все сойдет в подобных рассказах за правду, лишь бы не противоречить местным реалиям. Эти же, по его укоренившегося мнению, многими пунктиками были похожи на его прошлую жизнь, потому и бессовестно врал, как дышал, а дышалось в эти минуты подозрительно легко и часто.

Наконец, дознаватели удовлетворились и вежливо попрощались, по привычке зыркая прожигающими взглядами. Сестричка тоже оказалась отходчива, поведав по секрету раненому, что его боевая подруга сейчас на перевязке и, так уж и быть, за положенную булочку с повидлом от обеда, приведет ее к нему, как только освободится.

Девушка встретила его с искренней радостью, оказалось, что она лежит в четырехместном отсеке этажом выше, пока не освободится место в корпусе выздоравливающих.

— Годяюшка! Милый! Помоги мне отсюда поскорее выбраться!

— Как-то подозрительно это звучит, — неуклюже приобнял он здоровой рукой бросившуюся к его постели Карину. — «Годяюшек» я от тебя еще не слышал...

— Здесь просто ужасно! Нет отдельных женских палат и душ общий! И туалет тоже, прикинь!

— Ах вот в чем собака порылась! — ласково прошептал он ей на ухо. — Ну прости, видимо после апокалипсиса с новыми десятками гендеров власти с течением столетий окончательно уравняли права всех их типов. Или извечная борьба за эмансипацию достигла своего апогея, ты почитай насчет этого в инфопедии.

— Тебе смешно? — яростно прошипела девушка, хлопнув его кулачком по груди.

— А-аааа! Не так сильно, в плечо же отдает! Я понимаю, что от любви до ненависти один шаг, но не до такой же степени!

— Ну, извини, сам виноват со своими дурацкими подколками!

— Посуди сама, как я тебе помогу, если тебя всего лишь с обожженным боком и парой царапин быстрее отсюда выпишут? Ты лучше скажи, мы опять под землей находимся? Что в окнах видела?

— Нет тут нигде окон...

— Опять начинается... — вздохнул Годяй. — Кстати, подруга,