Невольница - Разия Захир

— Попроси его подождать в гостиной.

— Но там госпожа. И они зовут вас.

— Иду. — Она встала, выбрала бирюзовое сари из жоржета и стала подбирать к нему блузку. Суман тоже поднялась.

— Тогда я пойду. Здесь можно пройти через веранду?

— Подождите немного, я проведу вас гостиной. Я буду готова минут через пять. Я познакомлю вас с Джавидом.

— Я не хочу торопить вас. Когда-нибудь в другой раз с удовольствием познакомлюсь с вашими друзьями. До свидания.

— До свидания!

Суман прошла через веранду и направилась к калитке, открывавшейся в переулок. Под окном комнаты Нафис она увидела Салмана с заступом в руках, он готовил клумбу под саженцы жасмина.

— Уходишь, Суман? — спросил Салман.

В этом несказанном «ты» звучали и нежность, и товарищеское доверие, и уважение. Она остановилась и ответила.

— Да, мы договорились. С послезавтрашнего дня я буду приходить сюда между двенадцатью и половиной первого.

Он улыбнулся, сказал «хорошо», посмотрел по сторонам и вполголоса спросил:

— Хотите выйти через эту калитку?

— А что? — удивилась Суман. — Здесь нельзя?

— М-м… можно. — Он посмотрел на открытые двери гаража. — Но старухи говорят, что незамужним девушкам опасно ходить мимо гранатовых деревьев: на них водятся джинны и прочая нечисть… — Он встал, взял в одну руку заступ, а другой стал отряхивать брюки, но больше не взглянул на Суман.

А может быть, он догадался, что она боится столкнуться с Джавидом? Но тогда он должен знать, почему она не хочет этой встречи, почему она ищет дружбы Нафис… А если Салман даже и не подозревает, кто такой Джавид?.. А может, он сам соучастник их тайн? Нет, нет… Разве можно подозревать каждого… Суман подняла голову.

— До свидания! — сказала она и пошла к воротам.

Салман сложил на груди руки, прислонился к стене и смотрел ей вслед, пока ее сари не скрылось за воротами. Тогда он улыбнулся и сказал вслух:

— Нежный цветок.

13

Смеркалось. Суман накупила овощей — в конце дня они продавались дешевле.

— Берите бобы, уважаемая. Только что принесла, совсем свежие, — уговаривала толстая зеленщица в рваном сари. Неторопливо перекладывая овощи и совершенно не обращая внимания на то, что при каждом движении в прорехах сверкало голое тело.

Подавая кошелку, Суман еще спросила:

— А что у вас спрятано вот там, под красной тряпкой? Небось что-нибудь получше? — Суман захотелось подразнить толстуху.

— Что вы, уважаемая. Там лежит мой братишка. «Получше»! — рассмеялась та.

— Братишка?

— Да, — гордо ответила женщина.

— Ведь совсем недавно я покупала у вас, и его не было…

— С тех пор, как вы покупали в последний раз, прошло уже семь дней, — вздохнула та. — Барышня, что вам дать еще? Возьмите горный перец.

Рядом старик зеленщик выкладывал пирамиду из баклажанов. Они все время рассыпались. Старик терпеливо собирал их и начинал заново.

— Милость божия — это бесценный дар. Когда бог захочет, тогда и наградит, — пробормотал он.

Красное покрывало зашевелилось, ребенок замахал крохотными смуглыми кулачками. На запястьях были привязаны черные и синие камешки-амулеты. Ребенок засучил ножками и пронзительно завопил. Зеленщица крикнула:

— Сона, эй, Сона!

За лавчонкой с камышовой крышей, под большим магазином, был подвал. Оттуда выбралась коза, удивленно осмотрелась и направилась к торговке овощами, за ней вышла девочка лет пяти или шести, в длинном, до пят, платье, которое шили не на нее или на вырост, а скорее всего кем-то подаренном, за девочкой приковылял, весело помахивая хвостом, щенок. Девочка подошла, стащила с малыша красное покрывало, отбросила в сторону и взяла ребенка на руки. Голова у малыша бессильно повисла.

— Что ты делаешь? Ведь у него переломится шейка, — испугалась Суман и потянулась к ребенку.

Зеленщица засмеялась:

— У бедняков шеи крепкие, не так-то легко переламываются… Неси его отсюда… Так, что вам еще положить, уважаемая?

Девочка унесла ребенка в угол под камышовый навес. Ноги и шея малыша болтались из стороны в сторону. Она опустилась с ним на корточки и стала его баюкать. Щенок присел возле нее, а коза обнюхивала девочке спину.

— Нет, сестра, больше мне ничего не надо. Я набрала на все деньги, — ответила Суман, рассчиталась, взяла сумку и пошла.

По обеим сторонам узенькой пыльной улицы стояли лавчонки торговцев фруктами и овощами. Кое-где между ними пристроились лоточники, и в тусклом свете масляных плошек виднелись длинные бруски неочищенного сахара, мелкий горошек, дешевое печенье из гороховой муки, соленые бисквиты. Мальчишка под густым тамариндовым деревом старательно возводил высокую пирамиду из золотисто-желтых лимонов. Рядом лежали связки пахучей зеленой мяты, целая гора имбиря, а на ветви тамаринда была подвешена проволочная корзинка, полная яиц.

Суман добралась до перекрестка. Теперь ей оставалось только купить немного фруктов и катушку белых ниток. Здесь, на перекрестке, была ужасная толчея, из-за шума нельзя было различить голоса продавцов, даже если они кричали над самым ухом.

— …сказал, что четыре монеты! Берите картошку по четыре монеты!

— …берите, берите красные, не по сезону красные помидоры, только что привезли с гор, специально для вас, уважаемые, доставили, берите…

— …подходи, любезный. Прекрасная, спелая гуява, вкуснее яблок…

— …полфунта горячей халвы отдаю в полцены…

— …мелкие манго для соуса, больше нигде не найдете, господин. Продаю мелкие манго, манго, берите манго!

Неожиданно перед Суман будто из-под земли вырос маленький, совершенно голый мальчишка.

— Госпожа, одну монетку, всего лишь одну монетку, великая госпожа.

Во всех лавчонках уже светили керосиновые коптилки, дым от них застилал все вокруг. Было видно, как в прачечной напротив по свежевыстиранному белью быстро двигается пышущий жаром утюг и от него летят искры. Сам гладильщик был скрыт ширмой, но виднелась его крепкая черная рука. В дощатом сарайчике под жестяной крышей изможденный человек с желтым лицом строчил на швейной машинке. Прислонившись головой к его ноге, сидел малыш в неимоверно грязной рубашонке. Портной клевал носом, засыпал, просыпался и снова поднимал голову, не переставая строчить.

Чуть дальше на ветхом крылечке сидел человек, по виду деревенский, с бритой головой, с длинным клочком волос на макушке, в рубахе из грубой красной домотканой материи и коротком дхоти. Он громко и самозабвенно пел, часто повторяя одни и те же слова:

Опять придет весна —не уезжай на чужбину, милая…

Он все время нагибался. Поднимал с земли камешки и бросал их в торговку напротив.