Вепрь-3 - Константин Калбанов

Все разрешилось, когда с вестью к Миролюбу прибыл лично Градимир, ладненский воевода побоялся предстать пред светлы очи. Смолин появился не один, а в сопровождении сотни посадских, доставил к шатру Великого князя, короля Карла. Первому пришлось изрядно почесать затылок, как ему поступить: наказать ослушника или наградить человека переломившего не ход сражение, а всей войны. Награда воспоследовала, а в наказание, Градимир еще два года должен был провести в должности воеводы Обережной, ну раз уж у него так славно получается ее беречь.

— Вот и я о том думаю, — согласился старик. — Он за себя бережется, да за людишек своих, за коих ответственность чувствует. Боится, что задумки его много прибытка принесут, и тот прибыток нам глаза застит, а того не ведает, что спокойствие княжества для нас дорогого стоит.

— А есть ли там столь великий прибыток? — Усомнился Световид.

— Уверен, что есть. Сколько может стоить оружие, с помощью которого пара десятков, сомнительно, что у него больше, сумели знатно потрепать два полка? А как тем оружием вооружить цельный полк? То-то и оно. А еще сдается мне, тут не только в оружии дело. Есть еще что-то. Я в том уверен.

— Сегодня же отправлю в Обережную гонца, чтобы Добролюб прибыл сюда. Как говорится — сядем рядком и поговорим ладком, — решил Световид и получил одобрительный кивок отца.

Обманывать бывшего скомороха в его планы никак не входило. Каким бы это не казалось абсурдом, но у него и в мыслях не было порушить слово главы рода, данное им тут же, в этой самой горнице. И не имело значения, что все знавшие о том, сейчас находились здесь же. Все в этом мире имеет цену и далеко не всегда та цена измеряется златом и серебром, есть нечто, чего ни за какую деньгу не купить.

— Я вам еще не все обсказал, — начал Градимир и было видно, что говорить он намерен о вещах серьезных. — Тут дело касаемо нашей семьи…

— Это что же получается, Смеяна… — Выслушав рассказ сына, хмуро начал и осекся Световид.

— Нет не получается, — твердо возразил Градимир. — В том уверен и сам Боян, хотя и съедает его ревность, как ржа добрый клинок, и я за то голову на плаху положу. Но вот сказать, что зять не прав я не могу.

— Выходит, Смеяна честь блюдет и сомнений в том никаких быть не может?

— Батюшка, а есть ли у тебя сомнение в твоей невестке?

— Это еще что за весть несказанная!

— Коли не ведаешь, то я скажу. Жена моя всю жизнь иного любит, с младых лет, но ни взглядом, ни делом того не показывает, будучи верной и преданной моей спутницей по жизни. Смеяна дочь ее и оного от нее ждать нельзя, а сердце… Сердцу не прикажешь.

— Эвон как все. А я ни сном и не духом. А как же так-то? Ить вижу, что ты не просто по долгу с ней, хотя и без вашего ведома вас окрутили.

— Верно все видишь, люба она мне. До гробовой доски люба. Но сложилось так, как сложилось.

— Значит в Смеяне уверен?

— Про то уж сказывал.

— Ну и слава Отцу небесному.

— Погоди. А чего же ты только о Смеяне и спрашиваешь, а про скомороха..?

— Видать пришла пора. Ведаю я о том, что Добролюб в Смеяну влюблен и давно уж, еще с того дня как впервые порог нашего дома перешагнул. Вот только, место свое он знает и всегда знал, а от того любовь ту от самого себя всегда таил.

— Гхм, — неожиданно закряхтел старик.

— Да брось, батюшка, — отмахнулся было Световид, но видя, что старик не собирается отступаться, вздохнул и продолжил. — Барон Берзеньш. Когда встал вопрос, что или мы его справадим на тот свет, либо он доберется до тебя, я решил послать Добролюба, чтобы он его упокоил и устранил ту угрозу.

— То я ведаю.

— Ведаешь, да не все. Заставить его то сделать я не мог. Нужно было, чтобы у него появилось, что-то, чего он не захотел бы лишиться, что-то, чем можно было бы использовать как поводья. Я так рассудил, что пока ты в крепости, да под крепкой охраной гарнизона, то барону до тебя не добраться. Потому решил обождать, пока он не обзаведется семьей, сам, так чтобы ответственность почувствовал, а еще лучше когда женка понесет. На одной деньге далеко не уедешь. Насколько же он ловок, не мне тебе рассказывать, попытка же могла быть только одна. А Берзеньш тот, чтоб ему в гробу перевернуться, прости Отец небесный, достал таки тебя в крепости и едва ядом не извел. Когда я направился в Обережную, то взял с собой Смеяну, хотя легко мог и оставить. Взял с умыслом. По дороге в Обережную, мы остановились на постоялом дворе и я предложил Добролюбу за плату порешить старика. По виду понял, что ни за какие деньги он на то не пойдет, скорее уж в бега подастся. Настаивать не стал, только сказал, чтобы подумал, а ответ дал когда я назад поеду. На обратном пути, тебя опять попытались убить…

— То был не Берзеньш, — скорее утверждая, чем вопрошая произнес Градимир.

— Прол, тот болт пустил, по моему приказу, а потом скрылся в лесу. Про то знали только трое, мы с батюшкой да он. Теперь знаешь и ты.

Прол мог. Не просто боевой холоп, а потомственный охотник, такой, что из арбалета воробья бил влет. Такой маху не даст, а лес ему что дом родной, поди его там сыщи, он и лешака со следа собьет, не то что людей.

— Теперь я тебе скажу, не смей его ни в чем винить. Конь Смеяны запнулся или она его неожиданно вперед пустила, от того стрела и царапнула ее. Он как прознал, едва себя живота не лишил, я его почитай из петли вынул.

— На что же мы способны, ради родни.

— На многое сынок. Но если есть возможность не переступать через себя, то так и следует поступать.

— Выходит, он за дочку мою упокоил барона, а не за деньги.

— Выходит, что так. Потом, за семью свою, порешил прорву народа и случись ничто его не остановит кроме смерти. Я так мыслю. Коли уж все складывается так, то нужно его отослать так далече, чтобы и духа его рядом с нашим родом не было. Оно и за Смеяну будет покойней и перед Отцом небесным будем чисты.

— И куда ты думаешь его услать?

— Малагин, батюшка твоего бывшего помощника, помнишь почему легко отделался за трусость свою?

— Дак корабли они океанские ладили.

— А для чего ведаешь?

— В море Миролюб вровень с другими державами выйти хочет, вот и ладит эскадру.

— Не просто тут все. Оно и здесь проблем хватает, но только имеет он думку, основать поселение славенское в Новом Свете. Вот-вот клич бросят. Закон вскорости выйдет, что тем крепостным, что возжелают своей волей ехать в колонию, вольная выйдет. Касаемо это лишь тех, у кого в крепостных более ста душ имеется и не более одной семьи.

— Так это почитай только бояр и коснется.

— Не только, но в основном.

— Предлагаешь Добролюба спровадить в Новый Свет? Не выйдет. Я ить сказывал, что дочка у него обнаружилась. Грудничковая она, куда ей дорогу осилить. Коли силком выдворим его, да с ней несчастье приключится… Беда будет. Тогда уж лучше слово порушить и лишить его живота. Ему ить без разницы кого резать, а мстить он станет люто, про то вы ведаете.