Среди песчаных холмов - Кристина Ролофсон

– Что-нибудь не так?

– Твой отец, – начала она. – Вы были очень близки?

– Да. Я стал работать рядом с ним, едва лишь научился ходить, как и моя сестра Стефани, но она хотела покинуть ферму, а я хотел лишь одного – оставаться здесь до конца своих дней. – У нее по-прежнему был печальный вид, поэтому Мэтт показал на грубую приставную лестницу, прибитую к стене: – Ты когда-нибудь забиралась на сеновал, городская леди?

Ее лицо просветлело:

– Сначала поужинал, а теперь обзываешь меня?

– Давай. – Он поставил ногу, обутую в сапог, на перекладину лестницы. – Я полезу первым и помогу тебе подняться. Верхняя ступенька немного пошаливает.

Он легко взобрался по лестнице, потом опустился на колени, чтобы подать ей руку. Он почти втащил ее наверх и выпустил сразу же, как только она обрела равновесие и встала на ровное место, где не было сена.

– Я видела стога сена на полях по дороге в город, – сказала Эмма. – Я не знала, что вы держите сено еще и в сараях.

– Мы запасаем его на прокорм лошадям и немного для телят, которых содержим рядом с домом, – объяснил он и поднял взгляд на потолок. – Дождь лупит вовсю.

– Здесь хороший запах. Вот он, запах сарая. – Она села на сноп сена и осмотрелась вокруг. Подросший котенок вынырнул откуда-то и потерся о ноги Эммы. – Привет, киска. – Она погладила зверька по спине и взглянула на Мэтта: – Как он сюда попал? Мэтт улыбнулся:

– В западном крыле сарая есть пологий подъем со ступеньками.

– А ты заставил меня карабкаться по приставной лестнице.

– Я подумал, тебе будет полезен такой опыт, – сказал он в свою защиту.

Эмма засмеялась. Смех спугнул котенка, который удрал вверх на гору из сена.

– Меня радует, что мне не нужно спускаться вниз по приставной лестнице. По мне, легче подниматься, чем спускаться.

– Тебе не нужно никуда уходить. – В его слонах прозвучал дополнительный смысл, который он не вкладывал в них сознательно, но который, однако, не сумел и скрыть.

– Я бы не могла оставить тебя с больным ребенком и Рут, которая неважно себя чувствует. Это было бы несправедливо.

– Люди совершают много несправедливого.

– Но не я, – сказала она, поднимая подбородок в характерной манере, которую он уже запомнил.

– Нет, – подтвердил он, – не ты. Впрочем, лучше тебе уйти. Во всяком случае, не следует оставаться здесь наедине.

– Не следует? – Она улыбнулась ему, припоминая, как вчера в их разговоре он подчеркивал эти слова.

– Это ошибка, – вымолвил он, приблизившись к ней на шаг и увидев, как расширились ее зеленые глаза. Он взял ее за руку и повел в ту сторону, где был пологий спуск.

– Да, – согласилась она. – Очень большая ошибка.

– Ошибки случаются, – прошептал он, притягивая ее к себе. И его руки как-то сами собою обняли Эмму, рот вкусил сладостную теплоту ее дыхания, и они оба повалились в душистое сено. Он не мог больше себя сдерживать, как не мог остановить барабанную дробь дождя по крыше над их головами, особенно когда она ласкала пальцами его лицо и вплетала их в его волосы, когда их губы были слиты в поцелуе, от которого они больше не могли удержаться.

Он целовал теплую кожу над ее ключицей, его рука скользнула по мягкой хлопчатой ткани ее тенниски и легла на ее грудь.

– Мэтт, – сказала она, задыхаясь, в то время как он ласкал большим пальцем ее набухший со сок. – Есть кое-что…

Он коснулся языком края ее нижней губы:

– Кто-нибудь говорил тебе, как нежен твой рот?

– Нет. Какое…

После еще одного долгого поцелуя он оторвался от ее рта.

– Эмма!

Она открыла глаза.

– Что?

– Скажи мне, что это не ошибка.

Эмма провела пальцем по его щеке и слегка коснулась его губ.

– По-моему, это не похоже на ошибку, но за последнее время я их совершала столько, что ни в чем не уверена.

– Я тоже, – пробормотал Мэтт, придавливая ее теплое тело своим. – Думаю, нам просто нельзя упустить этот шанс.

– Хорошо.

Она улыбнулась ему, и Мэтт почувствовал, как камень упал с его сердца: она хочет его, как хочет ее он, – вот подлинное чудо, дарованное им этой дождливой воскресной ночью.

– Поцелуй меня опять, – сказала Эмма. – Нет ничего слаще.

Он не смог сдержать улыбки.

– Леди, ты в двух шагах от непоправимого. Поцелуй – это только начало.

– Я слышала об этом. – Ее взгляд не дрогнул, когда он посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе придется научить меня остальному.

Он не сразу уловил смысл ее слов, но растерянное выражение на лице Эммы наконец вразумило его.

– Ты хочешь сказать, что никогда…

– Нет. Никогда.

– А твой жених…

– Хотел подождать.

Этот жених, должно быть, был холоднее льда, подумал Мэтт, однако он ничего не желал знать о другом мужчине, которого любила когда-то Эмма. Все, что ему следовало знать, она уже сказала. Женщины – непредсказуемые создания и обладают порой странными понятиями.

– Хорошо, – все, что мог сказать на это Мэтт. – Я ни с кем не занимался любовью очень-очень давно, – признался он, лаская губами ее губы. – Нам придется обучаться вместе, пока у нас не получится все, как надо.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кое-как они разделись; постелью в сене для них стали их куртки. Теперь Эмма трепетно и радостно отзывалась на его прикосновения своей разгоряченной, сверхчувствительной кожей. Мэтт ласкал ее кончиками пальцев, что вызывало во всем ее теле дрожь, и она отвечала ему столь же настойчивыми ласками.

Он больше не спрашивал ее, действительно ли она хочет его близости. В этом не было нужды, ибо ее тело жаждало ласк не меньше, чем его. Он опрокинулся на спину, не выпуская ее из объятий. Она взглянула в его темные глаза и поняла, что он из тех, кому можно верить.

– Неужели бывает еще лучше? – спросила она дразнящим голосом.

– Да. Самого лучшего мы еще не достигли.

– Вот как. – Она склонилась и поцеловала его в подбородок. – Итак, когда мы это сделаем?

– Я думал, ты никогда не спросишь. – Он перевернул ее на спину. Эмма не удержалась от улыбки: – Я не знала, что полагается спрашивай..

– Это помогает, – сказал он, медленно ее лаская.

Он задержал ладонь на ее животе, потом скользнул ниже. Вскоре она не могла больше выносить острого наслаждения, которое вызывали в ней его пальцы.

– Теперь, – сказала она, вытягиваясь под ним, чтобы ему было удобнее.

– Я постараюсь не причинять тебе боль, – нежно выдохнул он ей на ухо. – Ты не причинишь.

И он не причинил, во всяком случае, не более чем на мгновение. Кратчайшая боль, которая последовала за ощущением открытости. Ощущением наполненности. Ощущением вхождения чужой плоти. А когда эта плоть стала осторожно двигаться внутри нее, она положила руки на широкие плечи Мэтта и спросила себя, ощущает ли в полной мере все так, как надо.