Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Единственный хороший выход — брак.

Но овладело членами совета

Сомнение. Принцесса и султан

Различной веры, — не преграда ль это?

Захочет ли владыка христиан

Дочь отпустить в ему враждебный стан,

Чтоб стал ее супругом некрещеный,

Закону Магомета подчиненный?

«Мне от Констанцы отказаться? Нет,—

Ответил он, — скорей приму крещенье;

Без этой женщины не мил мне свет.

Поэтому оставьте возраженья

И помогите мне обресть спасенье.

Лишь в ней оно, — душе моей покой

Даст лишь Констанца, став моей женой».

Обмен посольствами, переговоры,

Содействие святейшего отца,

И рыцарства, и церкви, для которой

Сбылась мечта неверье до конца

Сразить во славу вящую творца,

К трактату привели, чье содержанье

Я предлагаю вашему вниманью.

Султан сирийский должен быть крещен

С баронами и всей дружиной ленной;

Тогда в супруги получает он

Констанцу с суммой золота отменной

И обещанье помощи военной.

Трактат скреплен был клятвою двойной.

Констанца, в путь! С тобою всеблагой.

Подробного рассказа вы не ждите

О брачном поезде, о тех, кто был

К ее блистательной причислен свите,

Которую отец ей снарядил.

Нет у меня ни времени, ни сил

Для описания столь славной свиты,

Составленной из знати именитой.

Лишь кратко сообщить могу я вам:

В нее вошли епископы, вассалы

И много видных рыцарей и дам.

Народу власть молиться приказала

В церквах о том, чтоб небо ниспослало

Младой чете во всех делах успех

И чтоб их путь свершился без помех.

И наступил отплытья день тревожный,

Отплытья день забрезжил роковой.

Охвачены горячкою дорожной,

Все стали собираться в путь морской.

Томима безотчетною тоской,

Констанца встала, бледная, с постели

И попросила, чтоб ее одели.

Как было слез не лить горячих ей,

Властителя заморского невесте?

Вдали от родины и всех друзей

Ей предстояло в незнакомом месте

Всю жизнь прожить с супругом чуждым вместе.

Лишь между близкими удачен брак,—

Всегда и всюду это было так.

«Отец, тобой взлелеянное чадо,—

Шептали бледные ее уста,—

Благослови! О мать, моя отрада

(Нежней люблю лишь одного Христа),

Прости навек! Родимые места

Я покидаю, вашей ласки милой

Я больше не увижу до могилы.

Я уезжаю к варварам от вас,

Покорно вашу исполняя волю.

Мне тот, кто умер на кресте за нас,

Поможет с горькою смириться долей,

Хотя б томилась я от тяжкой боли.

Мы, женщины, для рабства рождены

И слушаться мужей своих должны».

Когда твердыня Илиона пала,

Когда разрушил Фивы супостат,

Когда теснили рати Ганнибала

Им трижды побежденный вечный град,—

Звучали стоны горестней навряд,

Чем при прощанье девы безутешной,

Все ж надо было в путь сбираться спешно.

О твердь жестокая, чей бег дневной

Все увлекает к западу с востока

И твари всей, живой и неживой,

Велит покорствовать веленью рока!

Ты, при отплытье, в небесах высоко

Расположила хор созвездий так,

Что было ясно: Марс расстроит брак.

Извилистый восход, бедой чреватый,

С чьего пути в темнейший входит дом

Владыка часа, немощью объятый!

О Марс, о Атизар[128] в стеченье том!

Луна, ты по небу скользишь тайком

Оттоль, где пребывала ты в покое,

Туда, где дверь закрыта пред тобою.

Ужели, император, ты не мог

Найти философа в своей столице,

Который бы вам день избрать помог?

Должны бы быть благоразумней, мнится,

Столь выдающегося сана лица.

Ведь гороскоп Констанцы знали вы.

Глуп смертный и невежествен, увы!

Принцессу, полную немой печали,

Торжественно на палубу внесли;

Ее уста чуть внятно прошептали:

«Христос вам дни счастливые пошли!»

И вот корабль отчалил от земли.

Прощай, Констанца! К своему рассказу,

С тобой расставшись, возвращаюсь сразу.

Султана мать, всех подлых гадин злей,

Узнав, что сын, наперекор обетам,

От веры отрекается своей,

Тотчас послала за своим советом.

Они пришли, и на собранье этом,

Когда уселись все вокруг стола,

Она к ним речь такую повела:

«Известно вам намеренье султана?

Пренебрегая верою отцов,

Отречься от закона Алькорана,

Нам данного пророком, он готов.

Но я, на ветер не бросая слов,

Скажу одно: не соглашусь на это,—

Милей, чем жизнь, мне вера Магомета.

От новой веры нам не ждать добра!

Всех нас она поработит жестоко,

И мы в аду, когда придет пора,

Сгорим за отреченье от пророка.

Но если буду я не одинока

В горячем рвенье защитить ислам,

Вас всех спасти я обещаю вам!»

Все поклялись ей помогать всемерно,

Во всех ее делах при ней стоять

Дружиной крепкой и до гроба верной

И тьму сообщников завербовать.

Их клятву выслушав, султана мать

Свершить намеренье решила злое.

И с речью обратилась к ним такою:

«Притворно примем веру христиан,—

Что стоит окунуться, в самом деле? —

И пир такой задам я, что султан

Не заподозрит нашей тайной цели.

Его жена — хотя бы из купели

Овечкой вышла чистою она —

С себя не смоет алого пятна».

Султанша мерзкая, исчадье ада,

Семирамида новая, змея,

Таящая в себе источник яда!

Притворство — внешность женская твоя.

В твоей груди безбожная семья

Порочных и зловредных сил гнездится,

Готовых с добродетелью сразиться.

О сатана завистливый, с тех пор

Как изгнан ты из нашего предела,

Чрез женщину, творцу наперекор,

Свое проклятое творишь ты дело.

Спокон веков душа ее и тело —

Твои орудья. Этот брак святой

Решил ты раздавить своей пятой.

Султанша, эта подлая гадюка,

Свой тайный тут же распустив совет

(Подробности вам были бы в докуку)

И во дворец придя за этим вслед,

Сказала сыну, что уж много лет

К язычеству питает отвращенье,

Одну мечту хранит — принять крещенье.

Она лишь просит, чтобы ей султан

Дал разрешенье пир устроить знатный,

Чтоб угостить на славу христиан;

Султан, которому была приятна

Такая просьба, с радостью попятной

Согласье дал. Поцеловав его,

Она пошла готовить празднество.

 Пролог шкипера

И вот под гром народных восклицаний

В сирийский край с великим торжеством

На кораблях явились христиане.

И вестника послал султан о том,

Что, мол, грядет к нему супруга в дом;

Пусть мать и все ее достойно встретят

И этим Сирии любовь отметят.

Сверкающей нарядами толпой

Сирийцы с моря шли с гостями вместе,

И матерью султана был такой

Прием оказан молодой невесте,

Какой лишь дочери пристал по чести;

В ближайший город, под приветствий гром,

Бок о бок прибыли они верхом.

Я думаю, что менее прекрасен

Был Юлия триумф, что нам Лукан[129]

Представил сказочнее всяких басен,

Чем этот двойственный чудесный стан,

Когда бы не султанши злой обман.

Змея гремучая, она скрывала

Смертельное под речью льстивой жало.

Великолепной свитой окружен,

Явился вскоре и властитель края

К своей невесте юной на поклон.

В сей ликованья час их оставляя,

Про дня конец вам только сообщаю:

Когда умолк веселой встречи гул,

Все спать легли, и стан двойной уснул.

День наступил, когда султаншей злою

Был пир устроен, роскошью богат.

И вкруг столов нарядною толпою

Уселись христиане — стар и млад.

Был бесконечен блюд отменных ряд,

Но дорого им стали эти блюда

Пред тем, как пробил час уйти оттуда.

Тут, на земле, блаженства каждый час

Бедой венчается, — счастливой доли

Всегда мучителен конец для нас.

Нет под луною радости без боли.

Свое доверье к року побороли

Лишь те, кто помнит в миг счастливый свой,

Что будет этот миг сменен бедой.

Чтоб лишних слов не тратить, вам скажу я,

Что римская дружина и султан

Убиты были, за столом пируя.