Искушение астрологией, или предсказание как искусство - Дэвид Берлински

В Historia de Morbo («История болезни») [132] итальянский адвокат Габриэль де Муссис оставил отчет о чуме, болезни, пробуждавшей в людях невероятный, всепоглощающий страх. В начале книги автор говорит, что это заболевание — изначально наказание Божье. Справедливый Господь советовал человечеству раскаяться. «Недуг был послан, (и) трепещущее копье Всевышнего было нацелено на все и вся, и поразило оно весь род человеческий жестокими ранами». Чума беспощадно убивала в душах людских чувство сострадания. «Когда в доме один сляжет от болезни, — пишет он, — никто к нему не подходит. Даже близкие друзья держатся на расстоянии, утирая слезы. Врачи отказываются приходить, (и) даже священник, поддавшись панике, проводит таинства со страхом и трепетом». С той же беспощадностью разбила чума и узы между мужьями и женами, родителями и детьми. «И в предсмертной агонии жалобно звали больные друзей и соседей». Но все без толку. Их крики заставляли соседей «держаться подальше (и) запирать дома умерших».

«Я сокрушен, — признается де Муссис, — и не могу продолжать».

Столь страшной чуму сделало то, что ее симптомы говорили о болезни, которая — хотя и заканчивалась всегда одинаково — протекала у разных людей по-разному. Врач-хирург Ги де Шолиак, автор весьма полного трактата по хирургии Ars Chiurgicalis Guidonis Cauliaci Medici [133], рассказывает о том, как в январе 1348 года чума захватила Авиньон. Болезнь пожаловала в двух видах. Эпидемия чумы первого вида длилась два месяца, эта разновидность страшного недуга «характеризовалась постоянной лихорадкой и кровавой мокротой», и убивала она человека за два дня. Для второй эпидемии, длившейся пять месяцев, «характерны были абсцессы (то есть бубоны), карбункулы, опухоли на внешних частях тела, преимущественно на подмышках и в паху, люди умирали от болезни за пять дней». Инфекция была чрезвычайно заразна. Де Шолиак повествует: «Один человек подхватил ее, не живя рядом с больным, а только посмотрев на него».

Некий безымянный практикующий врач в Монпелье еще более экспрессивно приписывает страшную силу дурному глазу. «Самое опасное в этой вызывающей почти мгновенную смерть болезни, — говорит он, — происходит тогда, когда бестелесный дух исходит из глаза заболевшего, особенно во время его смерти, и попадает в глаз здорового, который смотрит на него».

Подобно Фукидиду, который рассказал о чуме, поразившей Сиракузы, эти люди стали свидетелями того, что не укладывалось у них в головах. Урон был настолько велик, что «в живых осталась едва ли четверть населения». Если сравнивать цифры, то эпидемия испанки, убившая в 1918 году более шестидесяти миллионов, нанесла человечеству более тяжелый удар, но, если посмотреть на процентное соотношение умерших и всего населения тогдашней Европы, Черная смерть выглядит пострашнее. По сути, эпидемия чумы стала самой ужасной трагедией в мировой истории, подкосившей медицину, моральные устои и литературу, погубившей лучшие умы Европы.

И никто не мог ее остановить.

К концу лета 1348 года, когда чума уже унесла жизни тысяч, а потом и сотен тысяч, Филипп, король Франции, попросил магистров медицинского факультета Парижского университета объяснить страшную беду, постигшую всю Европу. Медицинский факультет призадумался и в октябре того же года выдал ответ [134]. И отвечали парижские профессора медицины не просто на какой-то теоретический вопрос. Они сами ежесекундно рисковали жизнью. Летописи, которые вели монахи аббатства Сен-Дени, свидетельствуют, что чума проникла в Париж с севера, со стороны города Руасси, в начале 1348 года. За год в Париже умерло пятьдесят тысяч человек. На пике эпидемии Жан де Ванет, монах ордена кармелитов, писал, что более пятисот тел уносили ежедневно из Hôtel Dieu, и тогда, и сейчас главной парижской больницы.

И вот ученые доктора приступили к отчету, глубоко осознавая возложенную на них ответственность. Они понимали, что трагедия набирает силу, ибо болезнь накрывала город, подобно зловещей туче. В узких улочках Латинского квартала, где жили студенты, дома были наглухо заперты. Повозки, груженные трупами, катили вниз по склону холма к дальнему кладбищу, и гулкий цокот копыт мулов разносился окрест. На медицинском факультете работали одни врачи, все они прошли курс обучения, включавший астрологию и Аристотелевы труды. Именно на страницах отчета парижских докторов астрология как система верований была поднята до уровня интеллектуального авторитета, и происходило это в тот самый момент, когда сама жизнь ставила ее под сомнение.

Уже первые предложения этого отчета передают его общий тон. «Поначалу, видя то, что объяснить нет возможности даже у самых одаренных умов, — пишут магистры, — человеческий разум приходит в изумление. Но потом добродетельная душа поддается желанию понять и в стремлении достичь совершенства изо всех сил старается раскрыть причины удивительного явления». В человеческом разуме, продолжают магистры, «живет желание объять добро и правду». Несмотря на очевидность таких желаний, ученые редко, почти никогда, не говорят о них вслух.

Чума, сообщают магистры, представляет собой сложный феномен, вызываемый двумя отдельными, но связанными причинами. Первая причина кроется в небесах и расположении звезд. «Мы говорим, что отдаленной и первой причиной бубонной чумы был и остается рисунок небес». Именно здесь медицинский факультет прибегает не только к астрологической традиции, но также и к тезису, который к XIV веку стал каноническим внутри традиции, к вопросам здравого смысла. «В 1345 году, — замечают они — и не ошибаются, конечно, — в час пополудни двадцатого числа месяца марта, случилось большое слияние трех планет в Водолее». Этими планетами были Сатурн, Марс и Юпитер. Их слияние всегда считалось дурным предзнаменованием. «Вымирание народов и истребление подданных королевств, — добавляют магистры, — начинаются во время слияния Сатурна и Юпитера». Астролог Жан де Мур, писавший за несколько лет до 1345 года, предсказал, что слияние планет будет иметь страшные последствия, упомянув перемены в правлении, появление пророков, народные беспорядки и, что ужаснее всего, ветры жуткой силы.

Однако слияние планет не такое уж редкое явление. В 1325 году Марс, Сатурн и Юпитер уже сходились в Близнецах. И никаких эпидемий не случалось. И ветры не дули. Медицинский факультет эту тему не обсуждает, но именно к ней обращается астролог Жоффрей де Мо. Магистры полагали, что Юпитер сыграл решающую роль в распространении эпидемии. Так оно и есть, соглашается Жоффрей де Мо. Но Сатурн, которого магистры считали второстепенным, на самом деле преобладал в Водолее в 1345 году и не преобладал в Близнецах в 1325-м. Разница велика. Она объясняет, почему слияние планет может быть безвредно в один год и разрушительно в другой. Но есть еще одно отличие, даже более значительное. Затмение Луны, замечает Жоффрей де Мо, случилось в 1345 году одновременно со слиянием Сатурна, Марса и Юпитера в Водолее. Такое явление значительно увеличивает силу разных планет. «Ибо когда Солнце стоит точно против Луны, — пишет он, — то энергия и Солнца, и Луны идет к Земле по прямой линии, и смешение влияний Солнца и Луны с энергиями больших планет создает единую небесную силу». Таким образом, слияние планет в 1345 году обладало страшной мощью, которой не было в 1325-м.

Далее магистры излагают суть своих взглядов, не скупясь на детали:

Эти следствия (слияния планет) были умножены, ибо Марс — пагубная планета, порождающая гнев и войны, — был во Льве (огненный знак, поэтому его влияние усиливает влияние Марса) с шестого октября 1347 года до конца мая того же года, вместе с головой дракона, и поскольку все они горячи, то притягивают множество испарений, вот почему зима была не столь холодна, как тому следовало быть. Марс двигался обратно и потому притягивал много испарений с земли и моря, которые, смешавшись с воздухом, портили его субстанцию. Марс также стоял во враждебном Юпитеру аспекте, то есть в квартиле, и это дурно сказалось на воздухе, который стал тлетворен и губителен для нашей природы. Такое положение дел породило сильные ветры… которые вызвали усиление жары и влажности на Земле.

Астрологический анализ, таким образом, предназначался для того, чтобы вписать вспышку чумы во вселенскую схему причин. Положение планет выступало как удаленное начальное условие, которое запустило катастрофу. Но этим астрологический анализ не ограничивался. Он подсказывал светилам медицины, что с помощью вспомогательных медицинских гипотез можно согласовать в одной интеллектуальной схеме удаленные причины и их непосредственные следствия.

Подтверждая суждения XV века цитатами Галена, доктор Торний делал то же самое, что и юристы, цитируя Блэкстона[33], — то есть обращался к ведущим специалистам в своей области. Тут он видел связь между астрологической и эмпирической медициной. Гален родился примерно в 130 году во время правления императора Адриана, а умер семьдесят лет спустя, когда на троне сидел Септимий Север. Он был греком из Пергама, что в Малой Азии, и его жизнь совпала с периодом величия и могущества Римской империи. В своей медицинской философии он делал акцент на равновесии, порядке, умеренности и обдуманности суждений, что, видимо, отражало необычность обстоятельств, в которых он жил [135].